Но Полковник уже вышел из кабинета. В темном коридоре Полковник остановился. Он сразу узнал Алана, память у него была профессиональная. Тот самый раненый мент, одеждой которого он воспользовался в Сослане… Сунул ему свой черный комбез и забрал его камуфляжку. Он тогда не стал добивать заложника. Решил пошутить, предоставить это его коллегам. Полковник просто давился от смеха, представляя, как менты узнают в убитом ими террористе своего же товарища по оружию. Шутка не получилась. Не добили, раньше времени узнали. И вот — нечаянная встреча. Впредь наука. В деле, которому посвятил себя Полковник, чувство юмора неуместно. Узнал его мент или не узнал? И почему он оказался в Москве? Ушел из ментовки и решил свалить подальше от места трагедии? Ничего странного. Сам Полковник оказался здесь по той же самой причине. Или мент все-таки искал его? Но встреча вышла случайной, за это Полковник мог поручиться. Узнал тот его или не узнал, а мента надо мочить. А если это не он, а только похожий на него мужик? Даже если это так, мочить все равно надо. Значит, не повезло мужику. Стрелять Полковник не хотел. И дело не в шуме, у него был при себе ствол с глушителем. Просто он не мог возиться с трупом. А это означало «запалить» свой ствол, да еще навести ментов на свой след. Другое дело нож. Подумаешь, кавказцы что-то не поделили, и один другого зарезал. Дело житейское. Искать убийцу никому и в голову не придет. Полковник бесшумно извлек из ножен длинный боевой нож и скользнул в кухню. Кажется, мент направился именно туда. Но в кухне никого не оказалось. Полковник осторожно двинулся по коридору. Тем временем Алан прикрыл нож пакетом, прошел в большой зал и, не найдя там врага, повернул обратно. Полковник не подозревал, что мент ищет именно его. Просто видел, что тот мечется по павильону, и решил встретить его в темном проходе. И, когда мент шагнул в полумрак коридора, Полковник, не видя жертвы, нанес ножом прямой, хорошо поставленный смертельный удар. Алан в юности серьезно занимался боксом. Удар ножом он, скорее, не увидел, а почувствовал и среагировал автоматически. Он ушел под бьющую руку нырком и в ответ, также не видя противника, полоснул его своим мясорезом. Лезвие рассекло пакет, в котором находился нож, штанину и кожу ноги Полковника. Тот не удержался и больше от досады, чем от боли, яростно выругался. В это время открылась дверь «греческого зала», и в коридор вышли Анвар и Муса. Полковник рванулся вперед, корпусом сбил Алана с ног и буквально выломился из павильона шашлычной. Падая, Алан ударился головой о косяк двери и выронил нож прямо к ногам изумленных Мусы и Анвара. Анвар пришел в себя первым. Не понимая толком, что произошло, он быстрым шагом озабоченного делами человека пересек большой зал и исчез за дверью. Мусса, наконец, тоже очухался и принялся поднимать Алана. Тот встал и поблагодарил хозяина. Муса ждал объяснений. — Что себе позволяешь, слушай! А я тебя в охрану хотел взять! На шум примчались быки Мусы, но, увидев, что их помощь не требуется, переминались в стороне. Алан рассудил, что иногда лучше говорить правду. — Я сейчас одного козла встретил. Случайно. Он бандит, в Сослане детей убивал. Муса разгневался не на шутку. — Вах, ишак! Я бы сам такого задушил. Еще раз его увидишь, сам не лезь. Мне скажи. Надо Анвара предупредить, кто у него в друзьях ходит. Но у Алана на такой случай имелись свои планы. Где-то вдали бушевала поздняя гроза. Грома слышно не было, но темное небо постоянно освещалось вспышками зарниц. Место для «собора» выбрали с большим искусством. Легионеры «Братства» выстроились на склоне высокого холма лицом к вершине. Зимой здесь пролегали трассы горнолыжников. Сейчас черные каркасы подъемников тонули во мраке, но в свете зарниц четко вырисовывались черными скелетами на фоне низких тяжелых туч. Понемногу и Хорст поддался общему настроению. Картина вызывала восхищение