– Помоги-ка мне подняться, – попросила Орхидея и попыталась встать самостоятельно. – Я хочу лечь. Я переволновалась, пока тебя ждала. Кертис помог матери. Когда Орхидея встала, все кости и суставы ее громко захрустели, точно разгорающийся хворост в камине. Одеяло и выцветший розовый халат болтались на худых плечах, как на вешалке. Ноги в потертых кожаных тапочках с превеликой осторожностью ступали по вытертому коричневому ковру. Казалось, каждый шаг доставлял Орхидее невероятную боль: бедняжка вздрагивала и дрожала всем телом. – Потихоньку, – произнесла она, опираясь на сына, – полегоньку. Как это обычно и бывало, все закончилось тем, что в спальню Кертис заносил мать почти на руках. В комнате Орхидеи царил все тот же полумрак, а по стенам плясали причудливые тени. Кертис помог матери лечь в постель и взбил подушки. – На кухне остались куриные желудочки, поешь. А еще я заварила чай, – сказала она, натягивая одеяло. – Да, мам. – Поцелуй меня. Кертис поцеловал ее в щеку. Орхидея пробежала рукой по волосам сына и погладила его по плечу. Затем она глубоко вздохнула и уставилась на трещины в потолке, как будто это были звезды на ночном небосклоне. Кертис пожелал ей спокойной ночи и уже хотел уходить, как вдруг мать спросила: – Что, сильно расстроился? – Нет, торт был очень вкусный, – отозвался Кертис и грустно улыбнулся. – Весь в отца, в Железноголового Джо: гремучая змея укусит, а ты и виду не подашь. – Спокойной ночи, мам, – сказал Кертис и повернулся к двери, но Орхидея еще не закончила: – Даже не знаю, смогу ли я завтра пойти в церковь. Спина болит жутко. – Тебе не помешало бы проветриться. – По такой-то жаре? Мне кажется, я растаю. Но ты сходи обязательно и скажи всем, что в следующее воскресенье я приду во что бы то ни стало. – Хорошо, мамуль, – отозвался сын заученной фразой: каждую субботу повторялось одно и то же. Орхидея выключила светильник, Кертис прикрыл дверь, и спальня погрузилась в тишину и непроницаемый мрак. Молодой человек отправился к себе, плотно затворил дверь, зажег лампочку под потолком, включил прикроватный светильник, и комната засияла теплым желтым светом. Осмотрев пиджак, Кертис прошелся по нему одежной щеткой и повесил в шкаф. У Кертиса царил безупречный порядок: кровать заправлена, а все вещи на своих местах. Наверняка Старый Крэб, ненавидевший бардак в доме, похвалил бы его. Кертис начал раздеваться, собираясь лечь в кровать. И вдруг что-то в нем словно бы надломилось, и он как подкошенный упал на стул у окна. Юношу охватила неимоверная слабость. «Как будто бы сидевший во мне Кертис Мэйхью, полный сил и энергии, взял и покинул мое тело», – подумал он. Кертис вслушался в ночь за окном. В доме Обри, находившемся через дорогу, лаял пес Топпер. Где-то звучала труба: звук то нарастал, то затухал, будто музыка доносилась из плохо ловившего сигнал радиоприемника. Кертис знал, что это музицирует Джордж Мэйсон. Их сосед по-прежнему работал в доках, где в 1920 году с Джо Мэйхью произошел несчастный случай – Кертису тогда было шесть лет. Мейсон этой ночью грустил: звук его плачущей трубы трогал за душу. «Господи, ну какой же я дурак! – закрыв лицо руками, подумал Кертис. – Это же надо было еще догадаться: убедить себя, будто бы меня действительно пригласили на вечеринку к Гордонам как равного!.. Мне бы не мешало выговориться. Немного поддержки – вот и все, что мне требуется. Мне нужен кто-нибудь, кто выслушает меня», – решил молодой человек и мысленно отправил сигнал на своей особенной волне, такой же таинственной для него самого, как и любая другая радиочастота. :Привет.: Кертис подождал, но ответа не последовало. :Привет, – сосредоточившись, повторил он. И снова ничего. «Спит, наверное, – подумал Кертис. – Она и до этого, бывало, не откликалась…» :Привет, – наконец отозвалась его собеседница. Вернее, ее послание произнес внутренний голос Кертиса. Спутать голос чужака со своим внутренним голосом было можно – отличия весьма незначительные, – но Кертису каким-то образом все же удавалось их различать: благодаря то ли интонации, то ли манере строить фразы. :Ты еще не спишь?: :Нет, просто лежу, – ответила она мгновение спустя. :Я тебя точно не разбудил?: :Нет-нет, все нормально. Я не сплю.: :И я тоже. Как прошел день? Все хорошо?: На несколько секунд повисла тишина, а затем она сказала: :Мой младший брат получил сегодня ремня за то, что он перебежал улицу, когда увидал мороженщика.: :Что за улица?: Девочка замолкла, не желая отвечать на вопрос. Кертис улыбнулся: невидимая подруга боялась рассказывать о себе. Он знал только, что его собеседнице было десять лет, большего ему до сих пор добиться не удалось. Кертис предполагал, что девочка живет в Новом Орлеане. «Вряд ли я могу принимать сигналы