Дефрим сидел вблизи от одного из таких холмов, в тишине прикладываясь к меху с вином. При виде приближающегося всадника он встал и дружелюбно махнул рукой. – Гляжу, Серая Стража покидает нас, – сказал он добродушно. – Служба зовет. – А, как и всех нас. – Клиф взглянул на трупы и сделал очередной глоток. – Одного вот только понять не могу, уж спрошу, раз случай подвернулся. Я честно скажу, – продолжил он, не дожидаясь ответа, – это не первая моя пацификация. Думаю, потому меня и взяли на эту работу, что я хорош в раскалывании черепов и заливании вином укоров совести. – Он отвернулся и бесцеремонно начал мочиться. – Обычно такая пацификация – это совсем простое дело. Какие-то люди, которых ты не любишь, живут там, где ты не хочешь, чтоб жили, ну и высылаешь таких, как я. Потом красного петуха, немного трупов, и, наконец, до людей доходит и они сваливают, и тогда на это место могут прийти те люди, которые тебе нравятся. Просто и эффективно. – Он облегченно выдохнул и неуклюже начал завязывать ремни на штанах. – Так а вопрос-то где? – поторопил Магнус, наблюдая, как очередное тело сталкивают в ров. Крестьяне, что занимались погребением, попросили сделать перерыв, но надзиратели из легиона ответили, что сперва надо убрать ближайшую кучу трупов. И быстро, пока трупы не начали разлагаться на июньской жаре. – А вот он, – успокоил его Клиф. – Для чего это было? Потому что я так огляделся, пока сюда ехал, – вся эта Граница одна большая пустошь. Если людей плотно напихать, как на Центральных Территориях живут, тут бы с полсотни таких Убежищ разместилось, и это только на трассе, по которой мы ехали. И вот я так себе думаю. Мы ведь сейчас развязали войну? – А если и да? – ответил Магнус резче, чем хотел; он слишком устал этой ночью. – Я тут никого не обвиняю и не оцениваю, – успокаивающе ответил Дефрим. – Холера, если под нами есть ад, то все мы и так его близко увидим, и нечего судить ближнего своего. Я только так себе по-солдатски думаю – я тут разговаривал с местными солдатами, ну теми, которых бросили в первую атаку. И они, похоже, страшно ненавидят этих самых склавян. И ясно, когда идешь на войну, то хочешь, чтоб твои люди чутка ненавидели тех других, так убивать легче. Но вот если выжать из них слишком много этой ненависти, то потом трудно бывает ее обуздать. И еще трудней остановить. А ведь в конце концов, надо будет остановить, верно? Потому что войнушка войнушкой, но как закончится это все убийство, то все равно ж потом надо будет рядом друг с другом жить, торговать и все такое. – Надо? – удивился Охотник на Ведьм. – Ты прав, в конце концов мы будем жить рядом. Когда они начнут говорить на нашем языке, чтить нашего Господа и признавать наши принципы и ценности. Так, как это сделали жители Границы, Севера, Спорных Земель и Вольных Городов. Весь наш континент един, и они станут его частью. Потому что это не какая-то очередная войнушка. Это столкновение цивилизации и дикости. Порядка с хаосом. Добра со злом. И когда пыль рассеется, мы, конечно, попадем в ад – но, по крайней мере, оставим после себя мир лучше, чем тот, каким мы его застали. – Угу, новый лучший мир, – проворчал Клиф, в последний раз взглянув на закрывающие горизонт кучи мусора, состоящие из бывших человеческих существ. А потом отвернулся и ушел в сторону лагеря легиона. Магнус минуту провожал его взглядом, а потом пришпорил коня и двинулся вперед. Его ожидала долгая дорога в Драконье Логово, а там еще больше работы. Это было только начало, а сейчас предстояла наиболее трудная часть. Глава третья Княгиня Ольга оглядела свой тронный зал. Легион прихлебателей и бесполезных старых пердунов расселись за столами, слушая со скучающим выражением лиц. Безмозглые придворные дамы громко вздыхали после каждой второй услышанной фразы. Ее муж, Лютогнев, и его свита склавянских воинов выглядели так, как будто сию секунду собирались на войну. Во всем помещении единственной, в чьем взгляде светился разум, была Надя адор Бедриданд. Она сидела позади, держа на руках маленького сына княгини. – И тогда Серая Стражница нас спасачь, – закончила свой душещипательный рассказ одна из женщин, выживших в Убежище. Она говорила с сильным акцентом, но суть ее рассказа, видимо, дошла до всех. Княгиня поблагодарила и заверила, что сейчас беженцы в безопасности, а затем попросила покинуть зал. Ей было нужно время, чтобы все обдумать, вдобавок заранее знала, как отреагирует ее муж, а публичной ссоры с ним не хотела. К ее удовлетворению, Лютогнев тоже обождал, пока в зале останутся