своей мрачностью. На вершине холма полыхал костер. В руках легионеров горели самодельные факелы. Порывы ветра то угнетали языки пламени, то заставляли их распускаться ослепительно-яркими цветками. Ветер развевал знамена «Братства». В отблесках пламени их темный пурпур казался почти черным. На нем ярко выделялся белый круг со сдвоенными молниями. Выше всех стоял Святополк Жидоморов, магистр «братства», облаченный в мантию цвета знамени. Ниже располагались офицеры, и первым — Шварц. Все — в белых балахонах и закрывающих лица островерхих колпаках с прорезями для глаз типа куклуксклановских. По идее Хорст должен был также находиться среди них, но в последнее время он почему-то испытывал от подобных мероприятий только раздражение. Магистр Жидоморов воздел руки к небесам. На фоне частых вспышек он смотрелся очень эффектно. Его дребезжащий голос приобрел вдруг басовые и металлические тона. Или это звучала фонограмма? Жидоморов указал на черный гроб, стоявший возле вырытой на вершине холма ямы. — Здесь списки предателей! — проревел он. И ночь содрогнулась от его голоса. Затем Жидоморов указал на висящие под перекладиной подъемника, словно на виселице, чучела людей. — А это наши враги! — пояснил он столь же громовым басом. Нет, этот точно была фонограмма. Не мог Жидомор так горланить. А речь между тем продолжалась. — Сегодня мы подвергаем наших врагов символической, ритуальной казни, — оправдывался магистр. — Но уже завтра их настигнет реальное возмездие! Никто в это особенно не поверил, но эффект получился — выше некуда. Докладчик перешел к списку приговоренных. — Михаил Архангельский! Муса Мирзоев! Моисей Гершензон! Иван Сомко! Ванька Ботаник? Хорст ведь только что ему звонил, передавал вызов на «собор». Имена и фамилии продолжали падать, как камни при обвале. — Виталий Плотников! Витас?! Хорст вообще перестал понимать смысл происходящего. Он уже не удивился бы, услышь следующим собственное имя. Но не услышал. Тем не менее, ощущение нелепой фантасмагории осталось. Он, как сквозь сон, наблюдал за прохождением дальнейшей церемонии. Смотрел, как жгут чучела изменников, как складывают пепел в большой черный гроб, и как гроб закапывают в глубокую яму на вершине холма у основания главного подъемника. Смотрел и не видел. В завершении «собора» Жидоморов призвал всех к борьбе не на жизнь, а на смерть с неграми, врагами, изменниками, а, главное, с треклятыми «архангелами» и велел готовиться к акции. Какой — не сказал, но все и так поняли. Будем бить. Кого — без разницы: «архангелов», черных, глобалистов, антифашистов. Затем костры и факелы затушили и при свете карманных фонариков организованно разошлись. На выходе из парка Хорст догнал Шварца. — Слушай, а каким краем Витас в предатели попал? И Ванька Ботаник? — Поступила информация, — сдержанно ответил Шварц. — Витас оказался на подсосе у черных, а Ванька стучал ментам. Сведения проверены. Есть свидетели. Хорст вернулся домой лишь под утро. Он два часа топал пешком, чтобы попытаться хоть как-то осмыслить ситуацию, но так ничего и не понял. Почему-то чаще, чем хотелось бы, против его воли вспоминалась Маша… Смешная девчонка с боевыми продуктами… Перед глазами маячили ее растрепанные волосы, ее нос, ее худая фигурка… Хорст пытался прогнать это наваждение, но не тут то было. Оно никуда уходить не собиралось… Крюков не ограничился сведениями дежурного насчет Хорста, поэтому знал, что его пособником в избиении морских пехотинцев Соединенных Штатов Америки был Виталий Плотников по кличке «Витас». Судя по всему, именно он лежал сейчас на мокром асфальте перед сыщиком. «Как же это я его? — подумал опер. — Он морпехов американских кладет, как кегли, а я его с двух ударов вырубил. Нехорошо получилось». Задержанный стал приходить в себя. И тут сыщик догадался о причине столь легкой победы над грозным противником. Тот явно был не в себе. И полученные от Крюкова удары не могли стать причиной такого поведения. На шум прибежали охранники. Узнав, что их чуть не взорвали вместе с особнячком, они помчались звонить в ФСБ. Хотели попинать связанного террориста, но Крюков погнал обоих взашей. — Не фига моим террористам нюх топтать! Наловите своих и пинайте сколько влезет. — Он никак не мог сообразить, за каким хреном кому-то понадобилось взрывать здание президентской комиссии. Фээсбэшники на скорую руку допросили задержанного, но почему-то не заинтересовались его персоной и передали его милиции. У Крюкова создалось впечатление, что поступили они так неспроста. Позвонил им кто-то, причем с такого уровня, что сопротивляться не стоило. Разнюхать поподробнее сыщик не сумел, так как ему позвонил Игнат. Торопливо, запинаясь, он сообщил о прошедшем ночью «соборе» и о виртуальной расправе с предателями. При этом не забыл набить себе цену. — Я был на волосок от гибели. Они меня чуть не зажопили. Пришлось подставить Ваню-дурака. Кажется, прошло. — И не стыдно? — спросил Крюков как можно суровее. — Предал товарища. — Во-первых, мне дурак не товарищ, — обиделся Игнат. — А во-вторых, я его предупредил, и он успел смыться. — Значит, и тех, и других предал. Молодец! — одобрил Крюков. — Политиком станешь. Кроме Вани, Игнат назвал по требованию опера имена других врагов и изменников, приговоренных великим хуралом-трибуналом к символической казни. Присутствие в списках Витаса особенно заинтересовало сыщика, но виду он не подал. Уточнив место шабаша, он не поленился съездить туда и тщательно его исследовать. Крюков исползал весь холм, нашел место захоронения черного гроба, но нашел только бутылки из под пива, конфетных оберток и здесь обнаружить не удалось. Получается, что в городе орудует еще одна, хорошо законспирированная группировка бритоголовых? И, если бы не бдительность местных жителей, о них бы так никто и не узнал? После долгих поисков опер отправился в отдел, где его давно ждали коллеги. Им не терпелось немного поправиться после вчерашнего. Приехав, сыщик обнаружил кабинет пустым, но в шкафу его ждала наполненная до краев стопка, накрытая, как на поминках, блюдечком. Сверху на блюдечке лежал соленый огурчик. Что винная порция ждет именно его, сыщик убедился путем визуального осмотра. Ко дну стопки пластырем приклеили бумажку с фамилией, надписью к стеклу. Так что, заглянув в стопку сверху, опер увидел увеличенные водкой, как линзой, буквы. Он не стал выпендриваться и тут же употребил напиток. Не то, чтобы особенно хотелось, но и случай упускать смысла не было. Отдохнув и поспав немного, Хорст вышел из дома. У него накопилось много дел. Жидоморов обещал нажать на какие-то закулисные рычаги, подключить сочувствующих его движению «больших людей» и добиться восстановления Хорста в Университете. Свернув в проулок между школой и детским садом, Хорст вдруг заметил вертлявого субъекта. К субъекту подбегали школьники, и тот передавал им что-то в обмен на деньги. Несмотря на свою вертлявость, появление Хорста субъект все-таки проворонил. Он жалобно пискнул, как раненый заяц, и попытался вырваться, оставив в руке преследователя рукав куртки. Но Хорст догнал его и подсечкой отправил на асфальт. Если бы не забор, несчастный мог бы укатиться неизвестно как далеко. Хорст заботливо наклонился над упавшим. — Я ведь тебя предупреждал, что если еще раз увижу с наркотой возле школы, убью. А ты не поверил? Жаль. И он от души врезал ногой по скрюченному полутрупику. — Придется тебя тут задолбить и бандеролью Мусе отправить. А товар твой в сортир слить. Неожиданно солнце закрыла обширная тень. Хорст оглянулся. Перед ним стоял старый знакомый по спаррингу в «Подвале», Дыня. То ли утратив остатки разума, то ли не узнав Хорста, Дыня надвинулся на него. — Ты че на пацана наезжаешь, че беспредел творишь? — вежливо, но с угрозой спросил богатырь. — А ниче, — ответил Хорст. — А ты че?..