Пришлось повторить молитву семижды, пока сквозь закрытые глаза отчетливо проступили сад и дом. Не были они такими, какими я запомнил их раньше. Дом пульсировал тьмой, и казалось, то отдаляется, то приближается. Сад ярился резкой, болезненной зеленью. Отчетливо видны были засохшие вишни, вцепившиеся в сухие ветви, – теперь они казались коричневыми тварями с пастями, наполненными игольчатыми зубками. Видел я и кружащих вокруг дома существ, описать которых словами было невозможно. Создания вне четких форм и расцветок, всплывающие над землей и лениво парящие в воздухе. Уже один взгляд на них пробуждал страх, и совладать с ним удавалось лишь с помощью молитвы. Я молился – и казалось, весь уже состою из одной боли. Но прерви литанию сейчас – и кто знает, не оказался ли бы я в поле зрения тех бесформенных монстров. А сама мысль, что кто-то из них взглянет в мою сторону, вызывала пароксизмы ужаса. Теперь я мог осмотреться. Мог, ухватившись за флюгер на крыше, вращать дом вправо-влево, чтобы заглянуть во все его закоулки. И почти сразу я обнаружил место, которое должен был найти. Пульсирующую синевой иллюзию. Это была стена в дровяной коморке, созданная с помощью настолько сильного заклинания, что камни в той стене можно было не только видеть, но и ощутить под пальцами, даже пораниться об их неровную поверхность. Эту стену спокойно можно было простукивать и прослушивать. Звук был бы словно от нормальной, цельной, каменной стены. Ибо звук в этом случае также был иллюзией. Я осторожно высмотрел сине-серебристые ниточки, что удерживали иллюзорную стену, и потихоньку разорвал их, одну за другой. Пульсирующая синева постепенно угасала, серела, потом исчезла совсем. Я знал, что именно в этот миг стена из солидного темно-серого камня просто исчезла. Расплылась в воздухе. Я открыл глаза и повалился на землю. Ощутил щекой мокрую, холодную траву. Сжался, подтягивая ноги под подбородок. Был счастлив, что боль ушла, но при этом не имел никакого желания подниматься на ноги. – Мордимер, – услышал над собой. – Мордимер… Я сжался еще сильнее, но тогда некто – по запаху я узнал Курноса – сильно дернул меня за плечо. – Мордимер? Ты что, молился? Я ощутил на губах холодное прикосновение металла, Курнос силой разжал мне зубы. Крепкая сливовица с убийственным запахом и вкусом полилась мне в рот. И в горло. Я закашлялся. Курнос придержал меня, продолжая заливать водку. Я дернулся, уклоняясь, и сблевал. – Мечом… Господа… нашего… убить меня… хочешь? – простонал я и сблевал снова. Протянул руку в его сторону. – Дай, – сказал, а он плеснул мне водки в ладонь. Я закрыл глаза и омылся сливовицей. – Лучше, – попытался встать, но зашатался, и Курносу пришлось меня придержать. Я оперся о ствол. Ощущал, что весь трясусь, словно проснулся в заледенелой избе после ночной пьянки. Ничего не болело, но казалось, каждая часть моего тела распадается на кусочки. – Курнос. Спасибо. Он кивнул. – Что мне делать, Мордимер? – Арестуй… его. Я тут подожду… минутку. Сил отдавать приказы не было, а приказывать – было что. К счастью, Курнос и сам знал, что делать. – Колодки, да? Кляп? Охрана на всю ночь? Увозим его в Хез, верно? – Да, – ответил я. – Давай уже, ступай. * * * Наверное, я уснул, поскольку, когда открыл глаза, стояла ночь, а мой плащ и волосы были мокрыми от росы. Я глянул на луну, сиявшую ярким серебристым светом, и поднялся. Глубоко вздохнул. – Еще один такой колдун, и будут тебя соскребать лопатой, бедный Мордимер, – прошептал сам себе. Дом Йоахима Гунда стоял темен и пуст. Я поволокся к дровяному сараю. Короткий