лишь самые доверенные советники, и лишь потом вскочил со своего кресла и закружился по залу, скрипя зубами и сжимая кулаки. – Куда ты собрался? – поинтересовалась его жена. – За местью, – твердо ответил он на своем языке. – Эти сволочи заплатят. – Какие именно? Местные жители или легионеры? Мы даже не знаем, чья в этом вина. И что самое главное, не знаем почему. – Ольга встала и подошла к подруге. – Надя, вышлешь своему брату письмо. Пусть они с Вильгельмом прибудут сюда как можно скорее, не важно, на кого они сейчас работают. Если будет нужно, я удвою их оплату. И пусть возьмут с собой побольше людей – Вильгельм пусть подберет наемников. Тут же услышала за спиной недовольное бурчание супруга. – Снова этот рыцарь. Я воин не хуже его. – Безусловно, – солгала Ольга. – Но кроме этого ты еще и будущий король склавян, и ты нужен мне, чтоб защищать нас с сыном. – Она сразу заметила раздражение, вспыхнувшее в его глазах, как и каждый раз, когда речь заходила о мальчике. За два года с его рождения они до сих пор не дали ему имени, а она так и не родила Лютогневу второго ребенка, на этот раз достойного своих воинственных предков. – Только подумай, – она перешла на доверительный тон, – ведь тот, кто это сделал, не ограничится Убежищем. Пять тысяч человек не гибнут в случайном недоразумении. Это была организованная акция. Нас атакуют, а мы не знаем, кто и почему. – В таком случае тебе надо забрать ребенка и выехать в Город Гракха, там мой дед вас защитит. «Понятно, чтобы ты наконец мог поиграть в магната и наверняка довести моих вассалов до бунта», – подумала она. – Я не покину моего княжества. – Она подошла ближе и взяла его за руки. Перешла на интимный тон, которым обычно говорила с ним в спальне. Заговорила на его языке. – Ты мне нужен. Здесь, в Остроборе; мне нужен ты и твои воины. Вильгельм может провести расследование, узнать, что происходит, но только ты можешь защитить нашу семью. – Ольга знала, что муж не поверил ни единому ее слову, до такой степени дураком он все же не был. Но по глазам поняла, что он все равно подчинился ей. Он был слабым, как и большинство мужчин, которых она встречала в жизни. И эта слабость происходила из ощущения силы. Из жизни в мире, в котором единственным достойным способом решения проблем были кулаки и мечи. Ее же мир выглядел иначе. Всегда хрупкая и беззащитная перед угрозой насилия, она не могла позволить себе слабости. И ее сын тоже будет таким, за что она каждый день благодарила и Господа, и богов склавян. Княгиня подошла и взяла мальчика на руки. Он родился преждевременно, и акушерка сказала, что ему не пережить этой ночи. Потом недели, потом месяца, потом года. Но он был жив до сих пор. Маленький и хрупкий. Болезненный и слепой. Его покрытые белизной глаза не дрогнули, но на лице двухлетнего мальчика все равно появилась улыбка, он почувствовал мать. Все знали, что ребенок никогда не станет воином, а лишь воин может вести склавян, рассчитывать на корону прадеда, на созданное им королевство. К счастью, Ольга понимала, что те вещи, которые всем известны, имеют власть лишь над глупцами. – Уже поздно, – сказала она задумчиво, не глядя на мужа. – Я вернусь в свои покои. – Может быть, этой ночью я мог бы… – начал он, но она сразу прервала его. – Мне очень много нужно обдумать. Я пошлю придворных дам, чтобы ты не скучал. Надя, пойдем, поможешь мне приготовиться ко сну. – Княгиня подарила мужу извиняющуюся улыбку и двинулась к выходу. И дело было не в том, что она не любила своего мужа. Просто не могла воспринимать его как равного себе; он был слишком глупым и слабым. И тем не менее они подходили друг другу – у нее был ум, а у него мышцы. И он подарил ей сына, ребенка, достойного своей матери. Так что можно было бы сказать, что Ольга любила его больше, чем любого другого мужчину. Просто не таким образом, каким он бы хотел. * * * Яромир усмехнулся, капли дождя стекали по его лицу. Вдали Перун метал свои молнии, сражаясь с отрядами духов туч. Озарял мрак ночи и разрывал густую тьму. Значительно ближе громко молился жрец, перекрикивая бурю, прославляя своего господина. Время от времени подкреплял свои слова движениями ножа. Очередные животные падали наземь, где грязь мешалась со свежей кровью. – Вот битва света с тьмой. Добра со злом! Слава Перуну! Где-то поодаль одна из молний вызвала лесной пожар. Воины, восприняв это как Божью милость, громко и радостно закричали. Даже в это время года такое благословение случалось нечасто. Яромир повернулся и взглянул на последнюю жертву. Девушка