Не теряя времени, Лара направила свободную ладонь на руку сопротивляющегося мужчины: – Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх! Ничего не изменилось. «Этого недостаточно! – поняла она. – Я должна его полностью видеть…» По её руке, державшей Хансена за запястье, ударил его же мощный кулак. Лара вскрикнула и отползла, потирая руку. Панель закрылась, за ней прорычали: – Мерзкая ты сука, из-за тебя придётся снова топать за жратвой… Вскоре охранник вернулся не только с обедом, но вдобавок и с канцлером. – Говорят, ты плохо себя ведёшь, – тоном строгого отца произнёс Йорг Хольдт, чуть отодвинув панель. – Выпустите меня! – Лара стукнула по двери, надеясь, что это заставит канцлера вздрогнуть. – Не выпущу, пока не пойму, насколько ты опасна. – Вы пытаетесь измерить мою силу? – Пей кофе, ешь и набирайся сил. Вероятно, завтра всё закончится… – Если вы меня сейчас отпустите, – горячо перебила Лара, – обещаю, я не буду мстить! За дверью послышался низкий раскатистый смех. Панель отодвинулась, и холёная рука канцлера поставила на пол очередной поднос. – Вот твой обед, – подчёркнуто сказал он. – Заколдовать человека, видя меньше трети его тела, невозможно. Удивительно, что ты этого не знала. Панель задвинулась, шаги удалились. Лара уставила глаза на поднос с едой, вспомнила Андреаса, Лархен и Адскую Тьму, которых больше не могла спасти… И взорвалась: – Я убью тебя, плешивый ублюдок! Тебе не жить! Распалившись от собственных криков, она пнула ножку кровати. Подумав, переставила суп и дымящийся кофе на пол. Теперь в её распоряжении было три серебряных подноса. Сложив их вместе, Лара принялась колотить ими в дверь. – Посмотрим, сколько ты вытерпишь, мразь! Края подносов оставляли на двери вмятины, не причиняя ей изрядных повреждений. То же самое было с панелью. Обозлившись, Лара перевернула столик и кресло, скомкала постельное бельё, разорвала матрас… Когда крушить стало нечего, она стянула с пола восточный ковёр, обернула им руку и, просунув её через решётку, разбила окно. Подносы не пролезали, зато пролезли чашки и тарелки. Прицелившись, Лара запустила первую тарелку в окно напротив. Та не долетела, но шуму наделала. Остальная посуда билась о землю с неменьшей выразительностью. – Будешь знать, как со мной ссориться! Лара допивала кофе, когда в её тюрьму вторглись восемь вооружённых мужчин. Неостывший напиток обжигал разодранное криками горло – ей было всё равно. – Опять проверка? – спросила она у гостей. Те, словно по команде, возвели ружья. Лара заметила, что на некоторых лицах мелькнул страх, и улыбнулась. – Ну, стреляйте, что ли. Никто не ответил, даже не пошевелился. «Наверное, им запрещено со мной болтать», – с тоской подумала она и швырнула в убийц пустой чашкой. Ответом был выстрел. Но в сторону. Увидев искры так близко, Лара испуганно отскочила. Следующий выстрел прогремел у неё над головой. – Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! – сдалась она, выбрасывая руку. Из Лары будто вытянули жизненные силы, и она упала на колени. В голове пронеслось: «Я снова теряю сознание», однако обморок не приходил. Мужчины перед ней падали без чувств, а она – нет. Опершись руками о пол, Лара медленно поползла к открытой двери мимо спящих тел. Не успела она забрать ружьё у одного из испытателей, как в комнату вошёл канцлер с тремя охранниками. – Прекрасно! – ликовал Йорг Хольдт, простирая к ней руку. – Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин. «Я ведь почти смогла…» Теряя остатки сил, Лара закрыла глаза и повалилась на пол. – Ур-рэв-ре-вэй-куц-та-ин, – горячей лавой хлынуло ей в мозг, прогоняя сон. Не размыкая век, Лара услышала голоса канцлера и беловолосого охранника: – Хочешь, чтоб тебя кормили с пола? – Она ж ослица. Разумеется, хочет. Лара поняла, что лежит на боку на кровати, с руками, связанными за спиной. Она моргнула несколько раз и осмотрелась. Хотя в окне ещё зияла дыра, комната была убрана. Мебель стояла на месте. Ни перьев из матраса, ни осколков, ни убийц… Сонный взгляд упал на канцлера. – О-ой, – расстроилась Лара, – как ты мне осточертел… – Эй, ты! – оскорбился за хозяина белобрысый. – Нельзя разговаривать с его милостью столь неподобающим… Канцлер поднял руку, чтобы он замолчал. – Ну что, кисонька, будем ужинать? – Глаза б мои тебя не видели, – садясь на постели, проворчала Лара. Йорг Хольдт кивнул охраннику: – Неси. Парень подхватил её за талию и закинул на плечо. Лара испустила сдавленный визг, чувствуя, как к голове приливает кровь. У неё потемнело в глазах. – Нет, Хансен! – замахал руками канцлер. – Так она ещё больше отупеет. Неси её как невесту! Тот с удивительной ловкостью слегка подбросил Лару в воздух и поймал на руки. – Господи! – мигом проснувшись, возмутилась она. – Да где вы видели невест со связанными руками? – Таких строптивых, как ты, я бы вообще не развязывал, – сухо заметил Хансен. Он оказался так близко, что Лара могла разглядеть оспины на его румяном лице. «Разве в книге нет заклинания, чтобы это исправить?» – задумалась она и поняла, что не помнит. Парень снёс её на первый этаж. В гостиной уже зажгли люстру и накрыли стол. – Ваша милость, кофе подавать? – не обращая на Лару внимания, осведомился лакей. – Нет, сегодня только пиво. Хансен усадил Лару в кресло во главе стола и задвинул, чуть не прищемив ей ногу. – Мне что, со связанными руками ужинать? – Подняв одну бровь, она посмотрела на сидящего напротив канцлера. – Виноват. – Тот сделал знак лакею, и через полминуты в гостиную вошёл отряд вооружённых мужчин. В девяти из них Лара узнала своих испытателей, и все они, как ни странно, встали за её спиной. – Вы так меня боитесь, что окружили себя четырнадцатью охранниками? – не удержалась она от колкости. – Никогда не чувствовала себя такой опасной… Сталеглазый не ответил. Один кивок Хансену – и Ларе наконец развязали руки. – Отведай жаркое, оно необычайно нежное, – словно издали услышала она голос канцлера, смотря на тарелку невидящими глазами. Мысли были заняты одним – как распорядиться своей силой и сбежать? «Вероятно, все шестнадцать мужчин владеют магией. У четырнадцати из них ружья. Даже если бы все стояли смирно, я бы не сумела их превратить. Я могу это сделать лишь в два захода», – осознала Лара, беря в руки ложку. Канцлер ел вилкой, но для неё как для плебейки, вряд ли умеющей пользоваться редким столовым прибором, конечно, оставили ложку. «Или опасаются, что я воткну дьявольский трезубец кому-нибудь в глаз».