– Чапыра! – закричали сразу обе мои недоброжелательницы, а Любовь Михайловна, закрыла лицо ладошкой. – Альберт, в самом деле, поаккуратнее с высказываниями, – укорил меня председатель. – Прошу прощения, но я всего лишь хочу сказать, что все произошедшее – это череда случайностей, а не чей-то злой умысел или результат аморального поведения. И вы, товарищ Юров, прекрасно это знаете, я вам вчера всё подробно объяснил. Но вы по какой-то причине все эти мои объяснения проигнорировали и продолжаете меня топить. У вас ко мне что-то личное? – Нет вы посмотрите на него. Он оказывается не при чем, а виноват во всем товарищ Юров и стечение обстоятельств! – первой отреагировала седая ведьма, но на этот раз не упоминая девиц. – Чапыра, ты говори, да не заговаривайся, – присоединился Рогачев. Остальные члены комиссии выжидательно уставились на Юрова. – Во-первых никакой личной неприязни у меня к Альберту нет, и я его, как он выразился, не топлю, – тот поспешил обесценить мое заявление. – Я как комсомолец реагирую на ЧП, что произошло в нашем университете. Во-вторых, да он мне вчера объяснил причину, по которой одна из девушек оказалась в его комнате. Соглашусь, она выглядит убедительной. – И что это за причина? – оживился обкомовец, который не был в курсе этой местной истории. – Девушка помогла Альберту добраться до комнаты после того как его сбила машина, – объяснил главный комсомолец. – Действительно, уважительная, – согласился обкомовец. – Зато причина для поцелуя в общественном месте совершенно не убедительна, – усмехнулся Юров, – Чапыра утверждает, что поцеловал девушку из чувства благодарности. Но это был не невинный поцелуй, они, извините сосались посреди холла! А поцелуй в общественном месте – это, как ни крути, аморальное поведение. Более того, этот поцелуй спровоцировал драку студенток, а драка – это ЧП. – Подождите, – попросил обкомовец, – давайте разберемся, – Одна студентка – это невеста молодого человека, вторая, та, которую он целовал. Правильно? – Да, все верно, Марк Артурович. – Но в драке, как выяснилось, участвовало четыре студентки. Так кто же эти неучтенные две девушки? – Подружки невесты, – помогла затруднившемуся ответить Юрову, Вера Степановна. Абсурд происходящего зашкаливал, я как-то по-другому представлял себе защиту диплома. – То есть с ними у студента Чапыры никаких отношений не было? – уточнил обкомовец. Но ответом ему была тишина. Члены комиссии сперва с сомнением посмотрели друг на друга, затем перевели взгляды на меня. – Это надо у товарища Юрова спрашивать. Он с моей личной жизнью знаком намного лучше меня, – серьезным тоном произнес я. – Чапыра! Это не шуточки! – в сердцах крикнул председатель комиссионной комиссии, ударил по столу ладонью. – Решается вопрос о твоем исключении из университета! Так что думай, что говоришь! – Решается? – ухмыльнулся я и грустно добавил. – Да он уже решен, вы же видите, что происходит. – На что ты намекаешь?! – чуть ли не прорычал Юров, предупреждающе обжигая меня взглядом. А мне было плевать на его угрозы, я уже понял, что помочь мне может только, так называемая, грязная защита. – Подрались две девицы, вот только у одной из них папа, – я скопировал жест Рогачева, устремив взгляд на потолок, – а другая – комсорг. Но реагировать на ЧП надо? Надо! И решили наказать меня. Ну и что, что в драке не участвовал. Зато из простой семьи и живет в общаге. Типа со мной проблем не будет. Будут! – уверил я их. – Я обжалую свое исключение в советский суд, самый справедливый суд в мире! – добавил в речь пафоса, и по-деловому продолжил. – В драке я не участвовал, это может подтвердить толпа народа. Не думаю, что комсомольцы будут врать на суде. Да и поцелуй в общественном месте – не аморален. Целовать при встрече или в знак благодарности в традиции русского народа, которую, к слову, до сих пор чтут и соблюдают советские руководители, – сделал я толстый намек