— Поехали, — сказал он. — Он может быть где угодно. Это всегда так. Обязательно один из псов ни за что не желает ехать домой. Ранним утром, когда было еще темно, его разбудил Джон-Грейди. Он застонал, перевернулся на другой бок и накрыл голову подушкой. — Просыпайся, ковбой. — Черт бы побрал, который час? — Пять тридцать. — Что на тебя нашло? — Не хочешь попробовать отыскать тех собачек? — Собачек? Каких еще собачек? Что-то я не пойму, о чем речь. — Ну, тех щенков. — Тьфу, — сказал Билли. Джон-Грейди сидел у него на пороге, упершись сапогом в косяк. — Билли! — сказал он. — Что, черт подери? — Мы можем туда съездить и попробовать приглядеться. Еще раз перевернувшись в постели, он бросил взгляд на Джона-Грейди, в темноте сидящего боком в дверях. — Рехнешься с тобой совсем, — сказал он. — Съездим, пошукаем. Я уверен, что мы их сможем найти. — Но ты уже искал и не нашел. — Возьмем с собой пару гончих Тревиса. — Тревис не дает своих собак напрокат. Мы это тридцать раз уже проходили. — Я знаю, где у них логово. — Слушай, дай поспать, а? — Ну давай! А к обеду вернемся, я гарантирую. — Умоляю, сынок, оставь старого дедушку в покое. Христом Богом прошу. Мне совсем не хочется в тебя стрелять. А то Мэк мне потом житья не даст. — Помнишь то место, откуда собаки в самом начале выскочили? Там еще такая осыпь рядом большущая. Бьюсь об заклад, что мы тогда проехали в пятидесяти футах от их логова. Сам знаешь, негде ему быть, кроме как среди тех больших скал. Они выехали, приторочив к седлам по лопате с длинным черенком, по мотыге и по четырехфутовому ломику. Пока искали что-нибудь поесть, в дверях своей каморки появилась Сокорро, в халате и папильотках, и загнала их за стол, чтобы сидели тихо, пока она поджарит им яичницу с сосисками и сварит кофе. Пока ели, она собрала им кое-что и с собой. Выглянув в окно, Билли посмотрел туда, где у кухонной двери стояли уже оседланные кони. — Быстро поели — и ходу, — прошептал он. — Не надо говорить ей, куда мы направляемся. — Хорошо. — Не хочу ее нудеж слушать. Еще до восхода солнца они были на пастбище Валенсиана, проехали мимо старого колодца. Мимо в серых потемках все брели и брели куда-то коровы. Билли ехал, держа лопату на плече. — Знаешь, что я тебе скажу? — нарушил молчание он. — Что? — В скалах могут быть такие местечки, где, сколько ни копай, до логова хрен докопаешься. — Ага. Это я понимаю. Когда выехали на тропу, идущую вдоль западного края поймы, солнце уже встало, но пряталось где-то там, за столовой горой, так что его лучи, бьющие поверх, освещали скалы много выше их, и они ехали среди остатков ночи по глубокой котловине, еще полной ночной синевы, а новый день на них медленно наваливался сверху. Подъехали к верхнему краю намывных отложений, медленно возвратились, причем Билли ехал первым, вглядываясь в землю по обе стороны коня, часто наклонялся, локтем опираясь о холку. — Это ты у нас чего, следопытом заделался? — усмехнулся Джон-Грейди. — Да я вообще на следах помешанный. Могу отыскивать по следу низколетящих птиц. — И что ты видишь? — Да вообще ни черта. Солнце спустилось по скалам ниже, осветило корявую, усеянную обломками землю под ними. Друзья остановили коней. Посидели. — Они по коровьим тропам бегают, — сказал Билли. — То есть бегали. Не думаю, что у них тут на всех одно логово. Мне кажется, это были две отдельные стаи. — Ну, может быть. — А дальше там еще будет такое же укромное место? — Чего? — Это я к тому, что тут собачья шерсть на каждом камне. Давай-ка здесь покружимся немного, держа глаза открытыми. Они снова направились вверх по распадку, пробираясь между валунами и осыпью и держась как можно ближе к стене. Покружили между скал, изучая землю под ними. Со времени последнего дождя прошла уже не одна неделя, так что все собачьи следы, оставленные в мокрой глине, давно были затоптаны коровами, а на сухой земле собаки следов не оставляют вовсе. — Ну-ка, давай вернемся, — сказал Билли. Снова они поехали под обрывом у самых скальных утесов. Пересекли щебеночный след оползня, проехали под древними каменными бабами, с непостижимыми надписями, начертанными на этих гигантских скрижалях. — А я знаю, где они, — сказал Билли. Он развернул коня на узкой тропке и поехал опять вниз сквозь нагромождение скал. Джон-Грейди за ним. Билли остановился, бросил поводья и спрыгнул наземь. Пешком протиснулся в узкий проход между скалами, снова оттуда вышел и показал куда-то ниже по склону. — Они приходили сюда с трех сторон, — сказал он. — Вон там коровы тоже подходят к этим скалам, но сюда протиснуться не могут. Видишь, там высокая трава? — Вижу. — Она высокая, потому что коровы не могут до нее добраться. Джон-Грейди спешился и последовал за Билли по скальному проходу. Походили туда-сюда, осматривая землю. Оставленные поодаль кони совали в проход морды, тоже смотрели. — Давай посидим немного, — сказал Билли. Посидели. Между скалами было прохладно. Земля хранила холод. Билли закурил. — Я их слышу, — сказал Джон-Грейди. — Да я тоже слышу. Они встали, еще послушали. Писк прекратился. Потом послышался снова. Логово оказалось в углу между скалами, ход в него изгибался и уводил под валун. Они лежали на животах в траве и слушали. — Я даже запах их чую, — сказал Билли. — Я тоже. Еще послушали. — Как же мы их оттуда достанем? Билли искоса на него посмотрел. — А никак, — сказал он. — Может, они сами вылезут?