– Я этот случай и имел в виду. – Поздравляю, молодой человек, у вас прекрасный кругозор. Вот только чтобы этот фокус сработал, необходимо сочетание трех факторов: наличия у американцев японского устава внутренней службы, или где там у них сортиры нормируются; местного японского начальства, точно следующего этому уставу даже в боевой обстановке; отсутствия мероприятий по маскировке и дезинформации. Кто мешал построить больше сортиров, чем положено? Кто мешал половину или даже все спрятать под пальмы? Я рассказывал, травил байки, отвечал на вопросы. И постепенно обретал уверенность. Не знаю, будет ли моя лекция полезной, но скучать точно не придется… В перерыве ко мне подошел курсант – знаток военной истории. – Скажите, Влад, а когда вы начнете рассказывать про компьютеры? – Информация – это не только биты с байтами. Это и бумажки, и фотографии, и люди. В первую очередь – люди. Так что не волнуйся, все будет. Своевременно или несколько позже. Курсантов мне давали на растерзание только в первой половине дня. После обеда они занимались своей основной работой. Не было в разведуправлении лишних сотрудников. Так что в первый день успел обговорить лишь самые общие вопросы и литературой для самостоятельного изучения поделился. Из интернета надерганной. После занятий пошел к Борису в тир – у него как раз было окошко в расписании. Пострелял, получил очередную порцию замечаний и уселся чистить «грача». А в тир ввалились спецназеры в полном обвесе, в бронежилетах и даже с рюкзаками. Судя по пыхтению и запаху пота, в тир они не пришли, а прибежали, причем издалека. И началось шоу. Я даже пистолет оставил и пошел смотреть. Бойцы носились между бочками, прыгали, катались, отжимались, кувыркались, приседали и стреляли из всех возможных положений. Сначала на свету, а потом и в темноте, только при свете фонариков. Отстрелялись и унеслись снова бегом, оставив слой гильз на полу и густой запах кордита. Последний спецназер хлопнул меня по плечу: – Учись, двоечник! Такого цирка я даже на Острове Ордена не видел, а там у нас много кто тренировался. Подошел смеющийся Борис. – Ну что, двоечник, оценил наш зверинец? – Почему двоечник-то? – А у меня здесь частенько по вечерам занимаются те, кто зачет по стрельбе сдать не может. – А чем грозит несдача? – Отсутствием аттестации за квартал. Неполное служебное. Потеря в деньгах. Повторная неаттестация – увольняют из армии. И сразу все радости – выгоняют из служебной квартиры, проценты по кредитам… – А если по медицине проблемы? После болезни или ранения? – Стараются перевести на нестроевую должность, если есть такая возможность. Он невесело вздохнул. – Ладно, приходи завтра. С места ты уже сносно стреляешь, пора стрельбу в движении изучать. – Как эти ребятки только что? Боюсь, у меня здоровья не хватит. Может, ну его? – Пришел – учись. Не фиг зря патроны жечь. Приду, конечно. Была капитулянтская мыслишка отказаться от таких занятий. Вроде не мальчик уже, да и физподготовка ни к черту. Но интересно! Забавно, что спецназ тоже из «кольтов» стрелял. И не захочешь, а узнаешь секрет-другой. Назавтра обсудил с курсантами, какая бывает информация, что ей может угрожать и каким образом. Попытался нормальным языком пересказать ту заумь, которую так любят из одного учебника в другой переписывать. Судя по интересу зала – получилось. На выходе из столовой меня поймал очередной боец. Опять к Петрову. Опять я без тихого часа остался. У подполковника сидел немолодой толстый военный в черной форме. Краснолицый, одышливый, с венчиком седых волос вокруг креветочного цвета лысины. Я и в сухопутных-то званиях разбираюсь через пень-колоду, а в морских и вовсе полный ноль. Петров представил его как военного следователя капитана третьего ранга Сверчкова. Из