– Сколько полетов было совершено американской службой разведки? – Точной цифры не знаю. Больше двадцати. – Вы не первый раз нарушили воздушную границу СССР? – Нет. – И каждый раз с разведывательной целью? – Да. – Вы сказали, что производили фотосъемку. Какие объекты вы снимали? – Военные базы, ядерные полигоны, аэродромы и другие объекты стратегического назначения. – С какой целью велись съемки? – Нам говорили, что это делается для обеспечения безопасности Америки и американского народа. Чем больше правительство и военные ведомства знают о военном потенциале противника, тем легче ему противостоять в случае нападения. – Так значит, США считает Советский Союз противником? – Я не знаю. Ответ на этот вопрос очень сложен. Я не сделал ничего плохого или предосудительного. Я просто вел съемку, защищая интересы своей страны. На моем самолете не было оружия, даже на тот случай, если бы советская сторона проявила в отношении моего самолета агрессию, отвечать на эту агрессию не входило в мои обязанности и в планы американского правительства тоже. Благодаря безоговорочному сотрудничеству Пауэрса допрос длился относительно недолго. Без четверти три генерал-майор Сахаровский явился с докладом к товарищу Хрущеву. По желанию первого секретаря с ним приехал следователь Михайлов, который вел допрос Гэри Пауэрса. Хрущева интересовало мнение Михайлова о задержанном шпионе. – Пауэрс кажется простоватым, не слишком эрудированным, но технически весьма грамотным, – начал доклад следователь. – Он отвечает на вопросы с более чем исчерпывающей откровенностью. – Это не вызывает у вас беспокойства? – задал вопрос Хрущев. – Не думаете, что он намеренно выдает вам неверную информацию? – Нет, товарищ первый секретарь, я так не думаю, – убежденно повторил Михайлов. – Те сведения, которые он предоставляет нам, не являются сугубо секретной информацией, они просто подтверждают уже известные факты. К тому же он не отрицает главного: что он является американским подданным и что его самолет сбит над территорией СССР во время проведения разведывательного полета. – Что думаете об этом вы? – Хрущев обратился к Сахаровскому. – Возможно ли использование Пауэрса в качестве секретного агента на территории США? – Почву я прощупал, – без паузы начал Сахаровский. Этого вопроса он от Хрущева ждал, поэтому был готов на него ответить. – Скорее всего, пилот даст согласие работать на наши разведывательные службы, и даст его охотно и быстро. Но не думаю, что в качестве шпиона он принесет нам какую-то пользу. – Почему? – Потому что для работы агентом его нужно будет вернуть в Америку. А как только он попадет туда, то моментально забудет про все обязательства. Первым его шагом по возвращении на родину будет поход в Центральное разведывательное управление, и не потому, что он является сотрудником этого ведомства. Он сдаст наши планы с потрохами и будет снова перевербован или станет двойным агентом, что более вероятно. – И что, у нас нет на него рычагов воздействия? – ответ Сахаровского удивил Хрущева. – У Пауэрса слишком гибкая совесть и размытые понятия о чести и доблести. – Поясни, – потребовал Хрущев. – В истории о том, как Пауэрсу удалось остаться живым, есть определенные нестыковки. Например, он сказал, что его тело до пояса было зажато деформированным фюзеляжем, поэтому он не мог воспользоваться катапультирующимся креслом. В случае, если бы он воспользовался катапультой, ему непременно оторвало бы ноги. Затем он сказал, что после того, как лопнул и развалился на части фонарь, закрывающий кабину пилота, его вытянуло из кабины мощным воздушным потоком. И при этом ноги его на месте. Как такое возможно? Далее. Он говорит, что какое-то время был в прямом смысле привязан к падающей вниз кабине, так как кислородный шланг застопорило и он удерживал его на весу. И тут же он говорит, что по инструкции перед катапультированием ему было положено активировать взрывное устройство, которое уничтожало самолет вместе со всем содержимым. На вопрос «почему он этого не сделал?» Пауэрс ответил, что никак не мог дотянуться до кнопки, активирующей взрывное устройство. Но почему он не воспользовался кислородным шлангом как тросом, чтобы подтянуть тело к кабине? Ведь трос удерживал его около кабины достаточно долго. Он этого не сделал. – И что из всего этого следует? – Хрущев снова потребовал пояснений. – Специалисты технического отдела КГБ уже изучили обломки самолета, – сообщил Сахаровский. – По их утверждению, в самолете действительно имелся заряд взрывчатки, достаточный для того, чтобы полностью уничтожить все улики. Хитрость в том, что