была красивой, с длинными, черными как ночь волосами и большими ореховыми глазами. Насквозь промокшая рубашка прилегала к ее телу, подчеркивая ладную грудь. Жалко было приносить в жертву такую девку, но Перуну принадлежало все наилучшее. В правление Гракха людские жертвоприношения стали редкостью. Еще одно доказательство слабости этого старика. Король Яромир наверняка не позволит себе такой глупости. Вождь Сыновей Змеи усмехнулся от этой мысли. Особенно сейчас, когда вести с запада подтвердили: власть на расстоянии вытянутой руки. Дождь завершался, а отзвуки битвы бога с демонами начинали удаляться. Жрец, судя по всему, не рассчитал, что буря будет столь короткой, поэтому заторопился, переходя к главной жертве. Он обхватил девушку сзади и приставил ей лезвие к горлу. Как назло, гром стих именно в этот момент, оставляя всех в напряженном ожидании. Оно затягивалось, становясь неловким. Девушка, одурманенная зельями, начала истерически смеяться. Жрец попробовал заставить ее замолчать, но это не удалось, а смех начал уже распространяться и на собравшихся. Наконец отдаленный раскат грома позволил закончить церемонию. Умелый взмах ножа обрезал веселье, возвращая всему происходящему нужный настрой. – Слава Перуну! – зазвучали крики. Яромир вытер с лица капли дождя и вышел на середину поляны, перешагивая трупы животных и главной жертвы. – Сыновья Змеи! – начал он, вызывая новую волну эмоций. – Все мы знаем, для чего мы тут собрались. Все слышали вести из страны драконоубийц. Убежище уничтожено, тысячи наших братьев и сестер стали жертвами резни. Женщины изнасилованы, дети украдены, чтоб принести их в жертву фальшивому богу, а может, даже и съесть. Разумеется, король Гракх ничего на это не ответит. Он стар и устал. Старец доверился лжецам, дал шанс на мир. Но теперь все кончено, перед нами война! – Очередные крики восторга. – Сегодня мы принесли жертвы Перуну, почтили нашего небесного владыку и получили его благословение. – Он указал на зарево, заполняющее горизонт. – И такие же церемонии сегодня проходят везде, где правит жажда справедливости, где дух все еще силен и способен на поступки! Повсюду, там, где сердца склавян требуют мести! И они получат месть. Сыновья Змеи возглавят атаку, мы встанем в поле и укажем дорогу другим. Братья мои, восславим же сегодня богов и выступим на священную войну! – Война! Священная война! – начали скандировать люди. – Король Яромир! – вбросили лозунг специально обученные люди. Вскоре и этот лозунг подхватили все, повторяли с растущим энтузиазмом. Последние раскаты грома донеслись издалека, а жрецы стали собирать с земли тела жертв. Мир был прекрасным местом для будущего властителя. * * * – Мы хотели бежать, но солдаты сказали нам, что контролируют ситуацию и чтобы мы возвращались по домам, они гарантируют безопасность, – прочитал Эдвин мрачно. – Мы вернулись в деревню, но крики становились все громче. Папа пробовал забаррикадировать дверь в хату, но когда они пришли, это не помогло. Сначала мы услышали вопли из соседних домов, страшные крики. Потом начали ломиться в нашу дверь, кричать что-то на своем языке. Мама и сестры страшно плакали и повторяли, что нас убьют. В конце концов, нам подожгли солому на крыше. Мы пробовали бежать через окна, но они нас поймали. Папа пробовал с ними бороться, но на него бросились и рубили мечами, пока он не перестал двигаться. Потом схватили мою маму и старшую сестру и куда-то утащили, а меня один из них втолкнул в огонь. Я выскочил и начал кататься по земле, а они засмеялись и начали бросать в огонь остальных членов моей семьи. – Бард откашлялся и сделал длинный глоток вина. – Потом я просто так лежал, и они, наверное, подумали, что я мертв. И когда они пошли дальше, я встал и начал убегать, но я не мог идти далеко, потому что все у меня страшно болело. И я не хотел снова встретиться с этими плохими людьми. По дороге я встретил высокого солдата, который присмотрелся ко мне, но ничего не сделал. И потом я упал где-то на поле и, наверное, начал плакать, потому что меня нашли люди, которые уезжали с Серой Стражницей, и положили на телегу. – Он прервался и отложил лист. – В конце Заря пишет, что это она записала и перевела свидетельство очевидца. Пишет, что мальчику было восемь лет и что он умер на следующий день после записи показаний. Натаниэль никак не прокомментировал. Просто сидел в своем кресле, глядя в окно. – Тут еще есть, – после паузы сказал Эдвин. – В сумме страниц сорок. Мучительное чтение, на полный желудок вообще не советую. – Он