И зачем все это? Чтобы украсить свои дела учеными словами перед заполнившей наш лагерь Европой. Эта проклятая Европа уже не причинит много зла, но надеюсь, что скоро она уберется отсюда вслед за царем. Завтра царь отправится к Варне, где стоит наш флот, а после поедет в Одессу. Говорят, что он вернется, когда начнется осада Варны. И прекрасно! Что ему делать под Шуменом! А больше всего я рад, что вместе с царем и Европа отправится восвояси. Я перекрещусь и помолюсь за тех, кто в пути». В своем очередном (двадцать втором) письме Кривцову Феликс писал: «Царь уехал, и Европа вслед за ним. Наконец наши дела при Варне пошли лучше. Черноморские моряки и егеря действуют по-суворовски. С такими воинами и с такими инженерами, как генерал Шильдер, можно надеяться на успех при Варне. А у нас… Главнокомандующий имеет неограниченные права. Имеет их и начальник главной штаб-квартиры Его Императорского Величества барон Дибич. Их бездействие меня безмерно удивляет. Но возможно, что они считают нынешние достижения весьма блестящими и полезными. Сегодня все мы — все наши войска — распределены по редутам. Ах, редуты, редуты! Беда, да и только! Нашу армию, рассеянную на дистанции семьдесят верст, можно будет бить поодиночке. И кто же ответственен за эту стратегическую дикость? А сейчас расскажу что-то похожее на анекдот. Один из пленных турок на допросе сказал Антону Антоновичу: «Мы в Шумене вас не боимся. Ваши орудия — это деревянные игрушки». Отвели его к орудиям, дали потрогать их и отпустили его обратно в крепость. Ты не подумай, что допрос пленных — это простое дело. Из массы глупых слов необходимо извлечь полезные сведения о неприятельской армии, ее предполагаемых действий и передвижений. Мой дядя Антон Антонович имеет способности к такой работе. Разглядывая Шумен через подзорную трубу, он заметил признаки передвижения значительного количества войск. Это произошло сегодня вечером. Он пришел к заключению, что Хусейн-паша что-то замыслил. Он выводит их из Шумена и куда-то направляет. Но куда? Пусть произойдет что-то! Я уверен в стойкости наших несравненных воинов». Той же ночью в лагерь тайно пробрались шуменские болгары. Это были люди, которые с нетерпением ожидали прихода русских. Они следили за каждым шагом Хусейн-паши: перемещением солдат в городе, расположением и движением турецких частей в гористой местности вблизи Шумена. Для разговора с ними Феликса Петровича позвали в разведывательный отдел. По сведениям болгар он составил толковый аналитический доклад, в котором раскрывались намерения Хусейн-паши. Тот готовился бить русских по частям. Показания болгар совпали с виденным Антоном Антоновичем. Следующей ночью части князя Евгения бесшумно покинули расположение лагеря близ села Мараш. То же сделал и генерал Иванов. Их части передвинулись ближе к крепости Шумен. 3 После убытия императора и европейских послов жизнь у Шумена стала невыносимой. Трава выгорела, скот голодал и мер, солдаты заболевали. И это еще было не самым плохим. Из достоверного источника Феликс узнал, что слухи о случаях чумы в лагере не являются пустыми измышлениями. Так прошел месяц. Наконец Антон Антонович сообщил племяннику приятную новость: им предстояло переместиться к Варне. Слово «Варна» воодушевило молодого человека. Его уныние вмиг испарилось. Для него Варна означала жизнь, движение, остроту ощущений — интересный материал для многих писем. В то время как у Шумена царил застой, перед стенами Варны происходило что-то грандиозное. Там кипела ожесточенная борьба с неприятелем, решался исход военной кампании. И к отчаянию Феликса Петровича все это совершалось без него. Сейчас же его посылали к Варне для оказания помощи Александру Нековичу, представителю болгарского народа, который