сон дал передышку, поэтому, несмотря на головокружение, шагать удавалось. Я заглянул в тайник и увидел, что за ровно сложенными дубовыми колодами уже нет стены, есть лишь деревянная перегородка с невысокими, приоткрытыми дверками. Не спеша, я передвинул колоды, освобождая проход. Толкнул дверки. За ними была уютно обставленная комнатка. Стояли в ней обтянутое адамашком кресло, секретер красного дерева, а также круглый столик. На крепких полках – переплетенные в кожу книги, пол застилал ковер с толстым ворсом. И все бы выглядело совершенно невинно, когда б не факт, что на ковре была вышита пентаграмма. Я снял с полки первую попавшуюся книжку. Толстая телячья кожа и блестящие золотом буквы. – «Демонологика», – прочитал я вслух. Снял вторую книгу. – Cursae Satanis, – буквы на этот раз блестели серебром, а оправа была старой и потертой. – Чудесная подборка, – сказал я, обращаясь к самому себе. Остальные книги были сходного содержания. Большая часть говорила о чернокнижии, накладывании проклятий и призыве демонов. Одна была посвящена астрологии, другая лечебным микстурам и ядам, нашел я здесь и томики, вводящие в тайны анатомии. Эти были из разрешенных. Однако часть книг уже давно – порой и много десятков лет – находились в церковном индексе, а остальные не могли попасть даже туда, поскольку Церковь не желала официально признавать, что они существуют. Ясное дело, мы, инквизиторы, должны были о них знать, но от простых людей те секреты тщательно скрывались. И как Гунд сумел получить доступ к столь большому и бесценному собранию? Вопрос, ответ на который мы узнаем в Хезе. Дело было слишком серьезным, чтобы заниматься им тут, на месте, а Йоахим Гунд – слишком опасным человеком, чтобы позволить ему умереть без подробной исповеди. Я уселся в кресло и задумался. Вот как сплетаются человечьи судьбы. Случайный визит в занюханный городок, случайная встреча с толпой, ведущей на казнь колдунью, мое желание прояснить дело. Может, и не случайное, но я знал, что не всякий инквизитор стал бы морочить себе голову расследованием. И среди нас случаются дурные пастыри… А ведь прибудь мы днем позже, от Лоретты остался бы лишь мокрый пепел подле металлического столпа посреди рынка. Прибудь же мы днем ранее, проехали бы сквозь городок, может, просто оставшись на ночь в трактире, и тогда все представление оказалось бы скрыто от нас, а дело завершили бы после того, как мы покинули бы город. Но мы-то оказались в Фомдальзе именно в тот момент, в который и должны были оказаться. И вскрыли серьезный гнойник, милые мои. И кто теперь скажет, будто Ангелы не заботятся о том, чтобы направлять наши пути? Я неспешно листал книги. Для человека необученного уже один взгляд на них мог оказаться убийственным. Ибо как отказаться от силы? Как отказаться от власти над человеческой жизнью, над чувствами? Ха! Хороший вопрос. Задумываетесь ли вы, милые мои, не искушаются ли порой инквизиторы воспользоваться запретным знанием? Ох, искушаются – и часто. А некоторые, к своей беде, перед тем искусом еще и не могут устоять. Иногда даже из благих побуждений – но черную магию нельзя использовать для добрых дел. Только не всякий это понимает, несмотря на годы обучения и советы мудрых наставников. Инквизиториум не вытаскивал эти случаи (скажем честно, все же довольно редкие) на всеобщее обозрение. Вы ведь не думаете, что инквизитора могут сжечь на костре на потеху черни? Его забирают в одно из наших секретных, специально обустроенных мест, где трудятся вернейшие из верных и довереннейшие из доверенных. Например, в монастырь Амшилас. И там, с любовью и сочувствием, говорят с ними до тех пор, пока те не признаются во всех грехах и не откроют, как так вышло, что сбились с пути закона на тропу беззакония. А когда уже не будут они иметь ни единой собственной мысли, дозволено будет им умереть смертью, полной очищающей боли. Наконец я нашел запись, которая мне требовалась, – ту, которую с таким успехом применил доктор Гунд. Процедура наложения проклятия «белых червей» была сложной, а запись о ней путаной и не до конца понятной. Ничего. Доктор подробно расскажет, как проводил эксперименты. Признаюсь вам, милые мои, что мы не просто так ищем чародейские книги. Простецам кажется, что мы их уничтожаем. Нет ничего более далекого от правды. На кострах горят фальсификаты или экземпляры книг, копии которых у нас уже есть. Поскольку в прекрасно охраняемой библиотеке Инквизиториума, в стенах древнего монастыря Амшилас, имеются все они – все запрещенные сочинения. О воскрешении мертвых и призыве демонов, о проклятиях и волшебствах, о богохульных молитвах, о колдовстве и отравах. Там, под неусыпным присмотром богобоязненных монахов, стоят ряд за рядом книги, бережно хранимые старыми библиотекарями. Всякий инквизитор в конце обучения имеет право войти в библиотеку – чтобы увидеть силу зла и впервые в жизни узреть его масштабы. Скажу больше. Инквизиторы не останавливаются на знании, которое черпают из еретических, отреченных и демонологических книг. При допросах обвиняемых пишем мы собственные комментарии и проясняем некоторые туманные моменты наиболее сложных рецептур. А часть из них даже проверяем на практике. В Инквизиториуме якобы существует даже специальная тайная группа инквизиторов, которые проверяют всякую запись. Якобы называют их Внутренним Кругом. «Якобы», поскольку о таком мы не должны не то что говорить – даже думать. Я вздохнул. Пришло время покинуть милый домик доктора Гунда. Ибо оставались дела, скажем так, организационные. Я знал, что придется отказаться от дальнейшего путешествия и вернуться назад в Хез. С грузом в виде чародея и его библиотеки, что означало: бурмистр отдаст мне как минимум двух вьючных лошадей. Что ж, он наверняка сделает это… Если только, испуганный арестом брата, не сбежит из города. Может, и его стоит забрать на суд епископа? А может, стоит провести первый допрос прямо на месте? Да ведь, видите ли, не совсем удобно потом везти за десятки миль человека, которого пытали. И не хотелось, чтобы он умер по дороге. В конце концов, это вопрос и профессионализма… Я встал, прикрыл дверки, а потом поставил назад дубовые плахи. Поплелся в городок, а была уже ночь, и снова начал накрапывать дождик. Я решил прежде всего заглянуть в тюрьму. Наверху, за столом, сидел Курнос, что-то прихлебывая из металлического кубка, и с крайне сосредоточенным видом тасовал колоду карт. Увидев меня, вскочил на ноги. – Мордимер! Как себя чувствуешь? – заглянул мне в лицо. – Охо-хо, – добавил. – Именно, – ответил я. – Именно так себя и чувствую. Где доктор? – Внизу. Второй его стережет. – Хорошо. Двигай в дом к доктору и стереги дровяной сарай. И убереги тебя Господь отойти оттуда хоть на шаг. Понял? Не в доме, внутри, но лишь в сарае! – Хорошо, хорошо, Мордимер, я понял. Ты нашел что-то? Я так глянул на него, что, ничего уже не спрашивая, он вскочил и кинулся к выходу. Я же прихватил со стола ключи от арестантской и открыл дверь. – Кто там? – услыхал жесткий и трезвый голос Второго. – Мечом Господа нашего, Второй, не застрели меня! Спустился. Доктор Гунд был не в колодках, поскольку, видать, колодок