«ЛАПОТЬ — короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколотки, из лык (лычники), мочалы (мочалыжники), реже из коры ракиты, ивы (верзни, ивняки), тала (шелюжники), вяза (вязовики), березы (берестяники), дуба (дубовики), из тонких корней (коре́нники), из драни молодого дуба (дубачи), из пеньковых оческов, разбитых ветхих веревок (курпы, крутцы, чуни, шептуны), из конских грив и хвостов (волосяники), наконец, из соломы (соломенники). Лычный лапоть плетется в 5—12 строк, пучков, на колодке, кочедыком, коточиком (железный крючок, свайка) и состоит из плетня (подошвы), головы, головашек (переду), ушника́, обу́шника (каймы с боков) и запятника; но плохие лапти, в простоплетку, без обушника и непрочны; обушник, или кайма, сходится концами на запятнике и, связываясь, образует оборник, род петли, в которую продеваются оборы. Поперечные лыки, загибаемые на обушнике, называются ку́рцами; в плетне обычно десять курцев. Иногда лапоть еще подковыривают, проходят по плетню лыком же или паклею; а писаные лапти украшаются узорною подковыркою. Лапти обуваются на портяные и шерстяные подвертки и подвязываются оборами в переплет накрест до колена; лапти без обор для дома плетутся повыше обычного…» А дальше еще двенадцать наименований лаптей и двадцать восемь пословиц и поговорок про лапти. «Толковый словарь» Даля берут в руки не только для того, чтобы найти и объяснить нужное слово. Его открывают как величайшую сокровищницу языка нашего. Как богатейшее собрание пословиц — хранилище народной мудрости. Его читают как повесть. Его изучают как своеобразную энциклопедию жизни русского народа. 7 Когда первая половина словаря была готова, Даль решил ее издать. Но появилось новое затруднение: нужно было самому оплатить типографские расходы. Денег у Даля не оказалось. В Нижнем Новгороде он получал 1571 рубль 43 копейки годового жалованья. А тут требовалось выложить на стол сразу три тысячи. Издатели не верили, что выпуск в свет Далева словаря окупится, хотели иметь в кармане наличные, на всякий случай. Ни одно российское учреждение не нашло средств на издание словаря. Публицист А. И. Кошелев, человек высокой культуры и к тому же весьма обеспеченный, дал свои. Даль взял, но только взаймы. Он отдал потом Кошелеву эти три тысячи. И все-таки словарь, подобного которому нигде и никогда в мире не было, получил право на жизнь благодаря милостям богатого покровителя. 8 Возмущался историк Михаил Петрович Погодин. — Общество, приобретая труд Даля для всенародной пользы, ничем не вознаградило того, кто пожертвовал всей жизнью для этого труда. Даля прославлять надо, — твердил Погодин, — путешественникам показывать, как величайшую знаменитость. — Чем прославлять Даля, лучше бы за счет общества ему помощника наняли, — возражал Погодину один практичный литератор. Пока шли споры, Даль держал корректуры, то есть читал и правил оттиски с набора. Над Далевым словарем типографским наборщикам пришлось изрядно потрудиться. Много непривычных слов в тексте. Часто приходилось менять шрифты. Даль просил для наглядности главное слово в гнезде набирать прописными буквами, производные слова — жирным курсивом (косым шрифтом), толкования слов — прямым светлым шрифтом, примеры — светлым курсивом; в одном гнезде, на протяжении нескольких строчек, шрифт иной раз менялся четыре-пять раз. Не мудрено, что в наборе появлялись опечатки. А в словаре ни одной ошибки быть не должно. Обычно читают две или три корректуры: прочтут, укажут опечатки, а потом просят следующий оттиск, чтобы проверить, исправлены ли. Даль держал четырнадцать корректур словаря! Четырнадцать раз подряд с величайшей тщательностью, цепляясь за каждую буковку, за каждую запятую, он прочитал две тысячи семьсот шестнадцать больших страниц плотного текста. Вздыхал: «Для одной пары старых глаз работа и впрямь тяжела и мешкотна». Вздыхал и работал. А приятели горячились, спорили, чем помочь Далю, как его прославить. 