ждал там прибытия императора. Этот молодой болгарский патриот, один из первых болгарских дипломатов, давно искал встречи с императором, чтобы вручить тому меморандум. С такой надеждой он проехал из Бухареста в Бендеры, после чего, не добившись там встречи, направился к Шумену. Здесь он установил связи с генералами главной штаб-квартиры, в том числе с самим главнокомандующим генерал-фельдмаршалом Витгенштейном. Особенное сочувствие и понимание Некович нашел у молодого генерала Делингсгаузена. Наконец ему было обещано содействие в устройстве встречи с императором. Ему сообщили, что тот примет меморандум в Варне. Некович поспешил отправиться туда незамедлительно. Антон Антонович и Феликс Петрович тоже собрались в путь. Выезд был намечен на пятницу, тринадцатое августа. Глава XX Болгарская Дунайская флотилия действует От холмистых возвышенностей над Силистрой к берегу Дуная вела проселочная дорога. После того, как болгарский капитан Георгий Буюклы перекрыл реку и пресек доступ к крепости турецким кораблям, лодкам и плотам, движение по этой дороге оживилось. По ней шли и переправлялись с противоположного берега посыльные, конные разъезды, пехотинцы, доставлялись из Валахии продовольствие и фураж, которые ребята капитана перевозили на плотах. Долгий окружной путь через Хорсово был оставлен. Наконец-то установилась прямая связь с русскими частями в Малой Валахии. И этим жарким полднем, когда нещадно палило солнце и от горячей земли поднималось марево как от раскаленной печи, движение по дороге не прекращалось. Несколько пустых телег плелись вниз за фуражом. За ними, отпустив поводья, лениво ехали два мокрых от пота казака. Кто-то окликнул их сзади, назвав по имени. Казаки — Михайло и Тимофей — обернулись на зов и узнали своего приятеля Василя Даскалу. — Привет, Василий, куда это ты пропал, — спросил Тимофей. Обрадовавшись встрече с друзьями, Василь рассказал, что почти полмесяца был в глубокой разведке и соскучился по ним. Вклинившись на своей мелкой лошадке между казаками, он продолжил путь с ними. — Значит, ты, брат, новостей не знаешь. Да и отощал, как постящийся монах, — поддразнил его Михайло. — Ничего, в усадьбе отъешься. А каких сомов на вашем острове пекут — я вчера пробовал. На вкус как поросята. — Новости вы мне сейчас расскажете, а сомов оставьте мне. Я лучше всех умею их печь. Значит… усадьба? Островное хозяйство… Приезжаю в лагерь, а там никого из добровольцев нет. Мне сказали, что Фокиано с ребятами в разведке, а наши… то есть мои, с капитаном Георгием живут на острове. — Правильно тебе сказали. Вы теперь люди знатные и зажиточные, — лукаво подмигнул Михайло. — Три острова и целую флотилию имеете. Вы молодцы, Василий. Мужи славные и славно работу вершите. Казаки рассказали Василю все, что случилось за это время. На похвалы не скупились и уверяли его, что за такими делами последуют и большие награды. — А откуда столько русских орденов на груди вашего капитана? — спросил Тимофей. — Он с малых лет воюет за Болгарию. А ордена ему вручал лично фельдмаршал Кутузов. Если бы все зависело от Кутузова, то мы бы уже сейчас были свободны. Именно он создал наше, болгарское войско. Тимофею захотелось уверить своего болгарского друга, что скоро они заживут свободно, но промолчал. Сколько раз он старался понять истинный смысл слова «свобода», но до сих пор не постиг его. Какая тебе свобода, черт побери! От панов, атаманов и генералов продыха нет… и Тимофей снова принялся рассказывать Василю, как его ребята взяли острова, как из ничего создали целую флотилию из лодок и плотов. — Сидят на островах, пекут сомов и карпов и караулят турок. Увидят что-либо — хоть гемию, хоть баркас, хоть плот, — и тут же разбираются с ними. — А турки сидят