В конце концов Питер не выдержал и начал посылать ко всем чертям треклятого губернатора, заманившего честных христиан в свою мерзкую ловушку. Наконец решено было дождаться вечера и затем спуститься в долину для разведок и розыска пропитания… Томительно долго тянулся бесконечный жаркий день. Около пяти часов пополудни Долли Вендт заметил на горизонте легкий черный дымок, могущий быть признаком приближающегося парохода, но через час темная линия дыма исчезла на горизонте и снова потянулись однообразные минуты, из которых каждая казалась нам целым часом. Наконец, солнце стало клониться к западу. Последние багровые лучи его облили пурпурным светом вершины противоположных скал и затем начали быстро гаснуть. Мы все сразу вскочили на ноги, движимые одним и тем же желанием поскорее узнать решение нашей участи. После короткой, но горячей молитвы мы двинулись вниз по головоломной тропинке к «гнезду» старого француза. Никогда партия туристов, любителей опасных горных экспедиций, не карабкалась так храбро, как четверо моряков, подстрекаемых самым могущественным из человеческих инстинктов — чувством голода. Самые опасные места казались нам пустяками. Точно на крыльях, несло нас желание поскорее добраться до места, где ожидало освобождение или смерть, то есть, в сущности, тоже свобода, но уже окончательная. Добравшись до «орлиного гнезда», мы осторожно спустились по оставленной лестнице, предварительно убедившись, что никто не подстерегал нашего приближения. К сожалению, в пещере не нашлось ничего, кроме большой кадки со свежей водой. С невыразимым наслаждением утолили мы жажду, от которой нам приходилось страдать чуть ли не больше, чем от голода, и вымыли разгоревшиеся лица и руки. Освеженные, с новой силой двинулись мы в путь, не без труда ориентируясь между беспорядочно нагроможденными скалами. Вспоминая впоследствии это путешествие, я всегда удивлялся его благополучному окончанию. Спокойные люди вряд ли нашли бы дорогу среди лабиринта скал и пропастей, мы же скользили, точно тени, каким-то чудом избегая опасных мест и двигаясь так быстро, как будто перед нами лежала удобная шоссейная дорога. Видно, голод и любопытство такие чувства, которые побеждают всякие препятствия. Спустившись до вершины первых покрытых зеленью холмов, возвышающихся примерно на восемьсот — девятьсот футов над общим уровнем долины, мы остановились и с любопытством начали вглядываться в развернувшуюся перед нами картину низменности. Хотя солнце уже закатилось, но последние отблески сумерек позволяли нам еще довольно ясно различать предметы. Первое, что поразило нас, это полное отсутствие какого бы то ни было тумана. Воздух над лесом и лугами был чист и прозрачен, и взгляд беспрепятственно уходил в далекую глубину перспективы. Правда, воздух имел какой-то странный, зеленоватый оттенок. Казалось, что смотришь вдаль сквозь слабо окрашенное зеленое стекло. Над наиболее низкими частями долины этот зеленый оттенок сгущался настолько, что превращался как бы в сеть тонких, колеблющихся теней, вполне прозрачных, но постоянно меняющих оттенки. Но все это так мало походило на туман, что мы начали считать рассказы старого француза, как и дневник мисс Руфь, простой ошибкой. Быть может, «губернатор» умышленно пугал мисс Руфь и других жителей острова, чтобы удерживать их в своей полной зависимости. Отсутствие тумана почти совершенно успокоило нас, тем более что никакого зловония до нас не долетало, хотя мы находились почти на одной высоте с крайними деревьями леса. Правда, у меня в ушах как-то странно звенело и мысли слегка путались. Но это было очевидным следствием усталости после быстрого спуска с гор, а может быть, и после насильственного поста последних полутора суток. По крайней мере, мои товарищи объясняли