не только кнопка с панели управления могла привести в действие взрывное устройств. Это должно было произойти автоматически после того, как сработает система катапультирования. Иными словами, Пауэрса должно было разорвать на части в момент катапультирования. Он об этом знал, потому и не воспользовался катапультой. Боясь, что взрывное устройство может сработать без его вмешательства или по обломкам самолета снова дадут залп из ракетных установок, Пауэрс поспешил избавиться от неприятного соседства. Просчитав риски, он решил оторваться от самолета на максимально возможной высоте в десять километров и попытаться достичь земли с помощью парашюта. Вот почему он на какое-то время потерял сознание – ему элементарно не хватило воздуха. – Значит, твой вывод – Пауэрс для шпионажа непригоден, – подвел итог Хрущев. – Так точно, товарищ первый секретарь, – подтвердил Сахаровский. – Никакой секретной информации мы от него не дождемся, только время и силы потеряем. При случае он сдаст нас так же, как сейчас сдает своих американских хозяев. Есть еще один нюанс. – Говори. – В кармане летного костюма Пауэрса обнаружена булавка с быстродействующим ядом. Мы задали вопрос: для чего нужна булавка? Пауэрс сначала ответил, что это просто сувенир, а затем, под нажимом, заявил следующее: булавку с ядом предоставляли всем пилотам на случай, если кто-то из них попадет в плен. Он особо подчеркнул, что совершать самоубийство ни от кого из пилотов не требовалось. Булавка – своеобразная страховка на случай, если пленник не сможет больше выносить пыток, которые его непременно ждут в коммунистических тюрьмах. – Считаете, он должен был покончить с собой? – задал вопрос Хрущев. – Трудно ответить. – Сахаровский покачал головой. – Но про пытки в тюрьмах он говорил вполне осознанно. Думаю, легенды о них бытуют в умах американского народа, вот почему он так быстро пошел на контакт. Таким образом он надеется избежать физической расправы. – Надеюсь, у вас хватило ума заверить его в обратном? – Разумеется, Никита Сергеевич. Допрос проходил в атмосфере добра и доверия, – слегка сыронизировал Сахаровский. – Хорошо, держите меня в курсе. Обо всех изменениях в поведении, настроении и показаниях Пауэрса докладывать незамедлительно. Сахаровский и Михайлов ушли, а первый секретарь занялся подготовкой ноты протеста американскому правительству. В ответном обращении Госдепартамента США, опубликованном 3 мая, официальная версия случившегося выглядела следующим образом: 1 мая самолет У-2 производил исследование погоды, в верхних слоях атмосферы он должен был брать пробы воздуха. Исследования производились в воздушном пространстве над советско-турецкой границей. В процессе полета у пилота вышел из строя кислородный шланг, и в результате этой неисправности пилот потерял сознание. Самолет сбился с курса и залетел на территорию СССР, практически находясь без управления. История, притянутая за уши, могла бы сработать, если бы Гэри Пауэрс не выжил. Но уже 7 мая президента Эйзенхауэра ждал сюрприз. Никита Хрущев объявил всему миру, что американский пилот самолета-разведчика Гэри Пауэрс жив, взят в плен и уже дал признательные показания. Подтвердить его слова не составило труда. Фотоснимки самолета, пилота Гэри Пауэрса и обломков радиоаппаратуры оказалось более чем достаточно, чтобы Дуайт Эйзенхауэр признал факт вторжения американского самолета на территорию СССР. Отрицать разведывательную миссию пилота в данных обстоятельствах было глупо, а «досадный инцидент», как называли событие с Пауэрсом в американской прессе, и без того прибавил Эйзенхауэру проблем. Такой скандал, да еще когда! На 16 мая в Париже была назначена встреча глав четырех государств. Франция, Великобритания, США и СССР должны были собраться для обсуждения германского вопроса. После Женевской встречи в 1955 году это должна была быть первая встреча на высоком уровне. Помимо статуса разделенной Германии Эйзенхауэр планировал обсудить с Хрущевым вопросы мирного сосуществования, вопросы контроля вооружения и ограничения ядерных испытаний. Все это должно было привести к ослаблению напряженности между ядерными державами. А что теперь? Пресс-конференция 11 мая Эйзенхауэру далась с большим трудом. Обвинителем выступал лично Генеральный прокурор СССР, действительный государственный советник юстиции. Эйзенхауэру пришлось признать обвинения в том, что Штаты с ведома президента совершают шпионские полеты над территорией СССР. Советская сторона требовала не просто признания, она хотела услышать публичные извинения из уст президента Эйзенхауэра. Он же не мог заставить себя