— Так и есть, но… — Значит, дело рук твоего дружка-уголовника? — горько усмехнулся он, опять не дав возможности договорить. — Ромка не уголовник, — на автомате вступилась я за друга, но быстро взяла себя в руки и зачастила, — Ты должен знать, что мы к этому не причастны. А еще ты должен знать, что у Ани были секреты… — Довольно, — он жестом остановил меня, — Мне не интересны твои интриги, Бри, больше нет. Мою невесту убили, не прошло и часа, как ты… ты за это в ответе. — Кто?! — икнула я. — Не знаю, ты ли это организовала, но знаю одно: ты выгнала ее, и не прошло и пяти минут, как ее обнаружили мертвой. И самое смешное – тебе даже не жаль. — Ну, если в таком ключе… — Ненавижу тебя! — резко перебил он, голос его был тихим, но это пугало даже больше, — Ты чертова сука, лишенная морали, человечности и любых чувств. И сейчас ты радуешься… — Макар вцепился в свои волосы обеими руками, словно останавливая себя, — Держись от меня подальше. Меня от тебя тошнит. Держись от меня подальше, — повторил он, — Иначе я за себя не ручаюсь… — Ты не прав, — тихо возразила я, — По крайней мере, насчет отсутствия чувств. Слова вырвались без моего на то желания, можно подумать, сейчас они хоть что-то значили. Я сама не понимала, хочу ли я просто защитить себя, или пыталась сказать нечто такое, что говорить просто не умею. Я съежилась под его тяжелым взглядом. Таким взглядом обычно одаривают смертельных врагов. — НЕ-НА-ВИ-ЖУ! — по слогам процедил он, грубо толкнул меня со своего пути и удалился из моей жизни. Точнее, скрылся в доме. *** Я вышла от Марины не с тем легким чувством, о котором все, кто посещает психологов, так усердно твердят. На душе стало только тяжелее. Потому что ситуация была премерзкая: дело не только в том, что Макар меня теперь ненавидит, а в том, что мне мало кто верит. Даже Ромка, когда я подробно изложила ему свое видение ситуации, наморщил лоб и минут пятнадцать сверлил меня взглядом, каждую минуту вопрошая, а правда ли я непричастна. Решил, что я передумала насчет «голову оторвать» и просто застрелила девку. Недоверие друга ранило больнее всего. Даже когда он наконец сказал, что мне верит, я все равно видела его настороженный вид, как будто он только и делал что ожидал, когда уже всплывет что-то крайне неприятное. Мне казалось, что я могу видеть, как крутятся ржавые винтики в его голове: с трудом, скрипя, просчитывая все возможные варианты. Папуля тоже был мною недоволен: все потому, что охранник Иван настучал о том, что видел, как я беседовала с убиенной буквально за пять минут до ее смерти. Ну и в полиции интересовались, что значит мое сообщение, отправленное за десять минут до того, как ее застрелили. Само собой, прямо в ее смерти меня никто обвинить не мог, но косвенно даже я сама могла бы почувствовать себя виноватой. Могла бы, но разумеется, не чувствовала, а больше злилась: вот надо было этой кикиморе умереть так не вовремя? Теперь даже крохотная надежда наладить отношения с Макаром пошла коту под хвост, а аферистка Анечка стала практически святой, а все потому, что ее убили. Ну, и как обычно, я оказалась права: девушку застрелили из проезжающей мимо машины, вроде бы водитель. Говорю «вроде бы», потому что нужные нам камеры весьма не вовремя оказались выключенными (соседи признались, что вообще редко их включали и держали больше для виду), но тачку засекла жена банкира Николая Степановича Федоренко, Карина. По счастливой случайности дамочка скучала дома в одиночестве, пила чай и пялилась в окно. Особого внимания на тачку не обратила, но вроде бы это была черная тонированная девятка, номеров не видно, водитель в черной шапке, шарф надвинут на нос. Узнать его не представлялось возможным. Похожую девяку нашли через пару дней, в лесополосе на другом конце города. Она была угнала еще черт знает сколько недель назад, и хозяин с ней давным-давно распрощался. Она это, или не она – судить никто не брался, но искать там было нечего. Да и вообще было непонятно, как вышеупомянутый автомобиль смог проникнуть на закрытую охраняемую территорию, на которой проживали мои родственники и была убита Анна. *** На следующий день после встречи с Мариной, ближе к вечеру, домой завалился Ромашка, широко улыбаясь и тряся перед моим носом бутылкой: — Привет! Хотела поговорить? — Ну да, именно так я и сказала, — приняв смачный поцелуй, ответила я. — Смотри, что я принес! — Ромка еще раз потряс бутылкой, видимо решив, что за последние дни мое зрение резко упало. — Ты прекрасно знаешь, что я не пью вино из магазина, — нахмурилась я и прошла к бару, Ромка шел по пятам, сбросив по дороге куртку и ботинки. — Сенечка, не хочу тебя расстраивать, но практически все вино из магазина, — скривился друг. — Ты знаешь, о чем я. Опять притащил пойло из супермаркета за углом?! — Друг подарил, он летал в Барселону. — Давай свое вино, посмотрим, как сильно тебя ценит твой друг, — буркнула я. Пока Ромка занимался сервировкой стола, которая включала в себя быструю ревизию моего холодильника (все, что там имелось – куплено Ромкой, сама я такими вещами не занималась) и раскладывание передо мной его нехитрого содержимого, я решила не тянуть с новостями: — Вчера имела неприятную беседу с Симбириным-старшим. — С каких пор ты называешь отца по фамилии? — изумился друг, предварительно набив рот зеленым сыром. — Со вчерашнего дня. — Мм. — Мне удалось убедить его, что я разберусь в ситуации. Сама. — И как ты это провернула?! — Ромка едва не выплюнул сыр от удивления. — Легко: припомнила, что он мне должен за лето. Тогда он сам не на шутку разошелся, а я так легко его простила… Ну и само собой, потом я долго и муторно доказывала, что к смерти Анны отношения не имею. — Он поверил? — Черт его знает, это же мой близкий родственник: сразу трудно сказать. Но в конце концов он сдвинул брови и попытался сделать этот его голос… ну знаешь, сам он считает его командным, но на самом деле кажется, что он кислого переел. Ну и сказал: «Если не видишь другого выхода – разберись. Я лезть не стану». — Ничего себе, — Ромка пытался отойти от шока: раньше папуля даже слышать не желал ни о каких сомнительных расследованиях, а вот теперь дал добро. Наверняка это все не с проста, любовь к хитростям и уловкам – это у нас семейное. — Ну, потом он конечно уточнил, что у меня неделя на все провсе. — Вот это уже больше на него похоже. — И приказал все время таскаться с его охраной, но я поклялась, что ты не отойдешь от меня ни на шаг. — Ты же понимаешь, что у меня тоже есть дела? — приуныл друг от такой перспективы. — Ага. — Но все равно поклялась? — Я же не из верующих. — Хорошо, отложу свои дела на потом… некоторые, — проворчал Ромка, который вообще-то моего отца побаивался. — Это совершенно необязательно, мой любимый друг: ты можешь помогать мне, не находясь постоянно рядом. У меня голова болит, когда ты целый день возле меня бормочешь. Ты замечал, что у тебя такой странный тембр голоса, я прямо чувствую, как он влияет на меня… Какие-нибудь инфразвуковые волны, или что? — озадачилась я: надо будет поинтересоваться данным вопросом. — Когда мы целый день вместе, ты трещишь за семерых, так что голова у тебя болит от собственной болтовни, не иначе. — Фу, как грубо! — Ну так что, с чего мы начнем? — придав голосу бодрости, сменил Ромка тему, потому что знал, что спора лучше не затевать. — Начну, — поправила я, — Пока твоя помощь не требуется: завтра я собралась поговорить с подругой Крокодильши. Они вместе работали, и это единственная девушка, с которой она вообще общалась. Как знать, может она в курсе, зачем ее востроносая коллега врала о своей личной жизни. — Еще идеи есть? — Пока нет, — честно призналась я, — После беседы с папулей я наведалась к соседке. — Это к которой? — Любительница чая, что предположительно видела тачку убийцы. Жена Федоренко. — И что дамочка? — Девушка, на самом деле ей далеко до тридцати. И ничего, напугана, хотя самого убийства не видела. Муж работал в кабинете, она услышала выстрелы и сразу увидела машину. Потом уже Крокодильду. Первым делом кинулась за мужем, они вместе выбежали к трупу, как раз когда подтянулось и наше семейство. Теперь дамочка боится, что неведомый убийца покарает всех на нашей улице Морг. — Жутковато, — протянул Ромка. — Еще как. Здравомыслием наших соседей бог обидел, ты бы видел, как она опасливо поглядывала в окно… Жуть, да и только. — Может, девчонка недоговаривает? — Намекаешь, что она видела больше, чем рассказывает? Даже не знаю… с ней беседовали миллион раз, да и самого место преступления из ее окна не видно. Вряд ли она видела больше тачки. — И какие планы на завтра? — Начну с подруги Анны, а там посмотрим. — Тогда за успех твоего предприятия, — Ромка поднял свой бокал. — Это не обсуждается, но я тебя поддержу. Марина говорит, иногда нужно идти на уступки и делать вид, что сказанное или сделанное другим – не полный бред, даже если это так, потому что дорогим тебе людям можно иногда и уступить, — поделилась я витиеватой мыслью и подняла свой бокал. — Если бы ты опустила последнюю фразу, было бы идеально, — хмыкнул друг, — Но часть про «дорогого людя» мне понравилась. Остаток вечера мы пили вино и строили планы и предположения. Вино, кстати, оказалось совсем неплохим и я заревновала: что это у Ромки за друг такой появился?! Обычно хорошие подарки ему делала только я… Ночевать он остался у меня: у него имелась своя комната, отделанная в черно-синих тонах. Такая мрачность объяснялась не самым веселым периодом жизни, ну и как многие великие ранее, я просто выплеснула весь негатив в творчество, то есть в комнату. До недавнего времени она пустовала, потому что я понятия не имела, что с ней сделать, но потом пришло озарение. Правда, Ромке его комната не нравилась: он утверждал, что он больше бы подошла какому-нибудь графу Дракуле. Но он все равно практически жил в ней последние пару месяцев, что неудивительно: от его пустого и необитаемого на вид жилища меня бросало в дрожь. Пещера графа была куда приятнее… Друг утверждал, что ему все равно на окружающую обстановку, раз дома он практически не бывает, поэтому квартирой он и не занимался с самого переезда. На самом деле последнее время я раздумываю над выселением кого-либо из соседей, дабы Ромка мог жить рядом со мной, но ему об этом пока не говорю: мало ли, как он воспримет. Я любила сообщать постфактум.