в городе не нашлось (Господи Боже, да что ж это за город? Колодок в нем не нашлось!), но лежал обнаженный и растянутый на лавке, изготовленной чуть ранее для допроса Лоретты. Рот чародея был заткнут кляпом, а запястья и щиколотки крепко привязаны к металлическим кольцам. Близнец даже накинул ему петлю на шею, чтобы тот не мог двигать головой. Кроме того, мои парни побрили тело доктора – и сделали это не слишком деликатно, ибо в паху, на голове и под мышками остались раны от тупой бритвы и синие кровоподтеки. Я, правду говоря, не верил, что дьявол может скрываться в волосах осужденного и оттуда давать ему советы, но предрассудки сильны, я же не собирался ни бороться с ними, ни кого-либо переубеждать. – Ну и видок у тебя, Мордимер. – Близнец глянул на меня с явным, хотя и неожиданным сочувствием. – Не обращай внимания, – буркнул я и посмотрел на лицо Гунда. Тот таращился на меня выпученными и полными боли глазами, поскольку никто и не подумал ослабить веревки. Тогда я сделал это сам. Не из-за дурно понимаемого милосердия. Просто будет от него больший толк, если сумеет потом передвигаться сам. Ведь нас еще ожидал неблизкий путь в Хез. – Я иду отдохнуть, – сказал я. – А ты – сиди здесь. – Второй скривился, услыхав мои слова, но промолчал. – Куда дел брата? – Да вроде спит, холера! Сказал, что поиски его измучили… – Я вот его измучу, – начал я, да лишь махнул рукой. Еще раз глянул на разложенного на лавке Гунда. Голый и худой, с выступающими ребрами, сморщенным естеством и следами от тупой бритвы по телу, он не выглядел сильным чародеем. Но был им, как бы там ни выглядел. * * * Меня разбудил равномерный стук дождя в окошко. Что ж, недолго продолжалась хорошая погода. Конечно, костер можно сложить да поджечь и во время ливня, но поверьте мне: самое прекрасное зрелище будет летним, прозрачным вечером, когда багрец пламени играет на фоне багрянца заходящего солнца. Однако здесь – в Фомдальзе – мы не собирались устраивать костер. Я открыл ставни. Рынок снова превратился в болото. Две худые свиньи плескались в центре, еще одна чесала бок о железный столп. – Что за дыра, – пробормотал я сам себе и вышел в коридор кликнуть трактирщика. Я никуда не спешил, поэтому приказал приготовить кадку с горячей водой и березовых веток. И хороший завтрак. После молитвы у меня всегда прекрасный аппетит, и теперь я чувствовал, что сожрал бы и коня вместе с копытами. Плескался до позднего утра, лишь время от времени приказывая служанке донести горячей воды. Лежал себе в деревянной кадке, наполненной горячим, жрал из глиняной миски кашу с прожаренным мясом и запивал холодным пивом. Ох, и хорошо же мне было, милые мои, но знал я, что сие лишь краткий миг отдохновения в нелегкой жизни Божьего слуги. Наконец вышел из купели, приказал Первому, чтобы подменил брата в арестантской, сам же решил навестить бурмистра. Выяснилось, что тот вместе с ксендзом пытался пробиться ко мне еще вчера, но я строго-настрого наказал трактирщику никого не допускать на второй этаж. И тот отлично с этим справился. Бурмистра и ксендза не пришлось долго искать. Сидели внутри, за кувшином пива, и не выглядели жизнерадостными. – Приветствую вас, господа, – сказал я, приглаживая мокрые волосы. – Что вас привело так рано? – М-м-м-мой б-б-бра… – начал бурмистр. – Я надеюсь, у вас были веские причины, чтобы арестовать уважаемого обывателя нашего города, мастер инквизитор, – тихо сказал ксендз. На этот раз его глаза были опущены, он смотрел в стол и говорил смиренно. И все делал правильно: ведь передние зубы уже потерял.