выполнить их пожелание. Повестка Парижской встречи провалилась. Она прошла всего за один день, скомканно и напряженно. Когда обсуждение общих вопросов закончилось, Никита Хрущев выступил с заявлением касательно воздушного инцидента. Хрущев обвинил Соединенные Штаты в целом и Дуайта Эйзенхауэра в частности в вероломстве, обмане и лицемерии. Он вновь потребовал от Эйзенхауэра искренних публичных извинений и заверения в том, что впредь советское небо останется свободным от вторжения американских самолетов. Эйзенхауэр не мог оставить без ответа заявление Хрущева, поэтому после его выступления тоже взял слово. Он больше не отрицал, что шпионские полеты имели место. Он произнес короткую, весьма невразумительную речь, заявив, что советская сторона будет избавлена от повторения неприятного инцидента. Еще Эйзенхауэр выразил сожаление о случившемся, но извинения так и не принес. Его позицию первый секретарь расценил как личное оскорбление. Он, глава Советского правительства, после скандала мирового масштаба предлагает путь к примирению, а его жест доброй воли игнорируют! При таком положении вещей ни о каком обмене взаимными визитами между главами СССР и США, запланированными на май, не могло быть и речи. Первым приглашение американскому президенту посетить Советский Союз отменил Никита Хрущев. За ним последовал отказ Дуайта Эйзенхауэра. Он больше не желал видеть на американской земле генерального секретаря в качестве визитера доброй воли. Так в середине мая 1960 года накал отношений двух ядерных держав дошел до критической отметки. 16 мая 1960 года американские вооруженные силы были приведены в боевую готовность. Противостояние сверхдержав ушло на очередной виток «холодной войны». Глава 3 – Погода этой весной непонятная: то дождь, то снег, то ветер шквалистый. Больше на осень похоже. У родственника по материнской линии раковую опухоль обнаружили. Последняя стадия, оперировать поздно. Два дня назад соседи залили. В квартире ни одной сухой вещи не осталось. Обои со стен, как луковая шелуха, слетели, штукатурку вспучило, а на ремонт времени нет. Ощущение – будто все против тебя, даже природа. И так изо дня в день, изо дня в день… А тут раз – и наладилась погода. Солнышко проснулось, тучи разбежались. Вот я и решил тебя сюда вызвать, чтобы хорошим деньком насладиться, а заодно и рабочие моменты обсудить. Генерал-майор Шабаров, начальник Управления нелегальной разведки, сидел на скамейке московского парка и вел беседу со своим заместителем, подполковником Старцевым. В должность Шабаров вступил месяца три назад, в последнюю неделю уходящего года, звание новое носил чуть больше месяца. Новый кабинет, новый круг обязанностей, новые возможности и перспективы. Единственное, что осталось неизменным – это помощник Шабарова, подполковник Старцев, с которым они работали уже не первый год. – Сегодня действительно погода на удивление приятная. – Подполковник Старцев поддержал беседу. – Если верить синоптикам, тепло должно продержаться дней десять. – Забудь. Синоптики всегда врут, – отмахнулся Шабаров. – На этот раз угадали. Я вчера прогноз по радио слушал. Обещали тепло – вот оно и есть. – Старцев слегка улыбался. Он был младше Шабарова лет на пятнадцать и мог позволить себе считать генерала стариком со старческими же привычками. – Ладно, посмотрим. – Шабаров тему погоды закрыл, пару минут посидел в тишине, подставив лицо солнечным лучам, затем открыл глаза и сосредоточил взгляд на Старцеве. – Такой расклад, Николай Викторович: вчера меня вызывал к себе начальник Первого главного управления Сахаровский. На встрече присутствовал Меньшиков. Знаешь, кто это? – Посол в США, – коротко ответил Старцев, но краткий ответ Шабарова не удовлетворил. – А конкретнее? – потребовал он. – Меньшиков Михаил Алексеевич, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в США с 1958 года. Ранее был послом в Индии и Непале. Еще раньше, в 1949-м, – министр внешней торговли. Что-то там не получилось, и Меньшикова освободили от должности министра, после чего он оказался на дипломатической работе, с которой справляется весьма неплохо. – Банановая история. – Шабаров улыбнулся. – Товарищу Сталину как-то подали зеленые, неспелые бананы, а виновником в закупке мексиканской партии определили Меньшикова как министра внешней торговли. Меньшикова понизили в должности, и, как показало время, ему это пошло только на пользу. Как посол он показал себя гораздо лучше, чем как министр торговли. Но это все лирика. Наша история о другом. – С Америкой новые проблемы? – высказал предположение Старцев. – Да нет, с Америкой как раз все более-менее ровно. В отличие от Эйзенхауэра президент Джон Кеннеди изо всех сил старается показать, что стремится к улучшению отношений между СССР и США. Правда, пока его инициативы направлены на помощь развивающимся странам. 