— Извините, Стивен, я сниму пальто? — О, да, конечно! Рано утром в Мальтийском международном аэропорту термометр показывал всего плюс девять. Но как тотько в небе над островом появилось не по-осеннему жаркое солнце, температура воздуха поднялась, наверное, до восемнадцати градусов по Цельсию. Во всяком случае, было очень тепло. — В газете писали, что здесь теперь постоянно живет примерно тридцать тысяч русских. И это не считая туристов, из-за которых в последние годы взвинтили цены в отелях, а также школьников, приезжающих сюда из России, чтобы изучать английский язык… Марта, а вы сами раньше никогда не бывали на Мальте? — Нет, не приходилось. — Чудесное место. Особенно для тех, кто любит чувствовать дыхание истории… Изумрудное Средиземное море плескалось у самой дороги, а спокойствие местных жителей и бесчисленных отдыхающих оберегали выстроившиеся вдоль всего побережья каменные сторожевые башни. Парусный катамаран шел с туристами на остров Гозо, вдалеке, перед самой линией горизонта, неторопливо покачивались на волнах рыбацкие лодки и катера… — Вы ведь сейчас из Парижа прилетели? — Да, конечно. — Ну и как там? — Холодно. Ветер, дождь. — Марта, я, собственно, не об этом… За рулем мистер Ремингтон чувствовал себя вполне уверенно — автомобильное движение на Мальте, как и во многих других не до конца освободившихся британских колониях, было левосторонним, поэтому ему не пришлось привыкать к переменам, как водителям из континентальной Европы. По прямой эти бедолаги еще двигались без особых проблем. Но вот когда требовалось перестроиться на какой-нибудь второстепенной автомобильной развязке или даже просто свернуть с автострады, вот тут-то они и представляли для окружающих вполне реальную опасность… — Шакал действительно был связан с русскими. — Ну, это общеизвестный факт. Вам удалось его допросить? — Да, — прежде чем ответить, госпожа Ратцель посмотрелась в зеркало заднего вида. — Это оказалось непросто, но они все-таки дали мне разрешение. Хотя вообще-то последние несколько лет Шакал общается исключительно со своим адвокатом. — Ах, Марта, перед вами никто не может устоять! Даже, как я понимаю, директор самой суровой во Франции тюрьмы. Кажется, незамысловатый комплимент достиг цели — даже такой защищенной со всех сторон цели, как оперативная сотрудница Интерпола госпожа Ратцель. — Ну, произвести впечатление на директора тюрьмы Санте в Париже было не так уж и трудно. Все-таки он всего лишь француз… Намного сложнее оказалось разговорить Шакала, который сидит за решеткой без женского общества уже больше десяти лет. Представляете? В качестве условия нашего по-настоящему доверительного разговора он потребовал, чтобы я сделала ему минет — прямо там, в комнате для допросов. — Подонок! — задохнулся от возмущения Ремингтон. — Пришлось сказать ему, что я — увы! — лесбиянка и совершенно не интересуюсь мужчинами. — И что же? — После этого мы подружились… — Сукин сын, — повторил англичанин, выкручивая руль на очередном повороте дороги. Уроженец Венесуэлы Ильич Рамирес Санчес, он же — Карлос по кличку Шакал, оставил мрачный и кровавый след в современной истории, организовав в семидесятые годы прошлого века серию терактов, жертвами которых стали как минимум восемьдесят человек. Когда-то он тесно сотрудничал с радикаль ным арабскими группировками, в том числе с палес тинцами, и самой громкой операцией Карлоса был за хват его группой в Вене участников совещания ОПЕК. Шакал долгое время считался международным террористом номер один и разыскивался правоохра нительными органами многих стран. Наконец он был все-таки арестован французской разведкой в Судане и приговорен к пожизненному заключению. К тому же в судах других стран находятся еще несколько дел, связанных со взрывами и убийствами, организатором либо исполнителем которых считают Карлоса, так что терять ему в любом случае было нечего. Поэтому, да же находясь за решеткой, Шакал не перестает обра щаться к своим соратникам во всем мире с призывами наносить удары по американцам и израильтянам в поддержку палестинской интифады… — Что он сказал? Ему известно что-нибудь про полоний? — Нет. Он говорит, что «комиссия Митрохина» фальсифицировала очень многие документы КГБ. — Да неужели? — Шакал отрицает любую причастность своих людей к взрыву бомбы на железнодорожном вокзале в Болонье в восьмидесятом году, когда погибли восемьдесят пять человек. Он говорит, что вооруженные группы марксистов никогда не организовывали спонтанных терактов — они наносили точные избирательные удары лишь, как он выразился, по врагам и предателям. — «Комиссия Митрохина» утверждает обратное. — Карлос Шакал полагает, что болонский теракт был совершен молодыми неофашистами, а организовали его ЦРУ и Моссад, чтобы заставить итальянское правительство отказаться от диалога с левыми движениями и от политики терпимости в отношении палестинских боевых групп. Оказывается, существовало негласное соглашение между ООП и итальянцами