— Тогда предоставим доказать это полиции. После того, как уберемся отсюда. Какое-то время мы лежали молча. Через парусину я слышу, как Эллиот и Вивиан говорят у костра, пока сидят в дозоре. Я слышу пронзительный писк насекомых, далекий хохот гиен, и размышляю, жив ли еще Джонни или его труп прямо сейчас разрывают на части и пожирают. Рука Ричарда сжимает мою ладонь. Медленно, неуверенно, его пальцы переплетаются с моими. — Люди двигаются дальше, Милли. Это не значит, что прошедшие три года были потеряны впустую. — Четыре года. — Мы не те же люди, которыми были, когда познакомились. Жизнь не стоит на месте, и мы должны решить это как взрослые люди. Выяснить, как поделить наши вещи и как сказать об этом нашим друзьям. Сделаем все без драмы. Для него говорить такие вещи гораздо проще. Возможно, я первая объявила о том, что между нами все кончено, но на самом деле он был тем, кто уходит. Теперь я осознала, что он собирался уйти от меня очень, очень давно. Африка наконец-то подтолкнула его, Африка, показавшая, насколько мы не подходили друг другу. Возможно, когда-то я и любила его, но теперь мне кажется, что я никогда не любила его по-настоящему. Конечно, я не люблю его сейчас, пока он, как ни в чем не бывало, рассуждает об условиях нашего разрыва. О том, что я должна найти новую квартиру, как только мы вернемся в Лондон. Не примет ли меня на время моя сестра, пока я не подыщу хорошее местечко? А потом обо всех вещах, которые мы покупали вместе. Я могу забрать кухонную утварь, а компакт-диски и электроника достанутся ему, достаточно справедливо? И о том, что хорошо, что у нас нет никаких домашних животных, которых пришлось бы делить. Я вспоминаю о том, как совершенно другой ночью мы, свернувшись калачиком на диване, планировали эту поездку в Ботсвану. Я представляла себе звездное небо и коктейли у костра, а не эти бесстрастные условия расставания. Я поворачиваюсь на бок, отвернувшись от него. — Хорошо, — говорит он. — Мы поговорим об этом позже. Как цивилизованные люди. — Точно, — бормочу я. — Цивилизованные. — А теперь мне надо немного поспать. В четыре часа мне нужно заступать на смену. Это последние слова, которые он когда-либо говорит мне. Я просыпаюсь в темноте и какое-то время не могу сообразить, в какой палатке нахожусь. Потом все обрушивается на меня вполне физической болью. Мой разрыв с Ричардом. Одинокие дни впереди. Внутри палатки так темно, что я не могу сказать, лежит ли он рядом со мной. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его, но нащупываю лишь пустоту. Это будущее: мне стоит привыкать спать в одиночестве. Ветки хрустят, когда кто-то или что-то проходит мимо моей палатки. Я напрягаюсь, чтобы рассмотреть через парусину, но темно настолько, что я не вижу даже малейшего свечения костра. Кто позволил огню погаснуть? Кому-то нужно подбросить дров, пока он совсем не потух. Я натягиваю брюки и обуваю ботинки. После всей болтовни о том, чтобы оставаться настороже и стоять в дозоре, эти бесполезные идиоты не смогли сохранить даже нашу главную защиту. Пока я расстегиваю палатку, раздается первый выстрел. Кричит женщина. Сильвия? Вивиан? Не могу сказать, которая из них, все, что я слышу — паника в ее голосе. — У него ружье! О, Боже, у него… Я вслепую ищу в темноте сумку, в которую положила свой фонарик. Моя рука нащупывает застежку, когда раздается второй выстрел. Я выбираюсь из палатки, но вижу только тени. Что-то движется мимо угасающих углей костра. Джонни. Он здесь, чтобы отомстить. Гремит третий выстрел, и я бросаюсь в темноту буша, почти достигая проволоки, очерчивающей периметр, когда спотыкаюсь обо что-то и падаю на колени. Я нащупываю теплую плоть, длинные спутанные волосы. И кровь. Одна из блондинок. Мгновенно я вскакиваю на ноги, вслепую бросаясь в ночь. Слышу колокольчики, зазвеневшие, когда мой ботинок задевает проволоку. Следующая пуля проходит так близко, что я могу слышать ее свист. Но теперь я укрыта в темноте, мишень, которую Джонни не может увидеть. Позади меня раздаются крики ужаса и один последний громогласный выстрел. У меня нет выбора, я в одиночку ныряю в ночь. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ БОСТОН — Вечно старается доказать, что он прекрасный сотрудник. Тогда уж мог бы постараться приехать вовремя, — заявил Кроу, с улыбкой глядя на свои наручные часы. — Должен быть здесь еще двадцать минут назад. — Уверена, что у детектива Тэма имеется веская причина для опоздания, — проговорила Маура, кладя правую бедренную кость Джейн Доу[86] в правильном анатомическом порядке на стол из нержавеющий стали, издавшем зловещий лязг. В холодном свете ламп кости казались пластиковыми и ненастоящими. Отбросьте кожу и плоть молодой женщины, и это все, что останется: костяной остов, к которому крепится плоть. Когда в морг привозят человеческие скелеты, они часто бывают неполными: отсутствуют мелкие кости рук и ног, которые так легко унести падальщикам. Но эта Джейн Доу была завернута в пластик и захоронена достаточно глубоко, что защитило ее от когтей, зубов и клювов. Вместо