– Почему же я должна быть уверена, мистер Кертис? Ваша мама говорит, будто неладно с вами стало сразу после ухода отца. Может, у вас какое-нибудь нервное расстройство, а может, вы просто все выдумали? Врачи, кстати, как раз списали это на богатое воображение и пообещали, что скоро все наладится. Но странности продолжаются до сих пор, а ваша мама вся извелась и чувствует себя хуже день ото дня. Так на чем же основана ваша уверенность, позвольте спросить? Кертиса задело подобное отношение. Он не сдержался и резко возразил: – Мой внутренний голос говорил со мной на иностранном языке! Мне кажется, это был хозяин бакалейной лавки – тот едальянец, мистер Данелли. – Не «едальянец», а «итальянец». Учитесь говорить правильно, а то над вами будут смеяться. – Да, мэм. В общем, я так и не понял ни одного слова, – ответил Кертис и пожал плечами. – Я потом еще захаживал в эту лавку, однако голоса итальянца уже не слыхал. – Но ведь были и другие? – Конечно. Однажды я слышал, как где-то очень-очень далеко какой-то мужчина кричал и ругался, как черт. – Мистер Кертис, а откуда вам знать, что кричал именно мужчина? Мальчик снова пожал плечами и промолчал, но госпожа Мун смотрела на него так повелительно, что пришлось ответить: – Он кричал: «Укуси меня за член!» – О! – воскликнула она. Кертису показалось, будто губы собеседницы тронула улыбка, но сказать наверняка было нельзя: лицо ее затеняли поля шляпы. – Даже если говорят на иностранном языке и совсем тихо, я все равно могу понять, мужчина это или женщина. Не знаю как, но могу. – А как далеко находится говорящий, вы способны определить? – Некоторых я слышу отчетливее, чем других. Я не каждый день слышу мысли людей: это происходит лишь время от времени. Одни уходят, другие приходят. – Тут Кертис расправил плечи, уверенно посмотрел на госпожу Мун и заявил: – И началось это вовсе не из-за папы. Впервые я услышал чужие мысли, когда мне исполнилось девять лет. – А отвечать на них вы пробовали? – Нет. Я никогда не пытался, мэм. – Скажите что-нибудь, а я попробую услышать вас. – Да, мэм, – кивнул Кертис и закрыл глаза. :Здравствуйте, – мысленно произнес он и увидел, как тускло мерцавшее золотистое пятнышко набрало скорость и выпорхнуло из его сознания, точно птичка. – Ничего не слышу, – отозвалась госпожа Мун, – попробуйте еще. Сосредоточьтесь, мистер Кертис. Он зажмурил глаза, сжал зубы и, обратившись всеми мыслями к собеседнице, выкрикнул: :Здравствуйте!: – И снова золотистое пятнышко покинуло сознание Кертиса, только на этот раз оно светилось гораздо ярче. – Ничего, – сказала женщина. – Это все, на что я способен, – признался Кертис. Госпожа Мун замолчала, прислушиваясь к шелесту дубов и гудению насекомых, будто те могли, подобно ее ручной гадюке, подсказать, что делать дальше. Наконец она поинтересовалась: – А вы знаете, почему вашего отца прозвали Железноголовый Джо? – Нет, мэм, не знаю. – На вашего папу, мистер Кертис, упала бочка со смолой. Прямо ему на голову. Но похоже, что голова вашего отца оказалась крепче, потому что на ней не осталось ни царапины. А вот плечи и ребра ему переломало. Вот так голова! Нечасто встретишь подобное! – Да уж, – отозвался мальчик. – Подойдите-ка ближе, мистер Кертис, – велела колдунья. «Куда уж ближе?» – подумал он и нерешительно шагнул вперед. Госпожа Мун сняла перчатки и принялась ощупывать его голову. – Боли мучают? – Нет, мэм. – Можете ли вы предсказать, мистер Кертис, что случится завтра или послезавтра? – Нет, мэм. – Кертис едва сдержал