— Я просто хочу сказать, что у нее есть инстинкт полицейского. А это уже хорошо. — Сейчас я хочу, чтобы моя жена следовала только одному инстинкту — инстинкту самосохранения, — возразил Габриэль. — Мне нужно получить ее живой и невредимой. Так что не рассчитывайте на ее геройство. Лучше думайте, как вызволить ее оттуда, черт возьми! — Мы сделаем все возможное, чтобы обезопасить вашу жену, агент Дин, — заверил его Стилман. — Обещаю вам. — Кто эта женщина? — Мы все еще пытаемся установить ее личность. — Чего она хочет? — Может быть, агент Дин и доктор Айлз покинут трейлер и дадут нам возможность спокойно работать? — вмешался Хейдер. — Нет, пусть остаются, — возразил Стилман. — Ему нужно знать, что происходит. Это естественно. — Он взглянул на Габриэля. — Сейчас мы пытаемся тянуть время, чтобы дать ей возможность успокоиться и вступить в переговоры. Пока никто не пострадал, можно подождать. Габриэль кивнул. — Все правильно. Никаких штурмов, никаких выстрелов. Они все должны остаться в живых. — Капитан, у нас есть список! — воскликнул Имертон. — Имена до сих пор не обнаруженных сотрудников и пациентов. Стилман выхватил из принтера страницу и пробежал глазами список. — Она там? — спросил Габриэль. После паузы Стилман кивнул. — Боюсь, что да. — Он протянул список Хейдеру. — Шесть имен. Эту же цифру назвала преступница, когда звонила на радио. Она сказала, что у нее шестеро заложников. — Он не решился произнести то, что прозвучало вслед за этим: «И пуль хватит на всех». — Кто видел этот список? — спросил Габриэль. — Администратор больницы, — ответил Хейдер. — И тот, кто помогал составлять его. — Прежде чем его увидит кто-нибудь еще, вычеркните мою жену. — Это просто имена. Никто не знает… — Любой репортер за десять секунд выяснит, что Джейн служит в полиции. — Он прав, — подтвердила Маура. — Все репортеры криминальной хроники знают это имя. — Убери ее имя из списка, Марк, — попросил Стилман. — Пока его никто не увидел. — А как же наши ребята из группы захвата? Если они ворвутся внутрь, им нужно знать, кто там находится. Сколько людей спасать. — Если вы хорошо поработаете, — заметил Габриэль, — никакой группы захвата не потребуется. Нужно уговорить эту женщину выйти. — Пока нам не слишком-то везет по части переговоров, верно? — Хейдер взглянул на Стилмана. — Наша девушка отказывается даже здороваться. — Прошло всего лишь три часа, — сказал Стилман. — Нужно дать ей время. — А что будет через шесть часов? Через двенадцать? — Хейдер перевел взгляд на Габриэля. — Ваша жена может родить в любую минуту. — Думаете, я забыл об этом? — огрызнулся Габриэль. — Там не только моя жена, но и ребенок. Возможно, рядом с ними доктор Тэм, но, если роды будут сложными, у них ведь нет ни оборудования, ни операционной. Да, я хочу, чтобы все это закончилось как можно скорее. Но, если вы собираетесь устроить кровавую баню, тогда лучше не торопиться. — Все будет зависеть от нее. Только она может решить, что будет дальше. — Тогда не заставляйте ее действовать раньше, чем она хочет. У вас есть переговорщик. Используйте его. И держите свою группу захвата как можно дальше от моей жены. — Габриэль развернулся и вышел из трейлера. Маура догнала его уже возле дверей больницы. Ей пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он наконец остановился и обернулся. — Если они напортачат, — сказал он, — если ворвутся туда слишком рано… — Вы же слышали, что сказал Стилман. Он хочет действовать медленно и осторожно, так же, как вы. Габриэль уставился на трио спецназовцев, стоявших у входа в больницу. — Посмотрите на этих ребят. Они уже рвутся в бой. Я знаю, что это такое, сам участвовал в таких операциях. Знаю, как это мучительно — ждать, пока тянутся переговоры. Они просто хотят быстрее сделать свое дело, то, чему они обучены. Им не терпится нажать на спусковой крючок. — Стилман думает, что ему удастся выманить ее. Габриэль