Полоний: …Ну, поняли? Насаживайте ложь И на живца ловите карпа правды. Так все мы, люди дальнего ума. Издалека, обходом, стороною С кривых путей выходим на прямой. Уильям Шекспир. Гамлет, принц Датский ПРОЛОГ Но люди возлюбили тьму более, нежели свет, потому что дела их были злы. Ин. З,19 Кавказ — это горы и пыль. Много пыли… Жирная, раскаленная, пропитавшаяся кровью и машинным маслом — она повсюду. И даже ночью, когда на перевалы обрушивается ледяной, звенящий в немыслимой темноте ветер, пыли не становится меньше. Просто ведет она себя еще злее и беспощаднее. Майор Владимир Виноградов поежился от холода и приоткрыл один глаз: грязный мох, какие-то колючие кусты, изогнутые, будто сведенные судорогой, стволы редких деревьев… Внизу по-прежнему желтела узкая грунтовая дорога. Почти вертикальные бурые каменные откосы стискивали ее с обеих сторон и нехотя расползались где-то наверху, почти за облаками. Впереди, в сотне метров, дорога сворачивала за скалу, затем делала еще один поворот, потом еще… нет, что ни говори — место для засады было выбрано очень удачно. Другое дело, что задачу свою ребята отработали не совсем так, как хотелось. Хотя, конечно, армейский бронетранспортер, двигавшийся впереди, они вывели из строя сразу же — церемониться с боевым охранением команды не поступало, поэтому под его колесами просто рванули управляемый по радио фугас. Черный джип-внедорожник, замыкавший колонну, тоже не создал особых проблем: машину расстреляли почти в упор из автоматов и из подствольного гранатомета. А вот с грузовиком возникли сложности. Какой-то бородач, успевший вывалиться из кабины при первых же выстрелах, моментально оказался в мертвой зоне — и сразу же открыл ответный огонь. Судя по всему, это был опытный и повидавший виды вояка: первую очередь выпустил в небо, почти наугад, но уже следующей очередью, прицельной и короткой, основательно зацепил одного из бойцов. Пришлось пускать в ход ручные гранаты. Впрочем, больше всего неприятностей доставил спецназу, как оказалось, не он, а совсем другой боевик — тот, что спрятался в кузове грузовика. Пули долго рвали со всех сторон грязный брезент, разбивали вдребезги стекла кабины, отскакивали от металла… а он все стрелял и стрелял, пока не уткнулся окровавленным лбом в приклад ручного пулемета. Некоторое время было тихо. Потом зашуршали камешки под множеством ног, и к разбитой колонне спустились люди… Очень жаль, но единственный взятый живым человек из колонны — и тот оказался почти не пригоден к дальнейшему использованию. — Ну? Кто такой? Имя? Родом откуда? — Капитан Литвинчук считал себя большим специалистом по допросам в полевых условиях — вот ему и предоставили возможность первым пообщаться с пленным. — Ну? Отвечай! Подошедший сзади майор Виноградов демонстративно передернул затвор: — Дай-ка я ему сейчас… — Подожди… ну? Отвечай, быстро! Ну? Пленный звучно сглотнул слюну. Потом, с трудом шевеля губами, негромко ответил что-то на местном наречии — разобрать удалось только, что речь идет об Аллахе. — Чего? Хорош мне тут придуриваться… по-русски отвечай! Пахло от боевика костром и оружейным маслом, а на вид ему было никак не меньше сорока лет: высокий лоб, измазанная кровью борода, каким-то чудом уцелевшие очки на переносице… Именно по очкам и пришелся первый удар. — Отвечай, сука! — Литвинчук был абсолютно уверен, что основной эффект в подобных случаях достигается не столько болью, сколько унижением допрашиваемого. — Я ничего не знаю… я — школьный учитель… — Да ты что? — удивился капитан. — А здесь тогда что делал — на броне да с автоматом? Контрольные работы проверял? — Я ничего не знаю… — Слушай, ты! — Литвинчук сел на корточки рядом с пленным. — Умереть-то ведь можно по-разному. Можно быстро… а можно так! — Второй удар был куда страшнее предыдущего. — Понял? — Я ничего не знаю… — Ну, тогда пеняй на себя! — Сокрушенно покачивая головой, капитан Литвинчук вытащил из подсумка нечто, отдаленно напоминающее маникюрный набор. — Смотри… я ведь не хотел, ты сам напросился. Дальше майор Виноградов смотреть не стал — ушел под каким-то предлогом обратно к дороге. Однако позже стало известно, что пленный сумел продержаться на удивление долго — даже дольше, чем можно было ожидать от человека с высшим образованием. В конце концов он, конечно же, начал отвечать на вопросы, но потом как-то незаметно взял — и умер на середине фразы… — Да он все равно не знал ни черта! — оправдывался позднее Литвинчук. Положим, раненый боевик действительно рассказал все, что знал. Или почти все — пойди теперь проверь… Виноградов взглянул на часы. Все, время! Отдых кончился. Очень хотелось спать. А еще хотелось домой, но это было совсем уж нереально: как, например, дожить до ста лет или выиграть в телевизионную лотерею. Ладно… Кому-то в этой жизни достаются представительские лимузины за полмиллиона долларов и пальмы у теплого океана. А кому-то — пахнущий сыростью, смертью и холодом кусок пыльной дороги в горах. Обижайся на судьбу, не обижайся — плевать! Виноградов выругался, поглубже натянул черную вязаную шапочку и пошел сменять на боевом посту капитана Литвинчука. — Стой, стрелять буду! — Стою. — Стреляю… Старая шутка, знакомый голос — вроде и не так уже холодно, и не так тоскливо… — Курить есть? — Держи! Литвинчук взял у подошедшего на смену майора сигарету. Пряча в ладони мерцающий на ветру огонек, щелкнул зажигалкой: — Спасибо, дружище. — Да не за что. Как обстановка? — Пока тихо. — Это хорошо… — Виноградов зачем-то положил ладонь на борт бронемашины, и мертвый металл отозвался на прикосновение накопившимся за ночь холодом. — Груз в порядке? — Ну, относительно. Офицеры вышли из-за подорванного на мине бронетранспортера, и почти сразу же их радиометры начали тревожную перекличку. — Осторожнее! — Понял, слышу… Поравнявшись с отбитым у неприятеля грузовиком, капитан Литвинчук по-хозяйски откинул обрывки брезентового полотнища: — Вот, понимаешь, такие дела.