издалека, – рассудил он. – Иначе я слышал бы голоса и днем и ночью. Если бы мой ментальный радиоприемник был настолько мощным, то, вполне вероятно, я мог бы слышать тех, кто даже не подозревает о своих способностях». О том, что он особенный, Кертис сам узнал не сразу: способность начала созревать с девяти лет. «Девочке нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что она отличается от других», – подумал Кертис. Они общались вот уже четыре месяца: не каждую ночь, но раз или два в неделю точно. Говорили перед сном о том о сем, не желая отпускать уходящий день. Иногда Кертис слышал ее и днем: обычно это были непроизвольно прорывавшиеся в эфир «Ай!», «Ой!» или «Вот черт!», когда она спотыкалась, или роняла учебники, или еще что-нибудь в этом роде. Не желая вторгаться в чужой мир, молодой человек тактично оставлял эти возгласы без ответа. Кертис никогда не звал девочку больше двух раз подряд, если она не отзывалась, но на ее «Привет» сам он откликался всегда. :Просто улица, – наконец ответила его таинственная десятилетняя собеседница. «Она достаточно умна, чтобы не болтать лишнего, – заключил Кертис. – А свой удивительный дар она, вероятно, обнаружила совсем недавно и еще толком не умеет его контролировать». :Я надеюсь, ты понимаешь, что я настоящий?: – спросил Кертис. :Мой папа говорит, что нет. Он считает, будто я выдумала тебя и никакого Кертиса на самом деле не существует:. :Пусть он заглянет в телефонную книгу. Там есть фамилия и имя моей матери…: :Папа запретил мне говорить о тебе, – ответила девочка. Ее мысли, отправленные Кертису, звучали в его голове ясно и четко. «Для десяти лет сигнал у нее очень чистый и сильный, совсем как у меня!» – удивленно подумал он. Кертис вспомнил, как перепугался, когда в один прекрасный день его внутренним голосом вдруг начал вещать мистер Хлебовски, работавший в мясной лавке. Кертис сперва даже решил, что сошел с ума. Он далеко не сразу привык к этим то возникавшим в голове, то вновь исчезавшим мыслям незнакомцев. Но в конце концов справился со всеми страхами и переживаниями. «Ничего, и она тоже справится, – утешил себя Кертис. – А я ей помогу, хоть будет и нелегко. Я просто обязан помочь, потому что от чужих мыслей, постоянно лезущих в голову, можно в два счета спятить!» :От этого нельзя вот так просто взять и отказаться. Ты точно такая же, как и я.: :Я не хочу больше слышать чужие мысли, – отозвалась девочка, и голос ее дрогнул. «Плохо, что она думает, будто это какое-то заболевание, – подумал Кертис, – или даже проклятие. А ведь это и в самом деле может стать для нее проклятием на всю оставшуюся жизнь, если вовремя не убедить ее в обратном». Он выждал, пока его собеседница успокоится, и произнес: :Меня тоже сегодня, можно сказать, выпороли.: Девочка не ответила. «Ушла, – подумал Кертис. – Вряд ли тому виной мои размышления о проклятии. Их она слышать не могла: это я знаю наверняка. За трансляцию мыслей, судя по всему, отвечает другая часть мозга. Как будто на своем ментальном радиоприемнике я слушаю две частоты одновременно: внешнюю и внутреннюю». «Телепатия» – так называлась книга, которую Кертис обнаружил в библиотеке. Он тогда еще подумал, что таким термином могла запросто именоваться какая-нибудь страшная болезнь. «Не буду ее беспокоить, – решил Кертис. – Может, она ушла спать, а может, ушла навсегда. Пора и мне ложиться, а то не высплюсь перед воскресной службой…» :Что случилось? – вдруг спросила девочка. – Кто тебя обидел?: Кертис перевел дыхание, расслабился и приготовился транслировать мысли. :Если честно, то я сам во всем виноват. Меня пригласила на день рождения одна девушка, которая мне очень нравится. Точнее, раньше нравилась. Я наивно полагал, что буду почетным гостем, а может, даже больше, чем просто гостем. Но оказалось, что меня позвали туда в качестве шута, поэтому я сбежал.: :Ого! Ты небось и подарок приготовил?: :Приготовил.: :Хороший?: :Самый лучший, какой я только мог себе позволить.: :А ты отдал ей подарок? – спросила девочка. Кертис промолчал, и она сама ответила за него: – Ясно, отдал.: :Ага.: :Я недавно была на дне рождения у Райана Бакнера и тоже принесла ему хороший подарок. А потом в школе он вел себя со мной так отвратительно, что я пригрозила забрать подарок обратно. Дурацкий Райан! Да и день рождения у него был дурацкий, не хотела ведь идти! Это я рассказала тебе, чтобы ты имел в виду…: :Имел в виду что?: — уточнил Кертис. :Что не все люди заслуживают хороших подарков, – пояснила девочка. – Некоторым даже невдомек, что подарок слишком хорош для них.: :А ведь ты права:, – отозвался Кертис и улыбнулся стене напротив. Собеседница молчала довольно долго, секунд пятнадцать или двадцать, а затем сказала: :Мне очень жаль, что с тобой так вышло.: