— К вечеру дождь обещают. Может, полегчает. — Может, — согласилась Варя. Люда отошла, и какое-то время вокруг стояла блаженная тишина. Пока Берестов не сказал: — Варь… Девушка напряглась. Судя по тону, он собирается спрашивать не по работе. — А тебе массаж не помогает? — Массаж? — Варя удивилась. — Помогает, конечно, но где я его тут возьму? — Я могу сделать. Голос у Берестова был какой-то… деревянный словно. А у Вари так болела голова, что возмущаться сил уже не оставалось. — Нет, спасибо, — она усмехнулась. — Обойдусь. — Варь… подумай хорошенько. Я умею делать массаж, меня один врач научил элементарным, но эффективным вещам, когда я в больнице лежал. И мы на работе, тут полно людей. Разве я могу сделать что-то плохое? Он ещё и упорствует! — Я ведь уже сказала, не надо. Обойдусь. — Варя… — голос Берестова наполнился укоризной. — Перестань! — от гнева в висках запульсировало сильнее. — Не нужна мне от тебя никакая помощь! Я присутствие твоё с трудом терплю, а ты… массаж! Иди ты… со своим массажем… в баню! И там массажируй… шлюх своих любимых! Хорошо, что она это не проорала, а прошипела вполголоса… Иначе вопросов коллег оказалось бы не избежать. Берестов промолчал, только дыхание… потяжелело, что ли. Варе вдруг стало совестно. В конце концов, сейчас он хотел помочь. — Ладно… извини, — пробурчала она, поморщившись от боли в затылке. Повела плечами, и в шее что-то щёлкнуло. — Я погорячилась. Но массаж делать не дам. — Как скажешь, — ответил Илья бесстрастно, встал, взял трость и куда-то пошаркал. И выглядел при этом очень удручённо. . К обеду стало ещё хуже. Появилась тошнота — значит, хана работе. Теперь остаётся только сидеть, ждать конца рабочего дня и страдать. Впрочем, потом покоя всё равно не видать… Но можно будет принять горизонтальное положение — и то хлеб. Надо бы сходить на обед, но сил не было ни чтобы встать со стула, ни даже чтобы руку поднять. И мыслей ни одной. Только боль в голове… В один прекрасный момент Варя не выдержала: отодвинула клавиатуру, положила руки перед собой и буквально упала на них лицом. На монитор она смотреть больше не могла. Сзади послышались шаркающие шаги, но у Вари не оставалось сил на испуг. — Что за мазохизм, — вздохнул Берестов, подходя ближе, и вдруг положил ладони ей на плечи. Девушка дёрнулась, но Илья держал крепко. Не больно, но крепко… как в прошлый раз. — Пусти! — Варя, перестань. Мы на работе, — он говорил мягко, как с ребёнком. — Тут полно людей вокруг. Я не сделаю ничего ужасного. Даже наоборот. Пожалуйста, расслабься. Если бы Берестов только говорил, возможно, Варя нашла бы в себе силы оттолкнуть его. Но он почти сразу начал что-то делать с её шеей и плечами. Что-то совершенно… невероятное. Растирал, гладил, мял и слегка пощипывал… И боль как будто впитывалась в его ладони. Не сразу, постепенно, но уходила. От облегчения у Вари даже слёзы из глаз брызнули. А Илья продолжал двигать руками, ничего не говоря, и за это девушка была ему благодарна. Она бы не вынесла сейчас дурацких пошлых шуточек… да и просто шуточек. Ладони Берестова двинулись вверх, начали массировать затылок, и Варя глухо застонала — настолько оказалось приятно. Так бывает, когда растираешь сведённую мышцу: с одной стороны, больно, а с другой — хорошо… Теперь руки Ильи совершали круговые движения, оглаживая всю её голову: макушку, за ушами, помассировали виски, вновь спустились к шее… — М-м-м, — промычала Варя, почти растекаясь по столу. Как же хочется, чтобы это никогда не кончалось… — Сходи к Мишину, отпросись, — негромко сказал Берестов, опять начиная мять ей плечи. — Он не зверь же у нас, отпустит. Ты всё равно не можешь работать. А я такси закажу, чтобы тебе в метро не трястись. Варя молчала. Она просто не могла соображать — так хорошо ей было. — Ты слышишь меня, Варь? Она вздохнула. — Нет… Берестов, кажется, усмехнулся. — Полегче? — Угу… — Это замечательно. Я рад. Хотя полагается, конечно, кофту снимать… но в нашем случае это невозможно. Варя даже дыхание задержала. Кофту?.. Нет! Она ещё помнила, как он тогда… поднял блузку и грубо сжал грудь… совсем не так, как сейчас плечи… — Нет! Кажется, она дёрнулась, потому что Берестов зашептал: — Варя, пожалуйста… Я ведь не мерзавец… Я не обижу… Расслабь плечи, ну невозможно так массировать… От глупого иррационального страха перехватывало дыхание. Ничего же нет, Варя! Совсем другая ситуация… совсем! Но что-то в ней, наверное, помнило тот день. И скручивало мышцы, как половую тряпку. Илья отступил. — Ладно. Хватит, наверное… — голос его был точно из морозильника. — Извини. Больше не буду… трогать. Он прошаркал на своё место, отодвинул стул и сел. Варя подняла голову. Лицо было влажным от слёз; руки, в которые она утыкалась во время массажа, — тоже. Голова, конечно, ещё болела, но меньше, и тошнота почти отступила. — Спасибо, — сказала Варя искренне, чувствуя себя жутко неблагодарной и капризной девчонкой. — Не за что. Берестов замолчал, и она вдруг поняла: дальше сам он не заговорит. — Ты… очень хорошо делаешь массаж. — Чёрт, и почему ей так неловко? — Мне намного легче стало. Правда. — Я рад. Варя вздохнула. — А… ты сказал, что научился в больнице… Это когда было? — Когда мне было семнадцать, — ровным голосом ответил Илья. — Я тогда долго в больнице лежал, чему только не научился за два с лишним месяца. Даже фокусы умею показывать. Думал, ерунда, не пригодится, но ошибся. Племяшки очень их любят. — Племяшки? У тебя их несколько? — Две. У меня две родные сестры и две племянницы, у каждой по дочке. Одна сейчас второй раз беременна, но там пока неизвестно, мальчик или девочка. Племяшки… Фокусы… Две сестры… Стол с фиксирующими ремнями… Кляп-шарик…