о том, что боевики в обмен берут на себя обязательство — не наносить ударов по Италии. Вы слышали об этом? — Я не верю во всякие коммунистические сказки. — И тем не менее такая версия прекрасно вписывается в ситуацию тайной войны между двумя блоками — советским и западным, которые тогда вели борьбу друг с другом силами спецслужб… — Госпожа Ратцель проводила глазами встречный микроавтобус и опять посмотрела в зеркало заднего вида. — По словам Шакала, спустя некоторое время после теракта он получил из разведки Восточной Германии письменный доклад о том, что некий немецкий товарищ действительно вышел из здания вокзала буквально за несколько мгновений до взрыва. Однако у него не было с собой никаких вещей, кроме пластикового пакета, и выполнял этот немей в Болонье совсем другое, чисто агентурное поручение. — Ладно, давайте оставим в покое политику. Что по поводу наших друзей-исламистов? — Шакал, в обшем-то; и не скрывает, что когда-то поддерживал с ними отношения через Абу Салеха Анзе, представителя Национального фронта освобождения Палестины в Италии. Но скорее всего достоверных сведений по поводу советской «грязной» бомбы у него действительно нет — и не было. — А у кого же тогда они могут быть? — Шакал заявил мне, что не является полицейским информатором и поэтому не будет давать показания против политических бойцов. — Марта Ратцель поправила сумочку на коленях. — Однако он готов свидетельствовать против всех предателей и провокаторов. — К которым он относит и профессора Лукарелли? — Да, в первую очередь — его. — кивнула немка. — Оказывается, когда-то в молодости они были очень дружны. Потом Лукарелли отошел от активной подпольной борьбы, а в середине восьмидесятых его завербовали американцы. Не знаю, на чем завербовали, но… — Зато я знаю. Я поднял его досье из нашей разведки. Теперь настала очередь удивляться госпоже Ратцель: — Расскажете? — Разумеется, Марта. Примерно с тысяча девятьсот семьдесят пятого года часть оперативных ресурсов МИ-6 была переориентирована на работу в Европе и Северной Америке. Дело в том, что активизация борьбы с ирландским терроризмом в самой Британии привела к экспорту североирландского терроризма в другие страны, и довольно скоро боевики ИРА обнаружили, что слабо охраняемые казармы Британской Рейнской армии являются более удобными объектами для нападения, чем укрепленные английские военные объекты в Северной Ирландии. — Да, я помню, об этом писали тогда в немецких газетах… — кивнула Марта Ратцель. — Говорят, в тот период на территории ФРГ английской вооруженной охране даже не выдавали патроны? — К сожалению, это так. Только после того, как террористы застрелили майора английских вооруженных сил, положение изменилось. Были предприняты некоторые шаги, направленные на усиление мер безопасности военных объектов, но главное — наши спецслужбы, совместно с американцами, приложили дополнительные усилия к тому, чтобы обеспечить глубокое агентурное проникновение в среду европейских левых радикалов, связанных с боевыми ячейками ИРА. Вот тогда-то и удалось завербовать Лукарелли… Во время обыска у него дома нашли чемодан с детонаторами, оставленный на хранение одним из террористов, объяснили, что упекут за решетку на двадцать пять лет по обвинению в соучастии, и без особого труда склонили к негласному сотрудничеству. — Любопытно. И с тех пор он работает на американцев? — Судя по всему, господин профессор работает исключительно на себя. — Вы удивитесь, Стивен, но Шакал сказал мне про этого типа то же самое — почти слово в слово. — Кстати, по нашим сведениям, пять дней назад Луиджи Лукарелли пропал в где-то Гамбурге. Вам об этом ничего не известно? — Нет. Отрицательный ответ прозвучал после паузы, которая показалась Ремингтону чуть-чуть затянувшейся. Однако он предпочел сделать вид, что не обратил на это никакого внимания. — Что еще рассказал вам Шакал? — Он достаточно красноречиво пытался уверить меня, будто коммунисты никогда не планировали применять атомное оружие против мирных жителей. А вот ребята из «Аль-Каиды»… У них достаточно много денег — и достаточно мало ума, чтобы принять от кого-нибудь подобное предложение. — Да, пожалуй. Карлос Шакал — это уже история международного террора, а сейчас подросло новое поколение хищников с идеалами. — Кстати, Стивен… вы знаете, что за нами от самого аэропорта увязался хвост? — Заметили все-таки. — хмыкнул Ремингтон. — Черный «лендровер», который сзади? — Да. В нем как минимум два человека. — Все в порядке, Марта. Это наше сопровождение. — Зачем? — На всякий случай. От русских можно ожидать чего угодно… Госпожа Ратцель не нашла ни одного аргумента, чтобы возразить английскому коллеге. Поэтому она лишь посмотрела в зеркало заднего вида и чисто женским движением поправила волосы. — Сколько нам еще ехать? — Примерно полчаса. А вы молодец, Марта. Придется задать им трепку, когда приедем. — Что это за ребята? — «Красные береты». САС[7]. Слышали, наверное? — Приходилось.