9 Первое издание «Толкового словаря» было завершено в 1866 году. Даль радовался: «Спущен на воду мой корабль!» Последние год-два он изменил привычному распорядку дня — с утра до поздней ночи сидел над корректурами, рылся в записях, в книгах, дополнял свой труд, уточнял толкования слов. Токарный станок, верстачок стояли заброшенные. В редкие минуты отдыха Даль клеил наскоро коробочки деревянные, пристрастился для разминки гонять шары на бильярде. Боялся: вдруг умрет, не доведет дело до конца. Тогда пролетела жизнь впустую. Он шел один. Попутчиков почти не было. Даль понимал, что придется труд огромный взвалить целиком на свои плечи. Он объяснял: «Помощников в отделке словаря найти очень трудно. Кто согласится отдать безвозмездно годы жизни своей чужому делу». Дело было новое, неизведанное. Никто не хотел рисковать. Даль иногда отчаивался: «Не помощи прошу, а поддержки». Ему сочувствовали. Особенно когда дело подходило к концу. Сторонники у Даля были. Сподвижников не было. В «Толковом словаре» слово «сподвижник» определяется: «Соучастник в каком-либо общем подвиге». «Толковый словарь живого великорусского языка» — подвиг самого Даля. А уж если искать ему сподвижников, то не в ученом собрании, не в литературном салоне, не в издательстве, а в затерянных среди лесов и полей деревнях, в солдатской казарме, в шумных ярмарочных рядах — всюду, где по-русски говорят, поют, сказки сказывают, где слышно бесценное народное слово. Даль был нешумлив. Он не любил говорить громко и не любил громких фраз. Поэтому, когда в частном письме среди деловых заметок, горьких жалоб и грустных размышлений он вдруг прорывается: «Я полезу на нож за правду, за отечество, за Русское слово, язык!» — ему веришь. 10 Слова живут. Даль недаром назвал свой труд словарем живого русского языка. Когда через тридцать лет после смерти Даля выходило в свет третье издание «Толкового словаря», — редактор включил в него двадцать тысяч слов, которых у Даля не было. Время рождает слова. Но время и убивает их. С недоумением встречаем у Даля туманное слово ипакои; Даль его объясняет: «стихира по третьей песни на утрени». Объяснение нам ничего не объясняет. Умирающие слова: чтобы понять их, опять-таки надо рыться в словарях. Но от того, что рождаются новые слова и умирают старые, что слова могут быть юными, со звонким петушиным голосом, и древними, седобородыми, недовольно ворчащими на нынешнее поколение, — от этого дело жизни Даля становится особенно значительным. Оно — не покоренная вершина, а вершина, вечно непокорная. Даль сделал все, что мог, и сделал очень много. Труд его беспримерен. И по сей день — великий подвиг. Владимир Ильич Ленин под впечатлением Далева труда предлагал создавать словарь современного русского языка. Ленин понимал, что новая жизнь в стремительном ее развитии подскажет народу множество новых слов. Новой России понадобится новый словарь. Ленин, как всегда, видел Завтра. Но завтрашнему Далю не придется начинать в чистом поле. Четыре тома «Толкового словаря» — большая высота. Завтрашнему Далю легче будет идти к вершине, но и он никогда ее не достигнет. Потому что, пока есть жизнь, — нет конца словам. И делу, начатому Далем, нет конца. Дерево смотри в плодах, человека — в делах. «ЗАПИШИ СЛОВЕЧКО…» Корабль, убыстряя ход, бежит по стапелю. Вот острой грудью коснулся воды — и уже рассек надвое темную бухту. Качнулся с боку на бок раз, другой, весело распластал паруса — широкие белые