– Ты самая отважная девушка из всех, что я знаю. Лара недоверчиво хмыкнула и, надев шляпу, посмотрела на Андреаса с залихватским видом. – А кто называл меня бздуньей? – В то время ты боялась всего подряд. – Я и сейчас боюсь. Нет ничего постыдного в том, чтобы бояться. Отвага в том и состоит, чтобы преодолевать свой страх. В глазах Андреаса она уловила неподдельную тревогу и решила никогда не рассказывать ему о том, что пережила. – Полагаю, – осторожно заговорил он, – дни нашей разлуки были для тебя нелёгкими. – В отличие от тебя, мне было не до развлечений. – Я не столько развлекался, сколько наблюдал. – Играя в шахматы? – Мы не только в шахматы играли, но и в теннис. – Это что? – Игра, в которой двое перекидывают друг другу пробковый мяч при помощи деревянных лопаток. – Андреас сделал в воздухе замах. – В неё играют даже короли. Филипп отвёл для тенниса целый зал. – Недаром же он Мышиный Король, – съязвила Лара. – Ещё я узнал, почему Филипп решил стать колдуном. – Чтобы насолить епископу? – Не совсем, – сказал Андреас. – Наш мышонок осиротел в двенадцать лет, сейчас ему девятнадцать. По завещанию покойного графа-отца его опекуном назначен единственный старший родственник – брат не менее покойной графини. О воспитании и финансах племянника заботился дядюшка. Определённого возраста, в котором Филипп считался бы самостоятельным, отец не указал, надеясь на добропорядочность родственника – всё-таки духовное лицо. В завещании граф лишь написал о «возрасте степенности и благонравия», коих у Филиппа нет и в помине. Кроме титула, мышонок унаследовал замок, несколько деревень и домов. Он волен ими пользоваться, но не распоряжаться. Всеми доходами заправляет опекун. И сколько бы Филипп с ним ни ссорился, лишаться своих привилегий дядя не хочет. – Выходит, епископ ещё большая тварь, чем мы думали? – Боюсь, что алчность не самый его тяжкий грех, – неуверенно обронил Андреас. – Утверждать не буду. Возможно, мне послышалось. – Епископ довольно стар. Почему нельзя просто дождаться его смерти? – Хоть и стар, но здоров как племенной бык. Недаром же все померли, а он остался. Епископ не дурак. Понимая, что племянник искренне желает ему смерти, он составил письмо о том, что в случае его насильственной гибели первым подозреваемым объявляется Филипп. А там и до тюрьмы недалеко… Поэтому иного способа избавиться от дядиной власти Филипп не находит. Своей алчностью епископ, можно сказать, толкает парня на грех. – А если епископ не алчный, а дальновидный? – засомневалась Лара. – Он видит, что племянник незрел и доверять ему состояние – рано. Лучше бы дворянчик развивал в себе благонравие, чем продавал свою никчёмную душу. Андреас замотал головой. – Мышонок никогда не отречётся от разгульной жизни. За то время, что я здесь, он устроил четыре безумные пьянки. Лара посмотрела на него в ожидании худшего. – Меня на них, конечно, не приглашали! – с сожалением признал Андреас. – Но из окна своей комнаты я видел много знакомых лиц. В их числе – мой несостоявшийся родственник Эрхарт. – Он осёкся, задумался, поймал сердитый взор слева. – Что? Я бы всё равно на ней не женился! – Негодный котяра… – выдохнула Лара. – Я знаю, кто может помочь! Мне понадобятся чернила, бумага и… перо! – Андреас ловко выдернул одно из плюмажа на её шляпе. – Зачем? – Я напишу Эрхарту письмо, а ты отнесёшь! – Он оторвал небольшой кусок от рукава рубашки и, произнеся над ним заклинание, превратил в бумагу. – Из чего колдуют чернила? – Из воды, которой нет. Заражаясь его энтузиазмом, Лара вскочила на ноги. – Обрати меня в кошку – я поищу чернила в замке! – Нет, это слишком опасно, ты и так из-за меня рисковала. – Но чем ты будешь писать? Андреас закатал рукав, обнажая свежую неглубокую рану. – Кровью?! – пискнула Лара. – Не тревожься, ничего серьёзного… – Тебя надо перевязать! – Сперва я напишу письмо. – Позволь мне сходить за чернилами! – Нет! Андреас устроился на полу под окном, где луна светила ярче. Увидев, как он обмакивает в рану перо, Лара закрыла глаза руками. У неё подогнулись ноги. Она слышала усердный скрип пера и мысленно проклинала графа: «Только попадись мне, рожа аристократская. Я из тебя всю душу выну, мразь!» – Готово. Лара нашла в себе силы подойти и перевязать Андреасу руку обрывком его рубашки. Затем пробежала глазами по алым буквам подсыхающего письма. – «Любезный Эрхарт! Меня взял в заложники граф фон Айхельштарк. Он сошёл с ума. Прошу, найди способ вызволить меня из темницы – хитростью или силой. Найми людей. Я щедро тебя награжу. Я не женюсь на твоей сестре, зато обеспечу ей такое приданое, что она сможет выбрать себе жениха по сердцу…» Погоди, какое приданое? Всё, что было в твоём кошельке, я истратила. Андреас повернул к ней обескураженное лицо. – Но там была приличная сумма! – Частично проиграла, – не лукавила Лара. – Во что, интересно? – В карты с пиратами. Андреас вздёрнул брови и взглядом, полным тоски, осмотрел свои руки. На каждой сверкало по перстню: один – с изумрудом, другой – с бриллиантом. – Видит бог, я не собирался их использовать… – «С мольбой и надеждой, твой друг Андреас Ботманн», – дочитала Лара. – Надежда откровенно слабая. – Какая есть. Эрхарт – безземельный дворянин, и ради денег он готов на многое. На обратной стороне написан адрес. Лара подула на письмо и, сложив, сунула его за пазуху. – Насколько всё было бы проще, коснись я книги, когда ты предлагал… Я попытаюсь ещё раз уговорить Крэха, но он упёрся как баран, даром что ворон. – А что, если… – задумался Андреас. – Что? – Что, если колдовскую силу можно передавать через близость? Лара изумлённо захлопала глазами. – Ты это в книге вычитал? Признаюсь честно, я такого не помню! – Я не уверен. – Что значит «не уверен»? Ты читал такое или нет? – Не помню. – Чтобы ты и не помнил?! Андреас провёл рукой по лбу. – Кажется, Библиотекарь мне что-то такое спьяну рассказывал. – Дьявол? Спьяну?