подобным образом свои ощущения. — Ну, что, капитан? — воскликнул Питер Блэй, улыбаясь во весь рот. — Говорил я вам, что вся эта туманная история сущие пустяки! Никакого тумана и в заводе нет! Стоило пугаться, нечего сказать. Хорошо еще, что мы вовремя спохватились, капитан. Авось, Бог даст, проберемся благополучно к одной из хижин и найдем добрую душу, не принадлежащую к шайке губернаторских разбойников, которая уступит нам хорошенького козленка или пару куриц за приличное вознаграждение, а не уступит — что ж, делать нечего, и так возьмем. Наше дело военное! Да и голодный желудок церемониться не станет! Пока Питер громко мечтал о будущем ужине, Долли Вендт пытливо вглядывался своими молодыми глазами в подробности красивой картины, расстилающейся у наших ног, и голос его зазвучал довольно неуверенно, когда он обратил мое внимание на гробовое молчание, окружающее нас. — Посмотрите, капитан, нигде не слышно ни звука, не видно души человеческой. Ни в одном из домиков не блестит огонь, ни откуда не доносится стук топора, или пение пастуха, или выстрел охотника. Точно весь остров внезапно вымер. Куда же могли деваться все его довольно многочисленные обитатели? Я не успел еще собраться с мыслями и придумать какое-либо объяснение действительно странного отсутствия жителей, как Сет Баркер закричал во все горло, не будучи в силах удержать выражение своего удивления: — Смотрите, капитан! Ведь правду говорил мистер Вендт. Поглядите туда, к северу, видите огонь под водой? Ей-Богу же, море горит, точно освещенное снизу электричеством! Питер Блэй даже присел от изумления. — Вот так история, капитан! Вот уж ни за что бы не поверил, если бы не видал собственными глазами. Огонь под водой! Слыханное ли дело? Ведь это чудо, капитан! Зрелище было, действительно, до того поразительное и невероятное, что возглас почтенного ирландца казался естественным. Вся оконечность далеко вдавшегося в море северного мыса была окружена ярко светящейся полосой воды. Не только пенящаяся линия прибрежных бурунов, но и более отдаленная часть спокойного моря казалась огненной тканью, поминутно меняющей оттенки, переливаясь от ярко-золотистого до изумрудно-зеленого цвета. На этом сверкающем фоне высокие волны разбивались миллионами сверкающих бриллиантов, то медленно вздымаясь сплошной массой темно-зеленого огня, то быстро разбегаясь тысячью лент, как бы сотканных из расплавленного серебра. Несмотря на довольно значительное расстояние, отделяющее нас от ярко освещенной водной поверхности, мы довольно ясно могли разглядеть очертания человеческих фигур под водой! Они двигались на неведомой глубине, то ясно вырисовываясь темными контурами на сверкающем фоне воды, то скрываясь под набегающими волнами, кажущимися массой расплавленных изумрудов. Поразительное зрелище было так прекрасно, что заставило нас забыть все на свете, даже то, что мы были предупреждены дневником мисс Руфи о существовании этого подводного света. Увы, воспоминание об этом дневнике напомнило мне в ту же минуту и другое его предупреждение: о смертельной опасности, грозящей каждому европейцу, остающемуся на острове во время сонного сезона. В его существовании я уже не сомневался больше, получив доказательство справедливости рассказа мисс Руфи о подводном замке. Если это удивительное жилище оказалось не сказкой, то и существование ядовитых газов не могло быть отрицаемо. Почти незаметные зеленоватые пары были ядовиты. В этом нельзя уже было сомневаться, вглядевшись в лица моих товарищей. С широко раскрытыми глазами, с пылающими лицами глазели они на ярко освещенное море, перебрасываясь замечаниями, сопровождаемыми громким смехом, неестественность которого сразу поразила меня. Долли Вендт заливался хохотом, как ребенок, чуть не подпрыгивая на