– Серег, я сейчас попытаюсь с ним договориться, а ты подыграй, ладно? – Влад, куда ты лезешь? – Кто здесь главный болтун? То-то же. Подыгрывай. И шагнул через пролом стены вперед, на засыпанный битым камнем двор. Спроси меня кто в тот момент, зачем я это сделал, – не ответил бы. Просто не должен здоровый мужик угрожать пистолетом маленькой девочке. Неправильно это. Подстрелить урода было кому, а вот договориться – увы. Зато у меня были с собой хорошие аргументы, очень интересные для бандита. И их было много. – Мужик, денег хочешь? Бандит заткнулся, повернулся в мою сторону и замер, уставившись на толстенную стопку экю, которую я тасовал в руках. – Не подходи! – Не подхожу. Стою на месте. Но ты так и не ответил. Денег хочешь? И снова пустил пластиковые купюры красивой волной из ладони в ладонь. – Каких денег? – Больших. Ты столько сроду в руках не держал. У меня здесь… Я провел ногтем по торцу пачки. Деньги вкусно затрещали. – У меня здесь девяносто четыре тысячи экю. Треть заленточного миллиона баксов. На эти деньги можно хорошо жить до самого конца, ни хрена не делая. И снова треск купюр, и безотрывный взгляд бандита. – Ты отпустишь девочку, возьмешь деньги, сядешь в джип, который стоит на улице, и уедешь, куда хочешь. И ни один человек из Протектората Русской Армии тебя и пальцем не тронет. – Я уеду вместе с ней! – Исключено. Девочка в любом случае останется здесь. Но при одном раскладе тебя сегодня к вечеру уже сожрут гиены, а при другом ты будешь жить долго, счастливо и богато. И, когда придет твое время, сможешь сказать святому Петру: «Я честный солдат. Я убивал врагов, но я не трогал женщин и детей». Решай. Выбор за тобой. И снова купюры – фырр, фырр. – Как только я ее отпущу, вы меня убьете! – На хрен ты нам сдался? Нам нужна только девочка! Отпусти ее и вали. На деньги насрать – они казенные. И опять – из руки в руку, красивым водопадом, только голограммы сверкают. – А какие гарантии? – Серег, скажи. – Я, капитан Русской Армии Сергей Авдеев, обещаю, что, если ты отпустишь девочку целой и невредимой, тебе будет выдана указанная сумма и автомобиль и мои подчиненные не будут чинить тебе никаких препятствий, чтобы уехать. – И вы поло́жите оружие! – Положим, если договоримся. Бандит, похоже, искал в намечающемся договоре возможные ловушки. И не находил. – Денег мало! – Сколько есть. Большую сумму мы быстро не найдем. А эти – вот они. И снова тасовать, чтобы голограммы блестели. Пусть смотрит, урод, не отвлекается. – А они у тебя настоящие? – На, смотри! Я уложил купюры стопкой на открытой ладони и протянул ее вперед. – Стой! Оставь оружие! Расстегнул одной рукой ремень с кобурой и магазинами, опустил на землю. Распахнул полы куртки. – Снимай куртку и иди сюда. А вы все положите оружие. – Серег? – Оружие на землю! Удовольствия на лицах бойцов не было, но приказ выполнили. Уверен, что при необходимости они смогут открыть огонь через секунду, но бандит, похоже, малость успокоился. – Серег, скажи снайперу на крыше, пусть тоже винтовку отложит. Если бы взглядом можно было прожигать, я бы давно превратился в дуршлаг. Но нет – снайпер оставил на виду свою винтовку и отошел на другой край крыши. – Так чего, деньги-то смотреть будешь? – Подходи. А я что, я иду. На вытянутой левой руке стопка купюр, которую пальчиками то в веер, то обратно в стопку. Смотри, сволочь, не отрывайся! – Стой! Вот он, момент истины! Отпустит или не отпустит? Фиксировать заложника и угрожать пистолетом одной рукой не получится. Ну же, давай! Есть, получилось! Отвел пистолет от головы девочки, наставил на меня. И вторую руку тянет. – Давай сюда! Держи, мне не жалко. Протянул вперед и вверх, загораживая видимость. И чуть сдвинул банкноты, чтобы пачка стала шире. Ну надо же! Оказывается, очень неудобно брать толстую и довольно тяжелую пачку пластиковых денег одной левой рукой, когда купюры норовят рассыпаться. Что подсказывает инстинкт? Правильно, надо правой помочь! Отвести пистолет от моего пуза. Деньги же! Деньги!.. Три несерьезно звонких выстрела слились в один. Бандит успел посмотреть единственным оставшимся глазом на дымящийся «ПСМ» в моей правой руке и свалился мешком. Рядом плюхнулся и я – ноги не держали. – Ты его убил? Девочка спокойно стояла рядом и смотрела на мертвого бандита. И не обращала внимания на суету вокруг. – Убил. – Ну и правильно. Он был плохой. Он ударил маму и няню. – Больше не ударит. Английский для нее – явно родной. Интересно, по-итальянски-то дочка дона говорит или уже нет? – А ты – хороший? – Не знаю. – Ты же убил плохого? Значит, хороший. – Если ты так говоришь – наверно, да. – А тебя как зовут? – Влад. – А меня – Эмилия. Маленькие пальчики аккуратно дотронулись до затылка. – Влад, какие у тебя смешные волосы! У папы черные, у дедушки серые, а у тебя и те и другие. – Никак не придумаю, кем быть – папой или дедушкой? Пока девочка обдумывала слишком сложную для нее фразу, из маленького домика в глубине двора показалась давешняя монументальная дама. Лоб ее украшал огромный синяк, но глаза метали молнии. Увидела свою подопечную, и выражение лица моментально сменилось с боевого на нежное. Подбежала, подхватила девочку на руки и загомонила по-итальянски. Та довольно бойко ей отвечала, показывая то на меня, то на лежащего навзничь бандита. Потом выскользнула из няниных рук на землю, вернулась ко мне. – Няня сказала, что будет молиться за тебя и твоих детей.