тихо. Побаиваются, — добавил Михайло. Василь слушал жадно, забыв усталость. Его радовало признание больших дел болгарских добровольцев. Казаки нисколько не преувеличивали. Все так и было на самом деле. Двадцать дней назад капитан Георгий Буюкли начинал с ноля. Несколько крепких мужей из его отряда вплавь добрались до одного из островов напротив Силистры, обезоружили охрану и захватили несколько лодок. Затем захватили второй остров, где не обошлось без боя. После этого количество лодок и плотов стало быстро увеличиваться. Добровольцы разгуливали по реке как по собственному дому. Капитан Георгий действовал так умело, как будто обучался на морского капитана. Он использовал всякие военные хитрости, налетая быстро, внезапно, скрытно, создавал у врага панику и побеждал. На Дунае была создана болгарская флотилия. Она действовала смело, каждый день совершая полезные дела, которые прославляли ее. Капитан уже не удовольствовался малыми лодками и плотами, его взор устремлялся к кораблям противника. Приток подкреплений в крепость иссяк. Добровольцы снабжались оружием и продовольствием с захваченных лодок и плотов, а у плененных гонцов добывали важные сведения о намерениях вражеского командования. И все это совершил капитан Георгий Мамарчев-Буюкли со своими ребятами. Положение русского осадного корпуса при Силистре оставалось неизменным. Подкрепления, обещанные главнокомандующим, не подходили, а без них генерал Рот не мог организовать сплошной осады. Без осадной артиллерии, без решительного участия в боях русской Дунайской флотилии он не мог предпринять никаких решительных действий. Ему не оставалось ничего другого, как только ждать. У валашского села Колораш протекает река Борча, воды которой впадают в Дунай напротив Силистры. В самом устье реки образовался большой остров, поросший кустами и деревьями. Тучные зеленые поляны давали хорошее сено. На острове имелся турецкий гарнизон, который охранял склады с сеном и деревом. Капитан Георгий оценил этот остров как подходящий для контроля и наблюдения за речным движением. Остров настолько сильно вдавался в русло большой реки, что все плавсредства, следующие в Силистру, проходили в непосредственной близости от него. Одной ночью капитан совершил атаку лодками, и к утру остров был захвачен. На этом-то острове и нашел Василь своих друзей и капитана Георгия. Он восхитился красотой местности. Мирная тишина, зеленые поляны, приятная тень — сущий рай. Его окружили друзья — боевые товарищи. Всем хотелось услышать весть о том, что происходит в Болгарии. Но подошел капитан Георгий и увел его. — Вы что, не видите, что человек усталый, голодный, ему надо помыться и почистить одежду, — напомнил всем капитан. — Сейчас у нас имеется большой выбор, Василь. Мы захватили много амуниции, можешь переодеться. Наскоро поев густой рыбной похлебки, Василь подошел к капитану. — На долгие разговоры нет времени, — сказал тот. — Этой ночью мы готовим нападение на склады, расположенные на том причале, что у самой стены крепости. И не только это. Нам предстоит захватить большой корабль, который, по сообщениям наших людей, прибудет этой ночью с аскерами и оружием. Поэтому докладывай быстро, кратко и ясно. Прежде всего, о нашем Петре Вражиле. И виделся ли ты с Нековичем? Василь, радостный от осознания того, что находится среди своих, присел на мягкую траву, вытянул уставшие ноги и произнес: — Во-первых, передаю тебе приветы от Александра Нековича и нашего Петра Вражила… Он поведал капитану о том, что нашел их в Шумене: Некович приболел, и Петр остался при нем. Так как император потребовал от Нековича новых полномочий, за которыми надо было ехать в Бухарест, а Некович страдал лихорадкой, то ехать пришлось Петру. Также Василь упомянул о том, что