посмотрел на Мауру. — Вы были с этой женщиной. Станет ли она его слушать? — Не знаю. По правде говоря, нам о ней ничего неизвестно. — Я слышал, спасатели вытащили ее из воды. И привезли в морг. Маура кивнула. — По всем признакам это утопленница. Ее вытащили из залива Хингхэм-Бэй. — Кто нашел ее? — Какие-то ребята из уэймаутского яхт-клуба. Бостонские копы уже работают по этому делу. — Но они не знают про Джейн. — Пока нет. — «Для них это важно, — подумала Маура. — Знать, что одна из заложниц служит в полиции. Если нужно спасать своих, это меняет дело». — Что это за яхт-клуб? — спросил Габриэль. 9 МИЛА На окнах решетки. Сегодня с утра мороз, и стекло затянуто хрустальной паутиной. За окном деревья, много деревьев, и я понятия не имею, что скрывается за ними. Я знаю только эту комнату и этот дом, который стал нашей вселенной с той самой ночи, когда нас привезли сюда в том фургоне. За окном на солнце мерцает иней. Это красивый лес, и я представляю себе, что гуляю среди деревьев. Под ногами хрустят листья, искрятся обледеневшие ветки. Прохладно и чисто, как в раю. А в этом доме ад. Я вижу, какой след он оставил на лицах девушек, которые сейчас спят на грязных койках. Я слышу муку в их беспокойных стонах, жалобных всхлипах. Нас в этой комнате шестеро. Алена здесь дольше всех, и на ее щеке безобразный синяк — сувенир, оставленный клиентом-садистом. Однако Алена иногда все-таки оказывает сопротивление. Она единственная из нас, кто это делает, единственная, кого им не удается сломить, несмотря на наркотики и прочие инъекции. Несмотря на побои. Я слышу, как во двор заезжает машина, и с ужасом жду, что раздастся звонок в дверь. Это как удар током. Девочки разом просыпаются от этого звука и вскакивают, прижимая к груди одеяла. Мы знаем, что будет дальше. Поворачивается ключ в замке, и дверь в комнату распахивается. На пороге появляется Мамаша, похожая на жирную повариху, которая отбирает овцу на заклание. Она, как всегда, хладнокровно оглядывает свое стадо, и ее изъеденное оспинами лицо не выражает никаких эмоций. Ее взгляд скользит по девушкам, а потом перескакивает к окну, где стою я. — Ты, — говорит она по-русски. — Им хочется новенькую. Я смотрю на девушек. Но вижу в их глазах лишь облегчение от того, что на этот раз не они выбраны жертвами. — Чего ты ждешь? — спрашивает Мамаша. У меня холодеют руки, и я чувствую, как к горлу подступает тошнота. — Я… мне что-то нездоровится. И у меня там еще не зажили раны… — Всего неделю здесь, и уже все болит? — Мамаша фыркает. — Ничего, привыкнешь. Девушки смотрят в пол или на свои руки, но только не на меня. Они избегают моего взгляда. Только Алена глядит на меня, и в ее глазах я вижу жалость. Я робко плетусь следом за Мамашей. Я уже знаю, что сопротивление наказуемо, а у меня еще не зажили синяки с прошлого раза, когда я пыталась дать отпор. Мамаша указывает мне на комнату в дальнем конце коридора. — Там на кровати платье. Надень его. Я захожу в комнату, и Мамаша закрывает за мной дверь. Окно выходит прямо во двор, где стоит голубая машина. На этом окне тоже решетки. Я смотрю на широкую медную кровать и вижу перед собой не предмет мебели, а приспособление для пыток. Я беру платье. Оно белое, как будто кукольное, с кружевной оборкой. Я сразу понимаю, что это значит, и тошнота усиливается от страха. Когда тебя просят играть ребенка, предупреждала меня Алена, это значит, что от тебя ждут испуга. Им нужно, чтобы ты кричала. А лучше всего, если ты будешь истекать кровью. Я не хочу надевать это платье, но боюсь ослушаться. Когда за дверью раздается звук приближающихся шагов, я уже одета и готова к испытанию. Открывается дверь, и заходят двое мужчин. Некоторое время они оглядывают меня, и я надеюсь на их разочарование. Надеюсь, они решат: я слишком худа или некрасива, развернутся и уйдут. Но они закрывают за собой дверь и надвигаются на меня, словно голодные волки.