попробовал нервно пошутить, но столкнулся с угрюмым молчанием. – Я так понимаю, есть повод, по которому ты прибыл сюда сам, вместо того чтобы выслать курьера, – сказал наконец Гроссмейстер Серой Стражи. – Да, ты прав. На месте этой резни видели Магнуса. Судя по всему, он был частью той банды, которая это устроила. – Это точно? – Заря видела его собственными глазами. Это он ей милосердно позволил забрать выживших в Остробор и не допустил плащеубийства. Эверсон по-прежнему не отводил взгляда от только ему одному известной точки на горизонте. Непохоже было, чтобы новости его удивили. Зато он выглядел усталым, как будто изнуренным борьбой, которая еще даже не началась. – И вот она, эта их одна-единственная проклятая капля, – буркнул он сам себе, а потом ударил кулаком в кресло. – Я прикажу слугам подготовить тебе комнату. Останься на несколько дней, пока мы сообразим, что происходит, и подготовим наш ответ. – Да, я так и думал. Я отнесу это в библиотеку. – Эдвин указал на стопку листов. – Пусть Вороны запишут это для потомков. – Оставь их здесь. – Ясно, но… – Бард заколебался. – Знаешь, мы записали эти показания, и хорошо, потому что мир должен об этом узнать. И кто-то, пожалуй, должен помнить о том, что стало с этими людьми. Но читать это сейчас, в твоем положении… Только мучить себя чем-то, что ты все равно не мог предотвратить. Натаниэль встал и забрал у друга бумаги. – Мне надо знать, как далеко они зашли, – объяснил он холодно. – Я должен знать, чем он стал. Я должен понять. Только так я смогу его уничтожить. * * * Лютогнев лежал в постели и размышлял. Сон никогда не приходил к нему легко в этой далекой стране, но в последние несколько дней стал вообще почти недостижимым. Рядом лежали две придворные дамы, как всегда, выбранные его женой. Почему она всегда присылает двух? Может быть, дело в ревности? Не хочет, чтоб оставался в такой ситуации только с одной женщиной? Хочет лишить процесс любых следов романтики? Плюс они наверняка друг на друга доносят, если одна из них выказывает слишком много или слишком мало энтузиазма. А может быть, просто хочет быть уверена, что если одна ему не понравится, то всегда сможет заменить ее второй? Конечно же, так никогда не случалось. Ольга знала его вкусы лучше, чем он сам. Единственной женщиной в Остроборе, которая оставалась ему заказана, была Надя. Любимая фрейлина его жены была предназначена для более высоких целей, чем удовлетворение его похоти, как много раз повторяла ему Ольга. И еще была сама его законная супруга, вечно уставшая, занятая и недоступная. А когда все же впускала его в свою спальню, чтобы зачать потомка, то отсутствие интереса у нее складывалось с отсутствием комфорта в отвратительную смесь. Сперва она пыталась неумело изображать страсть, но со временем отбросила даже эту вежливость. И вся ситуация в целом была настолько неприятной, что у Лютогнева часто случались проблемы с тем, чтобы быть на высоте. Ясное дело, Ольга решила эту проблему со своей обычной эффективностью – в углу ее спальни всегда сидела какая-нибудь фрейлина, готовая вмешаться и помочь ему расслабиться. И это делало все занятие еще более формальным и лишенным страсти. И ничего удивительного, что плодом подобной любви стал слабый и слепой младенец. Кусочек мяса, неспособный выжить в мире хищников. Лютогнев ненавидел его, ненавидел и Ольгу. Он осторожно поднялся, сумев не разбудить подарки от жены, натянул подштанники и вышел из комнаты. Прошел пустыми коридорами дворца, ступая по мраморным плитам пола. В детстве он всегда мечтал жить в каменном доме. В Чаще дома, полностью сработанные из ценного камня, казались недосягаемой роскошью. Хотя, само собой, и этот вовсе не был цельнокаменным, больше уже не был. Как и все в этой проклятой стране, этот дом был всего лишь разлагающимся трупом, покрытым деревянными пристройками, отчаянно пробующими удержать следы давнего величия. Лютогнев миновал ворота и вышел из дворца. В ноздри сразу ударил страшный смрад. Невыносимая вонь трех тысяч людей, собранных на крохотном пространстве города. Дед писал, что в последние годы Город Гракха тоже разросся до подобных размеров. Эта мысль пугала его. Страшно было представить, что даже когда он отсюда выберется, то вернется в такое же уродливое и вонючее место. Но хотя бы он не будет больше здесь, в окружении чужих людей с их чудным языком и их жалким богом. Вместо этого он будет владеть всей Склавией. Но скорей все же лишь восседать на троне, а фактическая власть достанется Ольге. О, как же он ее ненавидел.