на Брежневе, но саму фамилию генсека упоминать поостерегся. Перегибать тоже не стоит. Закончив свой обвинительный спич, я вытер ладонью пот со лба. Нервы что ли? Все молчали, осмысливая услышанное. – Как всё вывернул-то! – потрясенно произнесла Вера Степановна. – Да он невинной жертвой себя выставил, жертвой произвола! – ее голос так и сочился возмущением. – Вы только посмотрите на него! Ведь ни капли раскаяния! Где твоя комсомольская совесть? – патетически воскликнула она. – Гнать таких из комсомола надо! – поддакнула ей секретарь комиссии. – Вопрос об исключении Чапыры из комсомола поставлен еще вчера, – сообщил Юров. – И какая причина указана? – поинтересовался обкомовец. – Аморальное поведение, – пожав плечами, ответил Юров, словно другой причины быть и не может. – Из-за поцелуя? – продолжил уточнять обкомовец. – И не только. В последний год Чапыра вообще отбился от рук. Позволяет себе черте что, носит длинные волосы, наряжался как клоун. Нет, сегодня-то он нормально выглядит. – поспешил пояснить секретарь комсомола, видя на лице обкомовца недоумение, – Подстригся и приоделся к защите диплома, но до этого ходил в неподобающем для комсомольца виде. – То есть получается, когда Чапыра, как вы выразились, наряжался как клоун, вы его не исключали из комсомола, а как только студент привел себя в порядок, вы сразу же решили его исключить, – заметила Любовь Михайловна и многозначительно добавила, – Интересно. – Товарищ Ефремова, вы же понимаете, что Чапыра привел себя в порядок только из-за сегодняшнего мероприятия! – возмутился Юров. – Я понимаю совершенно другое, – не позволила собой рулить моя спасительница, – по-моему Чапыра просто повзрослел, перерос длинные волосы и броскую одежду. Молодой человек осознал, что обучение подходит к концу, впереди его ждет взрослая жизнь и профессиональная деятельность. Именно по этой причине он и стал вести себя как взрослый человек. Это жизнь, Федор Александрович. Люди взрослеют и меняются. – А о поцелуе необходимо вообще забыть. Не упоминать о нем. Не было его и точка! – веско произнес Марк Артурович. – Нам еще не хватало впутать в эту вашу историю сами знаете кого! Да с нами всеми за такое знаете, что сделают? – обкомовец покраснел лицом от нервного напряжения. – Воспитали тут юристов, а они нам сейчас судом грозят! Это ваша недоработка, товарищ Юров. Как воспитали – то и получили! Юров тоже покраснел и задергал туго затянутый галстук, расслабляя узел. – Но тогда получается, что студентки подрались не из-за чего, без причины – это же абсурд! – всплеснув руками, возмутилась Вера Степановна. "Абсурд – это то, что мы все это обсуждаем", – зло подумал я. – Может сделаем вид, что и драки не было? – неуверенно предложил Рогачев. – И что этому мерзавцу все сойдет с рук?! – вновь возмутилась Вера Степановна. Ее глаза метали молнии. – Перестаньте меня оскорблять! – достала уже эта старая ведьма. – Я не ваш крепостной, а свободный человек. И зовут меня Альберт Анатольевич. Вам понятно, Вера Степановна? – ее имя я словно выплюнул. – Что-о?! – опешила она от наезда. – Чапыра! – ударил кулаком по столу председатель экзаменационной комиссии. – И вы, Вера Степановна, прекратите уже кидаться оскорблениями, – уже более спокойно попросил он. – Да что он себе позволяет?! – не желала та успокаиваться. – Давайте уже заканчивать. Хочу напомнить, что мы уже больше часа здесь сидим, – недовольным тоном произнес обкомовец, и Вера Степановна заткнулась. – Вопрос о поведении студентов, вы товарищ Юров, могли бы решить вчера, но зачем-то перенесли его на защиту дипломных работ. Видимо, вы посчитали, что уместно будет эти два мероприятия совместить. Так вот, вы просчитались! Студент до защиты был допущен, он ее блестящим образом защитил, чему я был свидетель. Более того, он отмел все ваши обвинения и сделал это тоже весьма умело, хотя здесь более применим эпитет эффективно. Из-за чего я