друзья Болгарии имелись и в главной штаб-квартире. Они обещали Нековичу посодействовать в устройстве встречи с императором. — Обещать нетрудно, — нахмурился капитан. — Уже были обещания. А ты давай по порядку. Расскажи про добровольцев. Воюют? — Воюют, еще как! Василь рассказал, что Милко Петрович с отрядом в двести человек воевал в Малой Валахии, помогая русскому корпусу генерала Гейсмара. Также там воевал капитан Алексий и другие болгары. Большая чета[21] гайдуков воеводы Бойчо Богданова присоединилась к русским в Добрудже, выполняя разведывательные и авангардные действия. Между Провадией и Шуменом действовали дружины поменьше из варненских молодцов. Ими командовали некие Николай и Тодор. Беспокойный капитан вскочил на ноги. — Воюют, говоришь? Это здорово. Чем больше болгар возьмется за оружие, тем лучше. Этим мы докажем всему свету, что наш народ созрел для свободы, что мы не стадо овец, примирившихся со своей рабской судьбой. Прошениями и меморандумами свобода не завоевывается. Вооруженная борьба, брат, требуется борьба! Вот что спасет Болгарию. Я весьма доволен тем, что ты мне рассказал. — Ты же знаешь, что и я думаю точно так же, — ответил Василь, — но без прошений и меморандумов также не обойтись. Обе работы надо делать одновременно. И сражаться, и добиться того, чтобы самые высокие лица обратили на нас внимание. Лишь бы это помогло нашему многострадальному народу. Знал бы ты, брат, что я там видел! Разрушенные села, убитые люди… такое остервенение, боже храни! Будь ты даже из камня, и то заплачешь. А когда русские братушки видят все это, у них силы прибывают для сражений и мести. Они понимают, что не напрасно пришли сюда сражаться с османами… Да, еще о Нековиче. Он болен, но продолжает бороться. Мне представляется, что у него завязались неплохие связи с генералами, которые симпатизируют Болгарии. Василь подробно рассказал о полезной работе Нековича в главной штаб-квартире. В то же время он не скрывал тревоги от его болезни. Капитан Георгий был знаком и с Александром Нековичем, и с его дядей — старым Атанасом Нековичем. Оба они были высокообразованными и патриотично настроенными людьми. Они видели спасение Болгарии только в покровительстве русского царя. Отсюда и шли их разногласия с капитаном Буюкли. Он воевал, а они носились с прошениями и меморандумами. С объявлением новой русско-турецкой войны старые добровольцы — капитан Буюкли, Милко Петрович, капитан Алексий, Николай Вучич, Панайоти Фокиано — собрали эмигрантов и взялись за оружие, а Александр Некович по настоянию зажиточных бухарестских болгар занялся дипломатической деятельностью. Он получил полномочия, подписанные самыми известными старейшинами Болгарии: болгарским архимандритом Константином, Симеоном Кипарисом из Враца — соратником Софрония Врачанского, и многими другими болгарами из Сливена, Свищова, Габрово, Руссе, Тырново и других городов. Капитан Георгий ничего не имел против этой деятельности Нековича, считал ее полезной и нужной, но настаивал на том, что она не должна быть самостоятельной, а быть естественным последствием массового и повсеместного участия болгар в войне, которую вела Россия. — Узнав, что Некович в Козлудже, я направился туда, но не застал его там, — продолжал свой рассказ Василь. — Нашел я его в Шумене. Он уже познакомил с меморандумом главнокомандующего фельдмаршала Витгенштейна. Тот одобрил его содержание и посчитал, что наш меморандум следует передать императору лично в руки. Некович передал мне еще кое-что, полученное от генерала Делингсгаузена, но, так сказать, неофициально. Генерал упомянул о некоем «Проекте обустройства болгарского государства»… — Постой! Что ты говоришь? — вскочил капитан. — То, что слышал от Нековича. Есть такой проект, его