месте. Желая привлечь внимание товарищей, я заговорил о том, что должно было интересовать нас еще больше, чем необычайное зрелище освещенного моря и прогуливающихся под водой людей: — А не пора ли нам подумать об ужине, Питер? Вы, кажется, совсем забыли, что мы не только не обедали, но даже и не завтракали сегодня! Старый товарищ провел рукой по своему влажному лбу, точно просыпаясь от сна. — Ив самом деле, я и забыл о голоде, капитан! — проговорил он умиленным голосом. — Дай как не забыть всего на свете, видя подобное зрелище! — перебил Долли с громким смехом. — Мне даже есть расхотелось, капитан! С беспокойством поглядел я на разгоревшееся лицо юноши, на его как-то странно мигающие глаза и предложил поскорей спуститься вниз, чтобы попытаться добраться до жилища мисс Руфи, где мы могли скорей всего найти помощь и сочувствие. Мы довольно скоро нашли уже знакомую нам тропинку через лес, у опушки которого находился бамбуковый дом мистера Кчерни. Темнота сумерек, позволившая нам любоваться волшебным зрелищем подводного света, уступила место блестящему лунному освещению. Никогда не видал я ничего подобного прелести этого бледного света, ложащегося необыкновенно нежными лиловыми тенями на ярко-зеленые ковры лугов и на темно-малахитовую листву спящего леса. Никакой художник не смог бы передать таинственное очарование тишины, в волшебном соединении голубых лучей месяца с зеленоватым паром, как бы витающим в воздухе. Что-то непонятное происходило у меня в душе. Меня манила эта ласкающая природа, мне бы хотелось никогда не расставаться с этим мягким светом, хотелось забыться под этими благоухающими кустами, забыться и заснуть… заснуть среди этих роскошных зеленых лугов. Какие чудные грезы должны сниться под этим синим небом! Какие видения должны витать под сенью этих обвитых розами пальм! Мы все молчали, быть может опасаясь высказать свои ощущения, быть может сами не сознавая их. Внезапно громкий голос Питера прозвучал болезненным диссонансом среди торжественной тишины волшебной ночи. — Капитан! Друзья, постойте!.. Глядите-ка в эту сторону!.. Что это: живые люди или трупы? — проговорил он останавливаясь, каким-то странным, точно надтреснутым голосом. Я остановился при этих словах, и все остановились вслед за мною. Справа от нас высокие кусты махрового жасмина и каких-то незнакомых розовых цветов образовали род полуоткрытой беседки. Зеленый газон мягким бархатным ковром покрывал землю. Яркий лунный свет широкой струей врывался в промежуток между ветвями и заливал небольшую поляну тихо колышащейся сетью ярко-лиловых лучей. Он осветил бледные лица моих товарищей, странно горящими глазами глядящих на человеческие фигуры, раскинувшиеся в тени цветущих кустов. Головы лежащих мужчин можно было прекрасно разглядеть при таинственном освещении лунных лучей. Один из них был уже мертв. Его стройная фигура лежала, спокойно вытянувшись, и только синеватая бледность красивого лица да стеклянный блеск черных глаз говорили о смерти. Другие два еще дышали. Все трое были одинаково одеты в морские куртки, и все трое казались уроженцами юга. Лежащий ближе к нам глядел широко открытыми глазами перед собой, в каком-то экстазе упоения любуясь невидимым волшебным видением. Другой, видимо, уже находился в агонии и, запустив руку в густые черные волосы, шептал прерывающимся голосом непонятные мне испанские слова. Помочь мы ничем не могли. Нам впору было думать о собственном спасении, если оно было еще возможно. С тяжелым вздохом отвернулся я от бедных умирающих. — Помилуй, Господи, неизвестных товарищей. Мы не можем им помочь, друзья мои, и не должны терять времени в бесплодных сетованиях. Эти несчастные лучшее доказательство того, что мисс Руфь права… Нам грозит смертельная опасность. Поспешим