Дворцов, сановников и в Петербурге немало. Удивились юные моряки шведской деревне. Добротным, чистым домам, зажиточному крестьянскому хозяйству. Вспоминали косые, крытые серой соломой избы, мужика с деревянной сошкой — крепостную Русь. Плыла по морю частица крепостной Руси. На бриге «Феникс» плыли семь офицеров, один доктор, двенадцать гардемаринов. Плыли сто пятьдесят матросов. Из губерний Смоленской, Орловской, Вятской. Родились матросы рабами барскими. Землю пахали, сено косили, хлеб молотили. А забрили им лбы — стали рабами царскими. Лазали по вантам, ставили паруса. — Гляди, ваше благородие, как надо снасть клетневать, — показывал матрос Ефим. — Сперва веревку смоленой парусиной обкладываю, клетневиной. А потом обматываю тонкой бечевкой. Шкимушкой. Били рабов одинаково: что на барской конюшне батогами, что на царском корабле линем — крепкой веревкою. Матросы были двуязыкие. На вахте говорили по-флотски, в кубрике — по-мужицки. Поздно вечером на палубе кто-то хохотнул коротко в темноте, совсем рядом, — Даль услышал знакомый голос матроса Ефима: — А вот я, братцы, скажу вам сказку. На море на окияне, на острове на буяне стоит бык печеный, в заду чеснок толченый, с одного боку-то режь, а с другого макай да ешь… Но утром, когда ветер переменился, Ефим взглянул на паруса, обронил: — Ничего, под зарифленными марселями как раз дойдем… Прибыли в Копенгаген. Датские гардемарины закатили бал в честь русских товарищей. На бал пригласили девушек. У каждого была своя «дама». Когда начались танцы, Даль сбежал. Спрятался в чулане под лестницей — и уснул. Его растолкали перед ужином. Он вбежал в сверкающую залу и остановился растерянный — не мог вспомнить свою «даму». Опять ездили смотреть дворцы и вельмож. В Эльсиноре, на том месте, где принцу Гамлету явилась тень отца, гардемарины разыграли сцену из Шекспира. Их принимал и настоящий принц — Христиан. Он не жил в каменном сером замке, похожем на скалу. Жил в летней резиденции, зеленой и солнечной. Кусты подстрижены, дорожки посыпаны песком. Немолодой мужчина ждал гардемаринов в саду, грыз сочную грушу. У мужчины была жена — принцесса Луиза, десятилетний сын Фердинанд. При летнем дворце принца было хорошо налаженное хозяйство: искусно и тщательно, как на плане, вскопанные огороды, гладкий чистый скот, сытая домашняя птица. С таким принцем не могло произойти ничего чудесного. Принцу доложили, что отец Даля — датчанин, тридцать лет назад уехавший в Россию. Принц обратился к Далю по-датски. Даль отвечал по-французски, что датского языка не знает. Даль ходил по узким улицам острокрыших городов, слышал датскую речь вокруг, датчане здоровались с ним, брали ласково под руку. Даль ходил по земле своего отца, своих предков. Он твердил себе: «Это моя родина, мой язык». Глазам и ушам было интересно. Сердцу прохладно. Как под серыми каменными сводами старого замка. Даль стоял на берегу, у самого края датской земли, отмеченного белой пенной полоской прибоя. Перед глазами выплывали степь, дорога, покосившиеся избы, крытые соломой постоялые дворы. В размеренном тихом плеске моря слышалась Ефимова сказка: На море на окияне, на острове на Буяне… Князь Ширинский-Шихматов посадил Даля в коляску, повез по Копенгагену. Они стучались в чужие дома, искали людей по фамилии Даль — родственников. Дали-однофамильцы оказывались чужими, родственников не находилось. Князь огорчался. Даль радовался. Они были чужими — однофамильцы, а не родственники. Даль хотел домой. Дом был там, за морем. Дания была родиной предков. Не его родиной. Вечером накануне отплытия матросы пели на палубе. Песни пели русские, протяжные. Даль стоял поодаль у борта, слушал. Ему плакать хотелось. Подошел Ефим: — Что, ваше благородие, нешто жалко отсюда уезжать? Даль покачал головой — нет: — Домой хочу. Ефим помолчал, потом сказал: — Видать, правда — где кто родится, там и пригодится. ДОПОЛНЕНИЕ. НЕКОТОРЫЕ МОРСКИЕ СЛОВА, ОБЪЯСНЕННЫЕ САМИМ ДАЛЕМ И ПРИВЕДЕННЫЕ ЗДЕСЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛО ПОНЯТНО В ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЕ Бейдевинд — курс, путь, бег, ход судна сколь можно ближе к ветру. Бригантина — бриг гораздо меньшего размера, с косыми парусами. Ванты — веревочная лесенка с одной только правой стороны мачты для лаженья. Встропливать блоки — блок: две деревянные щеки, между коими вставлен на оси кружок, каточек с пазом по ребру для тяги через него снасти, веревки. Строп: веревочный круг для тяги, для подъема. Остропленный (встропленный) блок — оплетенный, обогнутый стропом. Грот-марса-рей — второй из поперечных деревьев, рей, для привязки к ним парусов на грот-мачте; нижний — грота-рей; второй — грот-марса-рей; третий — грот-брам-рей; четвертый — грот-бом-брам-рей. Грот-мачта — средняя, а где их две, обыкновенно задняя. Зарифить (парус) — убавить его с помощью рифов, продетых сквозь парус завязок. Квартер-дек (шканцы) — часть верхней палубы от кормы или от юта до фок-мачты. Кноп — глухой кругловатый узел на конце веревки, сплетаемый из распущенных прядей. Лаг — снаряд для измерения скорости судна. Кроме того, лагом называют одну сторону, бок корабля, относительно к пушкам; палить лагом — из всех орудий одной стороны. Марс — дощатая или решетчатая площадка у топа (вершины) мачты. Марсель — второй снизу прямой парус. Пеленги (брать) — замечать глазом по компасу направленье от себя предмета. Салинг — вторая площадка мачты, на втором колене ее (стеньге): четыре накрест связанные бруска. Секстан — угломерный снаряд для наблюдения высоты и взаимного расстояния светил. Снасти (корабельные) — все веревки, идущие на вооруженье (см. Такелаж). Сплеснивать (снасть или веревку) — срастить, сплести два конца в одно, скрепить без узла, проплетая концы прядей взаимно. Такелаж — снасти, все веревочное вооруженье, снаряженье корабля. Стоячий такелаж — служащий для поддержки мачт и их продолженья. Бегучий такелаж — который тянется, коим управляют парусами, ходом. Фок-мачта — передняя. Фрегат — трехмачтовое военное судно об одной закрытой батарее. Шкуна — мореходное судно о двух наклонных назад мачтах. Шлюп — военное судно, близкое к фрегату. ВОЗВРАЩАЕМСЯ К НАЧАЛУ И вот мы снова в широком заснеженном поле, в не помеченной на картах точке у Зимогорского Яма, где началась биография Даля. 1819 год. Бриг «Феникс» давно возвратился из плавания — сонно покачивается в Кронштадтском порту. Отмылась с ладоней смола. Шея снова привыкла к тесному высокому воротнику. Опять противный свист розог в ушах. Когда гардемарин выходил из корпуса, начальство требовало с отца деньги за розги, потраченные на воспитание сына. Оказывается, розгам и ударам вели счет. Теперь все позади — классы, скамья, воспитатели, парадная зала, в которой может маневрировать батальон, выпускные экзамены — геодезия, кораблестроение, морское искусство.