создал генерал Тучков, который сейчас в Добрудже командует. Там, в Добрудже, болгары уже свободны, нет ни аянинов[22], ни беев, ни пашей. Люди работают свободно и помогают русской армии. Капитан Георгий разволновался: — Вот видишь, Василь! Значит, Россия думает о свободной Болгарии. Если не так, то зачем генерал Сергей Тучков, которого я хорошо знаю, будет терять время на проект создания нашего государства? Не так ли? — Оно так, но и другое можно услышать в главной штаб-квартире. Это тревожит Нековича. — Что?! Говори! — Ну… понимаешь… Если бы все зависело от России, то мы давно бы уже были свободны. Она воевала, проливала кровь, теряла своих воинов, а выгоду получали другие. Дай Бог, чтобы сейчас не повторилось такого, но… в главной квартире опасаются европейского давления. Австрия, Англия, Франция и думать не хотят о самостоятельной Болгарии. Что останется от Турции, если и болгарские земли от нее отпадут. Они угрожают России, что объявят ей войну, если она поднимет восстание в Болгарии. Вот в этом и опасность. — Пустые угрозы. Россия сильна. — Капитан Георгий снова сел на траву и, опершись спиной о ствол тополя, задумался. — Россия не позволит никому вмешиваться в свои дела. А нам необходимо понять одно: нельзя упускать удобный момент, что бы ни случилось. Иначе народ нас проклянет, заклеймит позором… Но я верю, что Россия победит и еще скажет свое веское слово. Василь замолчал. У него самого голова шла кругом от противоречивых высказываний, которых он наслушался в главной штаб-квартире. Одни говорили так, другие иначе, третьи благоразумно молчали; Некович тревожился. Капитан Георгий не смог усидеть на одном месте. Он встал, расправил плечи. Под просторной белой рубашкой чувствовалась его неукротимая сила. — Россия завоюет победу, — сказал он. — Все равно, не в этот год, так в следующий. И мы со сложенными руками сидеть не будем. Поднимем на восстание весь наш многострадальный народ. В Сливене, Тырнове, Руссе, да везде — нас поддержат. А коли есть такие угрозы от европейских стран, то мы сами, не вмешивая сюда русских, поднимем восстание. И без того у нас везде готовятся. Так я считаю, и так я решил действовать, Василь. Думаю, что и вы, остальные капитаны, поддержите меня. И пока у нас будут русские войска, мы объявим Болгарию независимым государством. Русские — наши братья, не поднимут руку против нас. Ведь если народ узнает, что мы останемся под турками, большое возмущение возникнет. И дети схватятся за оружие. А тех европейцев, которые поддерживают османское беззаконие и варварство — их мы поставим перед свершившимся фактом. Таков путь, по которому мы должны пойти и не отступать от него, пока есть хоть одна капля крови в наших жилах. Так говорил капитан Георгий Буюкли Василю Даскале. Решительный и непреклонный, он выработал план действий, и никто не смог бы заставить его сойти с выбранного пути. Этой же ночью вспыхнули склады и хлевы подле Силистры. Болгарские добровольцы захватили стада скота и отвели их в русский лагерь. Также захватили они и ожидаемый турецкий корабль с оружием, продовольствие и аскерами. И еще одно событие произошло в эти дни. Капитан Фокиано одержал значительную победу. В лесной местности близ Силистры он разбил турецкую часть, захватил два орудия и спас от уничтожения болгарское население одного села, угоняемое аскерами неизвестно куда. Генерал Бегидов был в восторге и написал рапорт главнокомандующему, представив Фокиано к награде. В рапорте генерал писал, что добровольцы исполняют возложенные на них задачи точно и с усердием, а их капитан проявляет исключительное мужество и храбрость. Вскоре после этого казацкий атаман украсил грудь доблестного Панайоти Фокиано орденом Св. Владимира 4 степени с бантом.