к берегу! Быть может, нам еще удастся уйти в море! Питер Блэй быстро зашагал по дороге, бормоча что-то непонятное. Никто не обращал внимания на его несвязные речи, в которых молитвы и проклятия смешивались с восторженными восклицаниями и с описаниями различных лакомых блюд. Долли Вендт заметно шатался, так что мне пришлось поддерживать бедного мальчика, совершенно обессилевшего и только изредка улыбающегося бессмысленной и болезненной улыбкой. Сет Баркер казался менее чувствительным к влиянию ядовитого газа. Он грузно шагал передо мной, ломая все на своем пути, точно буйвол среди тростника, изредка только запевая какую-то дикую шотландскую песню. Что касается меня, то я еще не чувствовал себя вполне обезумевшим и довольно ясно сознавал все окружающее. Только голова у меня кружилась да болезненное желание спокойствия, отдыха и забвения все более овладевало мной. Долго ли мы шли среди леса и каким образом очутились в саду, окружающем жилище мисс Руфи, я никогда не мог объяснить себе… Только здесь, в саду, полное сознание на минуту вернулось ко мне при виде группы спящих девушек. Казалось, они принадлежали к какому-то желтому племени, но при фантастическом лунном освещении, в прозрачных белых одеждах, с цветами на роскошных распущенных волосах, они показались мне прекрасными, как феи. Спали ли они или были мертвы? Решить это мы уже были не в состоянии. Но даже если их сон был смертельным, то все же он казался легок и спокоен. Ни малейшего следа страдания не видно было на их нежных личиках, а их чуть побледневшие губы улыбались детски счастливой улыбкой. Смутно помню, что это обстоятельство послужило мне утешением. — Наша агония не будет мучительна! — произнес я вслух и сам удивился звуку своего голоса, а еще более тому, что громко произнес фразу, о которой не хотел бы даже думать, не только что выговорить. — Смотри, Долли, какая прелестная группа девушек. Пять красавиц для четырех моряков. Какова удача! — заорал Питер, держась рукой за пальму. Долли попробовал что-то сказать, но только молча шевелил губами… Я понял, что бедный мальчик уже не стоит на ногах, и обхватил его за талию. — Не робей, дитя мое! Мы у пристани! Сейчас сядем в лодку и поедем обратно! Там нас ждет Руфь Белленден! Юноша попробовал сделать несколько шагов, но ноги под ним подломились, и он упал на колени. — Бросьте меня, капитан, — пробормотал он. — Торопитесь в лодку. «Южный Крест» ждет вас! А я хочу заснуть. Иначе я опоздаю к матушке на Пасху!.. Не держите меня, капитан! Я спешу на свадьбу сестры! Но я упорно держал его под руку. Последний проблеск угасающего рассудка подсказывал мне необходимость укрыться куда-нибудь от влияния ядовитого воздуха. — Идем, дитя мое, — говорил я, сознавая, что язык уже не вполне повинуется мне. — Идем в дом мисс Руфи. Она так прекрасна и добра. Она даст тебе жареную курицу с рисом, и твоя матушка не скажет, что я не уберег ее мальчика! Он уже не отвечал, очевидно потеряв сознание. Питер свалился на ступени террасы, и только Баркер еще боролся с отравой, дико размахивая своей дубинкой. — Выломай дверь, Баркер! — крикнул я отчаянно. — Каждая минута может стоить нам жизни! Баркер налег плечом на дверь. Она широко распахнулась, и я вошел, вернее, ввалился в темный коридор, увлекая с собой совершенно бесчувственного Долли и громко крикнув Баркеру приказание помочь войти полубесчувственному Питеру. Я смутно сознавал, что никого не найду в доме, сознавал и то, что отравленный воздух не пощадит нас и в комнатах, но все это как-то исчезло в моей памяти, утонув в инстинктивном животном стремлении укрыться где-нибудь хоть на минуту. — Двери!.. Двери! Тащи мистера Блэя и запирай двери, Баркер! — крикнул я с последним проблеском сознания. — Не давай ядовитому туману войти вместе с нами! Слышишь, Баркер? — Затворите двери, если вам дорога жизнь! — крикнул сзади меня другой, незнакомый мне голос. В то же время луч света прорезал темноту, и тот же незнакомый голос дружески, но убедительно повторил свое приказание: — Ради Бога, не оставляйте дверей открытыми, иначе мы все погибнем! ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Танец смерти Никакие слова не в силах передать моего удивления при виде человека, осмелившегося остаться на острове, несмотря на несомненную опасность сонного времени. Кто был этот неожиданный обитатель жилища мисс Руфи? Сообщник ли губернатора или такая же жертва, как и мы все? Могли ли мы довериться ему, или не лучше ли было бы нам оставаться умирать в саду, где, по крайней мере, нам нечего было бояться долгих мучений? Все эти вопросы вихрем пронеслись в моей больной голове в короткие мгновения, пока Сет Баркер втаскивал обессилевшего Питера в освещенный коридор и заботливо затворял наружные двери. Но таинственный незнакомец прервал мои колебания несколькими дружелюбными словами. — Входите скорее, господа! — быстро проговорил он, открывая дверь из коридора в комнату, которую я не видел во время моего посещения мисс Руфи. — Входите, не теряя времени. Я вижу, вы прогуливались, пока здешний милый воздух не обессилил вас в достаточной степени, но, благодаря Богу, вы еще вовремя добрались до спасительного порта! Он первый вошел в ярко освещенную комнату, помогая мне нести бесчувственного Долли. Мое недоверие как-то сразу исчезло. Ласковый голос незнакомца, его симпатичное, умное и открытое лицо и более всего — какое-то непреодолимое внутреннее чувство убедило меня в том, что провидение во второй раз чудесно спасло нас, послав нам в последнюю отчаянную минуту помощь преданного друга. С любопытством оглядел я небольшую, но прекрасно убранную комнату с плотно занавешенными окнами и дверями. Добрую треть ее занимали какие-то странные машины, напоминающие отчасти гидравлические аппараты… Длинные стеклянные цилиндры, соединенные каучуковыми трубками, проведены были по стенам и по потолку. На небольшом очаге горел яркий газовый огонь, распространяя не теплоту, как бы следовало ожидать, а какую-то особенную свежесть, показавшуюся моему наболевшему мозгу райским блаженством. С чувством невыразимой признательности протянул я руку нашему неизвестному спасителю. — Мы не верили в ядовитость здешнего воздуха и неосторожно спустились с гор в лесную долину! — проговорил я слабым голосом. — Почувствовав отраву, мы инстинктивно искали спасения под кровлей этого дома. К несчастью, этот бедный мальчик оказался чувствительней нас всех. Если вы знаете причину и свойство его болезни, в чем я не сомневаюсь после ваших слов, то помогите ему ради Бога, если это еще возможно. Докончите спасение, начатое вами! Незнакомец внимательно оглядел неподвижного юношу, с закрытыми глазами лежащего на софе, затем взор его скользнул по осунувшемуся лицу Питера, бессильно опустившегося на первый попавшийся стул, и по ярко-красной роже великана-шотландца Баркера, оказавшегося пострадавшим менее всех нас, хотя и в его глазах виднелся тот мутный блеск, который замечается в безумных взглядах горячечных больных. Улыбка удовольствия скользнула по тонким губам нашего гостеприимного хозяина, и он проговорил успокоительным тоном: — Юноша придет в себя через четверть часа, вы же, остальные, и того раньше. Минут через пять вы все будете здоровее прежнего. Благодарите Бога, доведшего вас благополучно до этой комнаты. Здесь вы в безопасности пока. Как видите, я заранее принял нужные предосторожности, закупорив двери и окна. При помощи вот этих машин, изобретенных мною, воздуха здесь хватит на всех нас. Правда, я не рассчитывал на такое значительное