Хоть я сама себе и не признавалась в этом, но я очень рассчитывала, что это ступня Виннета. А сейчас я снова на исходной точке. — Я рада за семью Виннета. — Они хорошие люди. Кроу наблюдала как мои пальцы постукивают по рулю. — Я слышала про репортаж в новостях. — Мой телефон разрывался от звонков, так что я его отключила. Еду со встречи с Паркером Дэвенпортом. У «Слип-Инн» меня ждала толпа журналистов. Там был сумашедший дом. — Дэвенпорт, — она облокотилась на дверцу машины, — настоящий козел. — Почему? Она посмотрела на дорогу, на меня. От ее очков отсвечивало солнце. — Вы в курсе что Паркер Дэвенпорт отсюда родом? — Нет. Она какое-то время молчала, мысленно пребывая видимо где-то в своем прошлом. — Я так понимаю вам этот парень не по вкусу, — предположила я. — Скажем, что его плакат никогда не будет висеть над моей кроватью. — Он сказал что нога пропала и обвинил в этом меня. — Мне пришлось остановиться чтобы унять дрожь в голосе. — Еще он сказал что лаборантка которая мне помогала тоже исчезла. — Кто она? — Пожилая черная леди. Примроуз Хоббз. — Я поспрашиваю. — Знаете, все это какой-то бред. И что я не могу понять, так это почему Дэвенпорт нацелен именно на меня? — Паркер Дэвенпорт по-своему смотрит на мир. Мимо прогромыхал грузовик, обдав нас волной горячего воздуха. Кроу выпрямилась. — Я еду к нашему окружному прокурору. Попробую его уговорить на ордер. Меня вдруг озарило — хоть Ларк Тайрелл и упоминал о нарушении мною границ дома когда отстранял от дела, однако тема этого поместья сегодня даже и не поднималась! — Я отследила владельцев. — Ну и? — Недвижимость принадлежит инвестиционной группе H&F с 1949 года. До этого она принадлежала Эдварду Е. Артуру, а до этого Виктору Т. Ливингстону. Она покачала головой. — Расскажи, пока у меня есть время. — У меня в номере список служащих H&F. Я могла бы завезти его к тебе в офис после того, как посмотрю что там с моей машиной. — Мне нужно повидаться с Фонтана после визита к окружному прокурору. У нас там завелся хренов Фокс Малдер который думает, что нашел пришельцев. — Она посмотрела на часы. — Я постараюсь вернуться к 4. ------------- Я приехала в гостиницу в состоянии лихорадочной тревоги. Чтобы сбросить это напряжение я предложила Бойду совершить небольшую пробежку, к тому же, подумала что надо к завтраку быть в форме. Никто не возражал, а Бойд принял предложение с энтузиазмом. Дорога была еще влажной после вчерашнего дождя и наши шаги производили мягкий шелестящий звук на грязном гравии. Бойд тяжело дышал, и его металлический ошейник тихо бряцал в такт бегу собаки. Только сойки и воробьи нарушали тишину. Вид снова напоминал очередное полотно импрессионистов — бесконечное пространство долины и покатых холмов, омытых чистейшим светом утреннего солнца. Однако ветер, дувший всю ночь, по-прежнему был прохладен, и каждый раз когда мы пробегали в тени я чувствовала приближение зимы и как сокращаются солнечные деньки. Пробежка меня немного успокоила. Но когда я поднялась по ступеням наверх, к своей «Магнолии», грудь сдавило от воспоминаний вторжения в мой номер в понедельник. Сегодня дверь была закрыта, и вещи мои были нетронуты. Я приняла душ и переоделась в свежее. И как только включила телефон он тут же зазвонил у меня в руке. Я ответила на звонок и это оказался очередной журналист. Я отключилась и набрала номер Пита. Как обычно попала на автоответчик. Хоть и желала узнать его мнение о своем положении, я все же понимала что искать его по другим телефонам — глухой номер. У Пита был мобильный, а так же и телефон в машине, но он редко вспоминал что надо подзаряжать их. И если вдруг, чудесным образом он вспомнит об этом, то обязательно потом забудет включить или вовсе оставит в спальне. Разочарованная, я отыскала факс Макмахона, и спустилась вниз. Я делала себе сендвич с яйцом когда в дверь вошла Руби с синей пластиковой бельевой корзиной в руках. Она была одета в белую блузу, на шее висели нити поддельного жемчуга, на ногах спортивные штаны, носки и тапочки. На голове, явно недавно отлакированная, возвышалась гуля. Ее внешний вид предполагал что она куда-то выходила. — Может я вам помогу? — предложила она. — Я справлюсь. Она поставила корзину и хлопая шлепанцами подошла к раковине. — Я так сожалею о том, что случилось в вашей комнате. — У меня нет ничего ценного. — Должно быть кто-то забрался в дом когда я была на рынке. Она схватила кухонное полотенце и вздохнула. — Иногда я думаю, куда же катится этот мир. Боже… — Такие вещи случаются. — У нас никогда не было воровства в этом доме. Она обернулась ко мне и сжимая полотенце в руках сказала: — Я не виню вас, если вы сердитесь. — Я вовсе не сержусь на вас. Она глубоко вдохнула, открыла было рот, но тут же закрыла. Создалось впечатление что она собиралась что-то сказать, потом передумала опасаясь, что сказанное может повлиять на ее жизнь. Ну и ладно. Я была слишком вымотана, чтобы еще выслушивать ее излияния. — Вы хотите пить? — Лимонад есть? Она бросила полотенце в корзину и подошла к холодильнику. Взяв пластиковый кувшин, она наполнила стакан и поставила его рядом с моим сендвичем. — И вся эта шумиха на телевидении… — Я и в школе не была популярной. Я улыбнулась, чтобы Руби не заметила как на самом деле взволнована. Улыбка вышла напряженной. — Не смейтесь. Вам не следует позволять им так говорить о вас. — Я же не могу контролировать прессу, Руби. Она взяла бумажную тарелку и положила на нее мой сендвич. — Печенья? — Да. Она добавила к сендвичу еще три сладкие печенюшки. Затем посмотрела мне прямо в глаза. — «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить».[31] — Кому надо, тот знает что все обвинения фальшивые. Надо держаться, Тэмпи.