них пришли насекомые и микробы, пировавшие плотью и внутренностями и обглодавшие кости дочиста. Маура расположила эти кости на столе с точностью гроссмейстера-стратега, готовящегося к игре в анатомические шахматы. — Воображает себя каким-то эрудитом только потому, что азиат, хмыкнул Кроу. — Ну, не такой уж он и умный, каким себя считает. У Мауры не было ни малейшего желания поддерживать этот разговор, как и вообще любой разговор с детективом Кроу. Когда он заводил одну из своих многочисленных тирад о некомпетентности других, обычно главный удар приходился на адвокатов и судей. То, что он издевался над собственным напарником, Тэмом, заставило Мауру чувствовать себя особенно неловко. — А еще в нем есть какая-то скрытность. Никогда не замечали? Он что-то делает у меня за спиной, — продолжал Кроу. — Вчера я заметил открытый документ на экране его ноутбука и спросил его о нем. Он просто нажал клавишу выхода и закрыл файл. Сказал, что это кое-что, с чем он разберется сам. Ха! Маура подобрала левую малоберцовую кость, подходящую к большеберцовой, и выложила их в ряд, напоминающий костяные рельсы. — Я видел, на его компьютере был открыт файл ППНП.[87] Я не отправлял в ППНП никакой запрос. Что, черт возьми, он пытается от меня скрыть? Что за игру он затеял? Маура не поднимала глаз от костей. — Вряд ли незаконно отправлять запрос в ППНП. — Не сообщив своему напарнику? Говорю Вам, он скрытный. И это отвлекает его от нашего дела. — Может, это касается вашего дела. — Тогда почему он держит это в тайне? Чтобы вытащить в подходящий момент и произвести на всех впечатление? Сюрприз, гениальный детектив Тэм раскрыл дело! Да, он будет рад утереть мне нос. — На него это не похоже. — Вы еще не раскусили его, док. «Но я раскусила тебя», — подумала Маура. Кроу представлял собой классический пример тщеславности. Если кто и был жаден до внимания, так это Кроу, которого коллеги за глаза называли Детектив Голливуд. Появись команда телевизионщиков поблизости, и он сразу же заявится туда, загорелый и готовый к съемке в своем сшитом на заказ костюме. Когда Маура положила последнюю кость на стол, Кроу снова схватился за свой мобильник, оставив Тэму еще одно злобное голосовое сообщение. Насколько же проще было иметь дело с молчанием мертвых. Пока Джейн Доу терпеливо ждала на столе, Кроу расхаживал по комнате, излучая ядовитое облако враждебности. — Хотите послушать об останках Джейн Доу, детектив? Или предпочтете дождаться моего письменного рапорта? — спросила она, надеясь, что он выберет второй вариант и оставит ее в покое. Он сунул мобильник в карман. — Да, точно. Приступайте. Что у нас есть? — К счастью, наш скелет полный, поэтому не придется строить догадки. Это женщина, возраст от восемнадцати до тридцати пяти лет. Основываясь на длине бедренной кости, ее рост составлял около пяти футов и трех-четырех дюймов. Моделирование лица даст нам представление о ее внешности, но если взглянуть на ее череп… — Маура подняла череп и осмотрела носовые кости. Затем перевернула его, чтобы изучить верхние зубы. — Узкая носовая полость, высокая переносица. Верхние резцы ровные. Все это характерно для европеоидной расы. — Белая девочка. — Да, с хорошими зубами. Все четыре зуба мудрости удалены, и у нее нет кариеса. Ее зубы в идеальном состоянии. — Богатая белая девочка. Не англичанка. — Поверьте, англичане тоже посещают ортодонтов. Стараясь игнорировать его раздражающие комментарии, она переключила внимание на грудную клетку. Ее взгляд снова упал на отметину от пореза в мечевидном отростке. Она попыталась представить другие варианты, объясняющие зарубку на грудине, но кроме лезвия ножа на ум ничего не приходило. Если живот был вспорот сверху вниз, именно в этом месте ударило бы лезвие, в костяной щит, защищающий сердце и легкие. — Может, это колотая рана, — предположил Кроу. — Может, он целился в сердце. — Полагаю, это вполне возможно. — Вы все еще считаете, что ее выпотрошили. Как Леона Готта. — Я считаю, все предположения по-прежнему лежат на столе. — Можете назвать лучшее время смерти? — Не существует лучшего времени смерти. Есть только наиболее достоверное. — Без разницы. — Как я уже говорила Вам на месте преступления, процесс полного скелетирования может занять несколько месяцев или лет в зависимости от глубины захоронения. Любая оценка будет неточной, но тот факт, что кости распались, говорит мне… — Она замолчала, внезапно сосредоточив внимание на одном из грудных ребер. На месте захоронения она упустила из вида эту деталь и даже сейчас, в ярком свете ламп, отметины были едва заметны. Три зарубки, расположенные на одинаковом расстоянии, виднелись на задней части ребра. Точно такие же зарубки, как и на черепе женщины. Нанесенные одним и тем же инструментом. Дверь морга распахнулась, и вошел детектив Тэм. — Опоздал на сорок пять минут, — рявкнул Кроу. — Почему ты даже не удосужился об этом предупредить? Тэм едва взглянул на своего напарника, его внимание было приковано к Мауре. — У меня есть для Вас ответ, доктор Айлз, — произнес он и вручил ей папку.