Берегового. И попросил с ним поговорить, ответить на вопросы. Я очень удивился: – Вроде бы я уже подробно рассказал все, что касалось моего появления здесь? – Капитан интересуется не этим. – Хорошо, поговорим. Не зря же капитан проделал такой путь. Но в рамках нашей с вами договоренности, подполковник. Видно было, что Петрову очень хотелось грохнуть кулаком по столу, но он сдержался. И молча кивнул. Разговаривали мы с гидромайором[26] в той же комнате, где три дня назад я рассказывал о своих похождениях под дождем. Он разложил на столе бумажки из своего объемистого портфеля, щелкнул авторучкой и поднял на меня свои прозрачные глаза: – Знаком ли вам Егор Мятин? – Егорка?! Он все-таки долетел?! – Отвечайте на вопрос. Я замолчал и уставился на собеседника. Тот выдержал секунд тридцать, потом повторил: – Отвечайте на вопрос. Я не шевельнулся. На этот раз терпения у офицера хватило секунд на пять, он подпрыгнул и завопил: – Какого черта ты себе позволяешь? Подозреваю, что он привык слышать в ответ оправдания, крик или плач, но мой смех превратил его в пыхтящий соляной столб. – Боюсь, майор, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Напомню, что здесь сейчас не допрос. Ты меня ПРОСИШЬ что-то рассказать. Поэтому веди себя вежливо, а то разговора не получится. Вы видели рыбу, вытащенную из воды? Ее еще в свекольный цвет покрасить, и будет очень похоже. Те же бессмысленные глаза, хлопанье губами и проблемы с вокалом. Жаль только, что рыба на воздухе быстро засыпает, а мой визави – нет. – У меня предложение. Взаимовыгодное. Вы мне рассказываете историю Егора после того, как мы с ним расстались, а я – с момента нашей с ним встречи и до расставания. И обойдемся без ругани. Идет? Сверчков еще попыхтел и ответил с одышкой: – У вас нет допусков. Не имею права. – Ну глупостей-то не говорите! Я же не интересуюсь составом вашего флота или фасоном матросских трусов. Меня и все, что связано с Егоркиной работой, не интересует совершенно. Хотя слабо себе представляю, что здесь можно изобрести такого, что не было бы известно на Старой Земле. Мне важно, как он добрался, как себя чувствует и что с его семьей. Ну же, смелее. Снова пыхтение, и здравый смысл одерживает победу: – Он долетел до Берегового. На посадке перевернул самолет. Сам чуть не утонул. Его спасли пограничники. Доставили на берег. Задержали до выяснения. Все. – Что значит все?! Он что, до сих пор в тюрьме сидит? – Не в тюрьме. В изоляторе. Ведутся следственные действия. Нестерпимое желание задушить эту канцелярскую крысу накатило и тут же схлынуло. Этим Егору не поможешь. – И в чем его обвиняют? В том, что он не погиб вместе с кораблем, а вернулся домой? – Тайна следствия. Вы сами сказали, что секретов мы касаться не будем. Жаль, эта сволочь быстро учится. – Я ответил на ваши вопросы? – Что ему грозит и почему? – Суд разберется. И чем активнее мы с вами будем сотрудничать, тем больше материалов будет для суда. В том числе и в пользу Мятина. Похоже, Сверчков полностью оправился от моего хулиганства и уже начал юридические кружева плести. Непрошибаемая публика! Черт, как же Егору помочь-то? – Вы готовы отвечать? – Спрашивайте. – Где и при каких обстоятельствах вы встретили Мятина первый раз? – Я в море наткнулся на спасательный плот. Егор был внутри, без сознания. Я его перетащил к себе на яхту. Привел в чувство, переодел, накормил. – Где конкретно вы обнаружили спасательный плот? – Дайте карту, покажу. Кап-три достал из портфеля и развернул карту Большого залива. Похуже, чем была у следователя Морского патруля, но тоже неплохая. Я взял карандаш, обвел кружок на карте. – Вот, примерно в этом районе, плюс-минус миль двадцать. Я не запомнил точное место, просто не до того было. – А что вы там делали?