улыбку: если бы он знал, что ему придется идти сюда, то обязательно притворился бы больным и провалялся весь день в кровати. А госпожа Мун, держа его голову, как в тисках, медленно ощупывала ее пальцами. – Сейчас я произнесу имя женщины, которая меня ненавидит. Попробуйте поймать мою мысль, мистер Кертис. Прямо сейчас! Мальчик сосредоточился, но не услышал ничего, кроме шелеста листьев в кронах деревьев. – Не слышу, мэм. – Так. Ладно. Я подумываю уехать из Нового Орлеана. У меня есть на примете три прекрасных местечка, где тишь да гладь. Сейчас я назову их, а вы попробуйте услышать. Ну, давайте! – Нет, мэм, – отозвался Кертис, – у меня не получается. Госпожа Мун разочарованно хмыкнула, еще раз пробежалась пальцами по лбу мальчика, легонько на него нажимая, а затем отпустила голову Кертиса и спросила: – У вас двоится в глазах? – Нет, мэм, никогда. – И все-таки мне кажется, что вы особенный, мистер Кертис. Ступайте к миссис Дэлеон и приведите маму обратно. И будьте так любезны, принесите мне гамбо. Кертис выполнил ее просьбу. Через несколько минут рядом с госпожой Мун стояли Орхидея и женщина в красном платке, а господин Мун, прислонив трость к ноге, устраивался на стуле. – Мэм? – обеспокоенно спросила Орхидея. – Что с моим сыном? Госпожа Мун съела несколько ложек гамбо и ответила: – Хочу рассказать вам одну историю. Маленькой девочкой я дружила с дочкой повара. Савина – насколько я помню, ей было тогда лет тринадцать или четырнадцать – поделилась со мной секретом. Она рассказала, будто частенько разговаривает с одним плотником из Бускароля. А плантация, где мы жили, находилась аж в двенадцати километрах от Бускароля! Они вели беседы прямо у нее в голове. Вы не поверите, но Савина знала об этом человеке все, хотя ни разу не встречала его. Более того, она знала то, что старый плотник выучил за свою долгую жизнь: сорта древесины, как ее правильно распиливать, как делать мебель – в общем, такие вещи, которые узнать самостоятельно ну никак не могла. В этом округе и впрямь жил белый плотник с семьей, так что Савина не лгала. Но однажды ее собеседник не вышел на связь и замолчал навсегда: может, переехал, а может, и умер. И на моей памяти это не единственный подобный случай, хотя было их не так уж и много. С вашим мальчиком все в порядке, миссис Мэйхью. Смышленый малый, поумнее других будет. Думается мне, из него выйдет толк. Клянусь вам, для беспокойства нет никаких причин. Просто ваш Кертис обладает особым даром, хотя талант его пока еще очень слаб. Таких людей, умеющих слушать мысли других на расстоянии, называют слышащими. – Вот, значит, как? – Ну да, ваш мальчик – слышащий. Как Савина Маккейб и Ронсон Ньюберри. Я слышала много историй и про других слышащих, но лично знала всего двух. Одним словом, не каждый день встретишь таких, как Кертис. – Слышащий, – уставившись в никуда, повторила ошеломленная Орхидея. – Господи помилуй! Этого еще не хватало! Все-таки парень не в себе! – Ваш сын абсолютно нормальный, – заверила ее госпожа Мун. – Если вам все еще непонятно, представьте радиоприемник, который при помощи антенны ловит сигналы радиостанций. Чем сильнее сигнал, тем лучше прием. Как это устроено, я вам в подробностях не расскажу. Но суть в том, что ваш мальчик – все равно что такой приемник. Кертис ловит мысли других слышащих. Многие из них, бьюсь об заклад, даже и не подозревают о том, что их кто-то слышит. Хотя сами – точно так же, как Кертис, – ловят чужие сигналы. Кстати, сплошь и рядом эти люди думают, будто они