– Так вот я взяла это оттуда. Как могла пыль попасть на стоянку? Разве что на подошвах. – Хотите сказать, кто-то перенес пыль из анатомического отделения на парковку на подошвах обуви? – Не знаю. Возможно. Должно быть, мистер Уитби упал лицом на тротуар, и грязь прилипла к ране и крови на лице. – Вы сказали, что обгоревшие частицы выглядят поврежденными. Как это могло случиться? – Наверняка я пока ничего не знаю. Возможен такой вариант: костная пыль из крематория смешалась с грязью на тротуаре, а потом по ней проехал трактор или автомобиль. Как выглядят костные частицы, подвергшиеся такому воздействию, это нужно выяснять. Ответа у меня нет. – Ладно, пусть. Но как кремированная костная пыль попала в рот Больной Девочки? – Это вопрос. – Кей умолкает, пытаясь собраться с мыслями. – Переноса быть не могло. Обожженные и поврежденные частицы, которые лежат сейчас передо мной, взяты из ее рта. Так… – Пыль из крематория у нее во рту? Господи! Ну, не знаю. У меня объяснения нет. А у вас? – Я понятия не имею, откуда в этом деле взялась костная пыль. – Скарпетта пожимает плечами. – Что еще вы нашли? Насколько мне известно, из комнаты Джилли Полссон взяли многое. – Только постельное белье и одеяло. Я потом десять часов выбирал пух от хлопчатобумажных салфеток, потому что клейкую ленту доктор Маркус не воспринимает. Наверное, пока все запасы ваты не использует, на ленту не перейдет, – жалуется Айзе. – В общем, искали ДНК. – Знаю, – говорит Скарпетта. – А еще искали респираторный эпителий. И нашли. – Были еще волосы. На простыне. Черные, крашеные. С ними Кит работает. – Наверное, человеческие. Что с ДНК? – Отослали в лабораторию Боде. – А шерсть? Собачью шерсть нашли? – Нет. – Ни на белье, ни на пижаме, ни где-либо еще? – Ничего. Ни волоска. А не может та пыль быть от пилы? – Айзе никак не может забыть о костной пыли. – Ее ведь в старом здании тоже хватало? – Та, что я видела, на эту не похожа. – Скарпетта откидывается на спинку стула и смотрит на эксперта. – Пыль от пилы была бы более гранулированная, и в ней попадались бы частицы металла от лезвия. – Понятно. Пока я не забыл, можем обсудить кое-что еще? – Пожалуйста. – Вот и хорошо. Итак, вы специалист по костям, признаю. – Айзе убирает в конверт слайды. – Но зато я знаю кое-что о краске. В обоих случаях нет никаких признаков кроющей краски, нет грунтовки. Следовательно, краска не автомобильная. Частицы металла под ней не прилипают к магниту – значит, они не железистые. Я сразу это проверил, в первый же день. Короче, речь идет об алюминии. – Что-то алюминиевое, выкрашенное красной, белой и голубой эмалью, – задумчиво говорит Скарпетта. – Смешанное с костной пылью. – Сдаюсь, – разводит руками Айзе. – Я пока тоже. – Костная пыль человеческая? – Определить можно только в том случае, если она свежая. – Насколько свежая? – Несколько лет, но никак не больше. Думаю, в данном случае нам на многое рассчитывать не приходится. Во-первых, с кремированными останками о ДНК можно сразу забыть. Что касается необожженной костной пыли, то она почему-то кажется мне старой. Думаю, образец необожженной пыли стоит послать в лабораторию Боде для анализа на митохондриальную ДНК. Плохо то, что у нас ее мало и для анализа может потребоваться вся. Можем ли мы так рисковать ради неопределенного результата? – Я ДНК не занимаюсь – бюджет не позволяет. – В любом случае решать не мне. – Скарпетта поднимается со стула. – А если бы мне, то я проголосовала бы за сохранение вещественного доказательства на случай, если оно потребуется позже. Главный вывод один: одна и та же костная пыль отмечена в двух случаях, совершенно между собой не связанных. – Согласен. – Предлагаю вам сообщить эту новость доктору Маркусу. – Пошлю сообщение по электронной почте. Ему понравится, – говорит Айзе. – Хотелось бы порадовать и вас, доктор Скарпетта, но ваши пакетики отнимут у меня несколько дней. Высыплю на стекло, хорошенько просушу, просею, рассортирую. Вот уж нудная работа. Делать все приходится вручную. Я просил сепараторы частиц с автоматическими шейкерами, но они стоят около шести тысяч, и мне посоветовали об этом даже не мечтать. Сушка и просеивание – это два или три дня. А уж потом засяду за микроскопы. Кстати, я ведь ни разу не дарил вам ничего из моих самодельных инструментов? Их здесь называют «зубочистками Айзе». Он рассматривает лежащие на столе вольфрамовые иглы, потом берет одну, проверяет, не согнут ли наконечник и не нужно ли его подточить, и с полупоклбном, будто розу, преподносит Скарпетте. – Вы очень любезны, Джуниус, – улыбается она. – Большое спасибо. И отвечая на ваш вопрос – нет. Вы никогда и ничего мне не дарили. Глава 40 С какой стороны ни посмотри, яснее не становится. Придя к такому выводу, Скарпетта заставляет себя не думать о выкрашенном алюминии и костной пыли, но мысли снова и снова возвращаются к частичкам белой, красной и голубой краски и обожженным пылинкам, которые мельче чешуек перхоти. День после полудня серый, и тяжелое небо давит, угрожая обвалиться, как промокший потолок под дырявой крышей. Они с Марино выходят из внедорожника, и двери за ними захлопываются с приглушенным стуком. Кирпичный дом с черепичной, покрытой мхом крышей – он стоит за задним