1 марта он подписал распоряжение о создании Корпуса мира, 13-го – провозгласил программу «Союз ради прогресса», призванную обеспечить экономическое и политическое развитие Латинской Америки. К Советскому Союзу это отношения не имеет, но ведь и времени с момента, как он принял присягу и стал тридцать пятым президентом США, прошло всего два месяца. Как говорится, Москва не сразу строилась. Поживем – увидим. – Тогда в чем дело? Почему Чрезвычайный и Полномочный Посол лично присутствовал при вашей встрече с начальником Первого главного управления КГБ СССР? – Появилась информация о предателе Вике, – заявил Шабаров. – Предатель Рудольфа Абеля? – Подполковник Старцев даже приподнялся на скамейке. – Вы не шутите, Алексей Петрович? – Нет, Николай Викторович, я не шучу, – подтвердил свои слова Шабаров. – Два дня назад к послу Меньшикову обратился Оливер Гатри, бывший агент сети Абеля, с просьбой передать в КГБ информацию о местонахождении предателя Вика. Искать подтверждения слов Гатри Меньшиков, разумеется, не стал, но дипломатическую миссию оформил и, прибыв в Москву, явился к начальнику Управления внешней разведки. – Да, удивили вы меня, Алексей Петрович. Когда сегодня назначили встречу, я готов был услышать что угодно, только не это. Удивление подполковника Старцева легко объяснялось. История ареста разведчика-нелегала Рудольфа Абеля была известна каждому сотруднику Управления нелегальной разведки и, честно признаться, лежала позорным пятном на его репутации. Настоящее имя разведчика знали немногие. Вильям Фишер, сын марксистов-политэмигрантов, которых в далеком 1901 году выслали из России за революционную деятельность, родился в Великобритании и имел британское гражданство. В Россию он попал только в восемнадцать лет, отслужил в армии, был зачислен в радиотелеграфный полк, где показал неординарные способности радиста, а в 1927 году поступил на службу в иностранный отдел ОГПУ, откуда и началась его карьера разведчика. В 1930 году он снова возвращается в Британию и начинает работу по организации агентурной сети. До 1937 года Фишер успел поработать в Норвегии и в Британии под агентурным псевдонимом Франк, затем вместе с семьей возвратился в Москву. Какое-то время служил в седьмом отделе внешней разведки. Во время войны вел работу по организации партизанской деятельности, где познакомился с разведчиком по имени Рудольф Абель. По окончании войны снова вернулся к работе разведчика-нелегала и был направлен в США, где ему пришлось восстанавливать агентурную сеть практически с нуля. Какое-то время Фишер жил под видом гражданина США литовского происхождения Эндрю Кайотиса, но затем сменил имя и перебрался в Нью-Йорк. Так появился «свободный художник» Эмиль Гольдфус. Фишер решил, что профессия художника как нельзя лучше подходит для его нужд. Свобода передвижения, независимый график работы. Прикрытием для руководства советской агентурной сети служила фотостудия, открытая Фишером в Бруклине. Главной задачей Фишера стал сбор информации, касающейся разработок ядерного оружия. С этой задачей он справлялся отлично. Ему удалось не только восстановить агентурную сеть, но и расширить ее. Фишер являлся ключевой фигурой в сети агентов, добывающих сведения по разработкам ядерного оружия. По большей части успехи советских конструкторов, ведущих работы по созданию термоядерной бомбы, складывались из переданных агентом Фишером секретных документов. Супруги Коэн служили для Фишера агентами-связниками, но и с их помощью Фишеру становилось все сложнее обрабатывать колоссальный поток информации, которую добывали его агенты. К 1952 году Фишер физически не успевал справляться с таким количеством секретных документов, поэтому Центр принял решение послать ему в помощь еще одного разведчика-нелегала. При выборе кандидатуры в первую очередь принимались во внимание способности агента работать с рацией. Таким агентом оказался финн Рейно Хейханен. В США он прибыл под оперативным псевдонимом Вик. Это решение оказалось фатальной ошибкой как для работы агентурной сети в целом, так и для судьбы Фишера в частности. – Как ты понимаешь, оставить без внимания заявление Оливера Гатри мы никак не можем. – Шабаров прервал мысли Старцева. – За четыре года у нас первый раз появился реальный шанс разобраться с Хейханеном и хоть отчасти стереть позорное пятно с репутации Управления нелегальной разведки.