тронулись умом и по ним плачет психушка, – скорее всего, эту мысль внушили им недалекие мамочки и папочки. Пока что ваш сын не может посылать другим слышащим сообщения: для этого его дар еще слишком слаб. Но вот ловить чужие мысли у Кертиса, судя по его рассказам, получается уже неплохо. Эти мысли витают в воздухе, однако без приемника их не услышать. Ясно? – Но у нас нет дома радио, – озадаченно отозвалась Орхидея. Госпожа Мун вздохнула, съела еще несколько ложек гамбо, вытерла салфеткой рот и произнесла: – Миссис Мэйхью, я выразилась образно. Я не знаю, как именно слышащие читают мысли. И никто не знает. Даже сам Кертис не в состоянии нам это объяснить. Как далеко находится слышащий, он определить тоже не может. Но вот что интересно: Кертис безошибочно угадывает пол человека и его возраст. Он четко знает, чьи мысли слышит: мужчины, женщины или ребенка. Для этого ему даже не нужно понимать смысл сказанного. Сейчас трудно сказать, разовьет он в себе этот редкий дар или же тот со временем исчезнет. Да и можно ли развить такую способность и управлять ею? Это большой вопрос. Если подобное все-таки возможно, то как это сделать? – рассуждала вслух госпожа Мун. – Мне нечего добавить, – произнесла она через несколько секунд и выдохнула. – А что касается радио, лучше бы его вообще не изобретали. Вон Чарльз днями и ночами сидит в наушниках и слушает свои радиопередачи. Он меня скоро с ума сведет! Ну, что у тебя новенького? Какая песня полюбилась нашему Чарльзу на этой неделе? – с издевкой спросила она мужа. – Сейчас крутят запись симфонического оркестра – «Ночь на Лысой горе» Мусоргского, аж мурашки по коже! – ответил господин Мун своим замогильным голосом и улыбнулся так широко, что Кертис даже испугался: «Как бы у него лицо пополам не треснуло!» – Да неужели? Очень интересно! Мне не терпится узнать, что же будет на следующей неделе, – ехидно заметила госпожа Мун и повернулась к Орхидее. – Уверяю вас, поводов для беспокойства нет: мистер Кертис совершенно здоров. Более того, мальчик обладает редкой способностью, какой можно только позавидовать. Так что забудьте о своих страхах. – Прошу прощения, мэм, но я не могу с вами согласиться! – воскликнула Орхидея, чуть не плача. – Как же мне не беспокоиться о сыне, когда на нем лежит такое проклятие? Какой же безумец будет ему завидовать? Подумать только – слышать мысли других! Это плохо, это ненормально – в общем, хуже не придумаешь! Господи боже, ну за что мне все это? Нет, мэм, взять и забыть о болезни сына, словно о новости, прочитанной во вчерашней газете, – для меня подобное просто невозможно! Госпожа Мун посмотрела на Кертиса долгим взглядом и тихо сказала напоследок: – Ступайте домой, миссис Мэйхью, и благодарите Бога за то, что Он отметил вашего сына. И хорошенько кормите мальчика! Мясо на костях ему точно не помешает! Пусть вырастет здоровяком, как отец. Услышав эти слова, Орхидея выпрямилась и даже стала чуточку выше. Лицо ее в красноватом свете ламп посуровело, и она с негодованием сказала: – Ну уж нет, этому не бывать. Не будет он как отец. Позже, той же ночью, лежа в постели и вслушиваясь в шум дождя, внутренний голос Кертиса вдруг прошептал: :Ну здравствуй, коли не шутишь.: Поглощенный давними воспоминаниями, Кертис пересек площадь Конго и оказался на Сент-Энн-стрит. Юноша оставил велосипед и тележку на лужайке возле маленького, но аккуратного белого домика, поднялся на крыльцо, состоявшее всего из двух бетонных ступенек, и постучал в дверь. Ему никто не открыл.