двориком Полссонов – встречает их темными окнами, и Скарпетта чувствует, что начинает отчаиваться. – Он точно будет здесь? – спрашивает она. – Обещал быть. Где ключ, я знаю. Он сам мне сказал, значит, не возражает, если мы войдем и без него. – Если ты предлагаешь вломиться в дом, то я против. – Скарпетта смотрит на дорожку, что ведет к деревянной двери за алюминиевыми створками, и молчаливые окна по обе стороны от входа. Домик старый, маленький, и вид у него печальный и жалкий. Печать небрежения видна во всем: в обступивших жилище магнолиях, в разросшихся, годами не подстригавшихся колючих кустах, в высоких соснах, разбросавших повсюду колючки и шишки, в заросших сточных канавках и неухоженной передней лужайке. – Ничего я и не предлагаю, – отвечает Марино, поглядывая в оба конца тихой, пустынной улицы. – Просто сообщаю, что он сам сказал мне, где ключ, и предупредил, что сигнализации нет. А зачем сказал, это ты мне объясни. – Не важно, – говорит Скарпетта, уже прекрасно зная, что будет дальше. Агенту по недвижимости, по-видимому, не до них, а может, он просто хочет остаться в стороне. Так или иначе, намек ясен, и они могут обойтись без него. Кей засовывает руки в карманы пальто. На плече у нее рабочая сумка, заметно полегчавшая после того, как два пакета с грунтом остались в лаборатории. – Ладно, загляну хотя бы в окна. – Марино медленно, широко расставляя ноги, идет по дорожке. – Ты идешь или будешь машину стеречь? – не оборачиваясь, спрашивает он. То немногое, что им известно, начиналось с городского справочника, по которому Марино отыскал агента по недвижимости, не посещавшего вверенное ему строение больше года и уже махнувшего на него рукой. Домовладелица – некая Бернис Тоул, проживающая ныне в Южной Каролине, – определила цену и упрямо отказывается потратить хотя бы пенни на ремонт или понизить цену до уровня, приемлемого для привлечения потенциальных покупателей. По словам агента, используется дом лишь в тех редких случаях, когда миссис Тоул разрешает пожить в нем каким-то своим гостям. Часто ли они здесь останавливаются и останавливаются ли вообще, этого никто не знает. Ричмондская полиция ни сам дом, ни его историю не проверяла, поскольку, с ее точки зрения, в нем никто не проживает и, следовательно, к делу Джилли Полссон он никакого отношения не имеет. По той же причине не заинтересовалось им и ФБР. И только Марино и Скарпетта обратили внимание, потому что в случаях с насильственной смертью важно все. Кей идет к дому. Бетон под ногами скользкий от зеленоватой слизи. Будь это ее дорожка, Скарпетта отмыла бы ее с отбеливателем. Марино уже поднялся на маленькое покосившееся крылечко и, приникнув к окну, пытается рассмотреть что-то через грязное стекло. – Раз уж мы решили заделаться мародерами, давай сделаем еще шаг по скользкой дорожке. Где ключ? – спрашивает она. – Видишь цветочный горшок вон под тем кустом? – Марино кивает в сторону буйно раскинувшегося самшита, под которым валяется грязный горшок. – Посмотри под ним. Скарпетта сходит с крыльца, раздвигает руками ветки и видит, что горшок наполовину заполнен дождевой водой, мутной и протухшей. Она отодвигает его и находит свернутый в квадратик лист алюминиевой фольги, весь в грязи и паутине. Ключ в нем потемнел, как старинная монета. Судя по всему, им не пользовались давно, может быть, несколько месяцев. Скарпетта отдает ключ Марино – отпирать чужой замок ей почему-то не хочется. Дверь со скрипом открывается. В нос бьет спертый воздух. В доме холодно и вроде бы пахнет сигарами. Марино ощупывает стену, щелкает выключателем, но свет не загорается. – Держи. – Скарпетта протягивает ему пару хлопчатобумажных перчаток. – Случайно нашла твоего размера. – Ха! – Марино натягивает перчатки. Кей делает то же самое. На столе у стены стоит лампа. Скарпетта нажимает на кнопку, и ей везет больше. – Хорошо, что хотя бы электричество есть. Интересно, работает ли телефон? – Она поднимает трубку старого черного аппарата, подносит ее к уху. – Не работает. Я все-таки чувствую запах сигар. Несвежий. Марино принюхивается, озирается и пожимает плечами. Гостиная с ним кажется маленькой и тесной. – Я сигар не чувствую, только плесень. Стоя возле лампы, Скарпетта осматривает комнату и останавливает взгляд на пестром диванчике под окном и голубом кресле в углу. На потемневшем деревянном столике – расползшаяся стопка журналов. Она подходит, перебирает их. – Вот уж чего я никак не ожидала. – Чего? – Марино тоже подходит ближе и смотрит на черно-белый еженедельник. – «Вэрайети». Это что-то вроде профессионального издания. Странно. – Кей смотрит на дату. Ноябрь прошлого года. И все равно странно. Трудно представить, что у миссис Тоул есть какие-то связи с индустрией развлечений. – Может, она так же свихнулась на кино, как и половина человечества, – равнодушно замечает Марино. – Свихнувшаяся половина человечества читает «Пипл», «Энтертеймент уикли» и все в таком роде. Но не «Вэрайети». – Она берет еще три журнала. – Смотри. «Голливуд рипортер», «Вэрайети», «Вэрайети». Самые старые – двухлетней давности. За последние шесть месяцев ничего нет. Может быть, подписка закончилась. Адрес этот, но имя другое. Миссис Эдит Арнетт. Что-нибудь говорит? – Ничего.