прибавление потребителей кислорода, но все же рад неожиданным гостям. Нас пятеро, значит, воздуха хватит на три дня. А потом… Ну, да потом увидим! — докончил доктор с добродушной улыбкой, очевидно не сознавая даже своего великодушного геройства. Я же не находил слов для выражения своей благодарности и своего удивления. Откуда взялся этот ученый? Цель его пребывания в этом доме была очевидна: он остался на берегу для того, чтобы исследовать ядовитые газы сонного времени и, быть может, найти для них противоядие, но каким образом допустил мистер Кчерни этого, несомненно, порядочного и дальновидного человека поселиться в своем доме? Этого я не мог себе объяснить в том состоянии нервного возбуждения, которое все еще наполняло меня лихорадочным беспокойством, очевидным последствием отравления. Товарищи мои молчали, понемногу приходя в себя. Долли Вендт открыл глаза и слегка шевельнулся. Доктор — я не ошибся, считая нашего спасителя ученым-врачом, — доктор поспешил придвинуть к юноше одну из стеклянных банок, из воронкообразного горлышка которой вылетала непрерывная струя свежего, живительного воздуха. Затем он слегка уменьшил огонь газового очага и принялся протирать различные стеклянные трубки, в то же время обращаясь ко мне с короткими вопросами. — Каким образом остались вы на берегу, господа, а не последовали за вашими товарищами? — внезапно спросил он, очевидно считая нас принадлежащими к команде мистера Кчерни. С минуту я не знал, что ответить. Осторожнее было бы выдать себя за друзей домохозяина, особенно перед, очевидно, близким к нему человеком, но, с другой стороны, мне невыносимо казалось прослыть за участника грабежей и убийств, да, кроме того, было бы неблагодарностью обманывать человека, спасавшего нам жизнь, жертвуя собственной безопасностью. Поэтому я решился отвечать вполне откровенно. Сообщив наши имена, я наскоро объяснил, что хотя мы и знакомы с мистером Кчерни, но уж никак не можем быть причислены к его друзьям, упомянув при этом, что я приехал на остров не ради его самого, а ради его жены, мистрис Руфь Кчерни. — Да разве здесь существует какая-нибудь мистрис Кчерни? — недоверчиво проговорил доктор. — Уверены ли вы в том, что дама, о которой вы говорите, действительно законная жена князя, владетеля Кеннского острова? Несмотря на свою слабость, я вскочил от негодования, услыша подобное сомнение. — Уверен ли я? Да как я могу быть не уверенным, когда я сам был шафером мисс Руфи Белленден, теперешней мистрис Кчерни! А вот почему вы называете этого господина «князем», я не могу понять! Я достоверно знаю, что он просто венгерский скрипач-виртуоз, называющий себя графом только на афишах, на самом же деле не имеющий никаких серьезных прав на какой бы то ни было титул. Жена его добрейшее и совершеннейшее создание, заслуживающее лучшей участи, чем быть жертвой такого мужа! Доктор задумчиво покачал головой и как-то загадочно улыбнулся. — Вот так открытие! Признаюсь, я не ожидал ничего подобного, высаживаясь три дня тому назад. Я приехал сюда из Сан-Франциско вместе с князем, или графом, или просто мистером Кчерни на его яхте и в первый раз слышу о существовании здесь законной княгини. Это преинтересная новость! Чрезвычайно интересная новость — особенно для дам. Я знаю нескольких прекрасных леди, которые крайне огорчились бы, услыша ваше невероятное сообщение! С досадой перебил я словоохотливого ученого: — Ради Бога, объяснитесь, доктор! Ваши слова и еще больше ваши улыбки и недомолвки возбуждают во мне самые печальные подозрения. Умоляю вас, скажите мне всю правду! Если хотите, я вам подам пример откровенности, сообщив, что я давнишний друг мистрис Кчерни. Я знал ее еще ребенком, будучи капитаном яхты «Мангатан», принадлежащей ей, тогда еще мисс Руфь Белленден!