делаю вывод, что обучение на юридическом факультете поставлено хорошо, – Марк Артурович кивнул в сторону председателя экзаменационной комиссии, после чего вернул свое внимание Юрову. – А вот воспитательная работа в университете хромает. – секретарь комитета резко сменил красноту на бледность. – Да, Федор Александрович, хромает! Не справляетесь вы со своей работой. Ваши студентки устраивают массовые драки, а ваши студенты вместо того, чтобы осознать свою вину, косвенную вину, – продавил меня взглядом обкомовец, видимо решил, что я сейчас опять взбрыкну, – и извиниться, пообещав исправиться, ведут себя словно оказались в стане врага, и начинают использовать неприемлемые способы защиты – угрожать и манипулировать фактами, – на этом месте Марк Артурович посмотрел на меня неодобрительно. – Нездоровая у вас здесь атмосфера, не советская, – подвел итог своего выступления товарищ из Обкома. – Прямо вам скажу, я начинаю склоняться к мнению Альберта Анатольевича, что у вас к нему, товарищ Юров, личные счеты. – Марк Артурович, уверяю вас, это не так, – принялся оправдываться секретарь комитета, – Вы же сами отметили, что Чапыра умело манипулирует фактами. Это как раз тот случай. – Посмотрим, Федор Александрович, Посмотрим. Если я окажусь не прав, я перед вами извинюсь, – не стал спорить обкомовец. – А сейчас давайте уже закончим с этим студентом и пригласим следующего. Время не резиновое, а у меня есть еще и другие дела. – Согласен, надо заканчивать с Чапырой, – поддержал председатель экзаменационной комиссии. – Итак, товарищи, слушаю ваше мнение об оценке. – Я свое мнение уже высказала и его не изменю. Студент Чапыра защитил свою дипломную работу на "отлично", – первой высказалась Любовь Михайловна. – Более чем "неудовлетворительно" Чапыра не заслужил. Я свое согласие на положительную оценку не дам! – мстительно высказалась Вера Степановна. – Это не объективно, товарищ Меркушева, – попытался ее образумить председатель, но та уперлась. – Тем не менее это мое мнение, как члена экзаменационной комиссии! – заявила она. – Марк Артурович? – председатель посмотрел в сторону обкомовца. – "Хорошо". Снижаю на бал из-за неподобающего поведения студента, – объяснил он свою позицию. – Вадим Андреевич? – председатель перевел взгляд на моего научного руководителя. Было видно, что внутри Рогачева сейчас идет нешуточная борьба. – "Хорошо", – наконец, решившись идти в кильватере у товарища из Обкома, ответил он. – Осталось высказаться мне, – произнес председатель экзаменационной комиссии. – По моему мнению, студент защитился блестяще и даже сумел продемонстрировать нам свои теоретические познания, так сказать, на практике, – на этом месте председатель усмехнулся, – с меня – "Отлично". Значит в итоге получается оценка "хорошо". – Почему это "хорошо"? – вновь возмутилась Меркушева, – получается "удовлетворительно". – Вера Степановна, объясняю, – тяжелый вздох и председатель вновь продолжил, – "хорошо" в связи с вероятностью обжалования оценки "удовлетворительно" по причине необъективности и личной неприязни одного из членов экзаменационной комиссии. Студент Чапыра сегодня нам уже доказал, что не боится отстаивать свои права в том числе и путем обжалования неугодных ему решений. Вы хотите скандала? – проникновенно спросил он ее. Казалась, Меркушева сейчас взорвется от переполняющей ее злости и возмущения. Не дожидаясь ответа, председатель продолжил: – Товарищ, Чапыра, поздравляю вас с защитой дипломной работы на оценку "хорошо". – Спасибо, – искренне поблагодарил я его и еще троих членов экзаменационной комиссии, обойдя взглядом Меркушеву, словно пустое место. – О месте вашей будущей работы, узнаете через пару дней. Информация о дате, когда состоится Комиссии по распределению будет вывешена в нашем корпусе на информационном стенде, – сообщил председатель, бросив нетерпеливый взгляд на дверь, и я послушно попрощался. Глава 6