крылья. А корабельные мастера остались на берегу. Темные, большерукие, в белых праздничных рубахах. Корабль плывет навстречу солнцу. Тяжелые паруса тают в небе, в море, становятся блеском волны, сверкающим острым осколком. А корабельные мастера остались на берегу, смотрят из-под руки, и солнечные зайчики жгуче всплескивают на заткнутых за пояс топорах. Даль видел, как спускают на воду корабли. Теперь его корабль спущен на воду, поплыл к солнцу. Корабельный мастер остался на берегу. Ему не угнаться за своим детищем, за своей славой. Корабль плывет в будущее. А Даль в прошлом. Ему семьдесят. Он уже в самом деле хил и немощен. Ему теперь даже до Зоологического трудно, он бродит по своему заросшему садику. В зале вдоль окон — кадушки с растениями. Даль сидит возле кадушек в глубоком мягком кресле. Иногда сорвет листок, разотрет между ладонями. Ладони пахнут зеленью, лесом. До леса ему теперь не добраться. А та изба, из мечты, из сказки, — далеко, за лесами, за горами. До нее теперь не добраться. Шаркая ногами, он идет к бильярду. Ловко разбивает пирамидку. Удар за ударом загоняет в лузы четыре шара. Бильярд старинный, огромный, на двенадцати толстых ножках, соединенных перекладинами. Внуки, которые появились теперь в доме, любят играть под бильярдом. Даль ласково прислушивается к их лепету. Терпеливо подсказывает взамен иностранных русские слова. Иногда пишет для них сказки или короткие повестушки — «бывальщинки». Внуки помогают Далю подводить итоги. Глядя на веселую возню детей, он пишет приятелю: «Молодому поколению предстоит сильная борьба за правду, вместо которой нам, старикам, только показывали кукиш». Далю бороться уже некогда. Он очень свободен, старый Даль. Он никогда не был так свободен. Завершен словарь. Вышли в свет «Пословицы». Сказки, песни, лубочные картинки, записки о народных обычаях — все свои сокровища он раздарил другим собирателям. Можно бы начать жизнь снова, посвятить ее новому великому делу. Но уже поздно. Поэтому Даль не расстается со старым — записывает слова. Есть еще очень много неведомых слов. Они отыскивают тихий дом на Пресне, приходят к старому Далю. Они не могут миновать его. Когда-то Гоголь собирал материалы для словаря. Потом, после Даля, пустится на охоту за словами драматург Островский. Но ни к кому слова так не шли, как к Далю. К нему — будто рыбы на свет. После смерти Даля поэт Алексей Толстой писал огорченно: «Припас полсотни слов, пропущенных в Далевом словаре, а кому их теперь передать — не знаю. Кто продолжит дело?» Но, пока жив Даль, — сам продолжает дело. С утра садится за стол. Кладет по правую руку табакерку, красный платок. Подвигает ближе клейстер, ножницы. Вырезает «ремешки» из бумаги, вписывает новые слова. На столе стоят в стакане ручки с металлическими перьями, но Даль, по старой привычке, пишет гусиным — этак буквы получаются круглее и четче; писать мелко, неразборчиво он не имеет права — неизвестно, успеет ли переписать. Даль работает. Пишет на «ремешках» новые слова, «ремешки» вклеивает между страницами словаря: готовит второе, дополненное издание. Он теперь быстро устает: голова кружится, руки дрожат. Он бормочет под нос старую прибаутку: «А когда досуг-то будет? А когда нас не будет». Даль по-прежнему работает один. Помощников у него нет. Сподвижников нет. Даль умер 22 сентября 1872 года. За полгода до смерти он совсем ослабел. В заросший садик и то не выходил. Даже до кадушек не было сил добраться. Сидел но в кресле своем — в кровати. Говорят, перед смертью Даль подозвал дочь, попросил: — Запиши, пожалуйста, словечко… Это быль. А если нет, значит, нужна такая выдумка. Надо, чтобы последнее слово Даля было о словах. Пословицы не будет… 1