– Дрикс. – Дрикс? – повторяю я недоверчиво. Наверняка ослышалась. – Дрикс. Сокращение от Хендрикс. Как Джими Хендрикс. – Круто. – И вправду круто. Жду, что он спросит, как зовут меня, но он спрашивает о другом. – Ты здесь одна? Он бросает второй мяч и на этот раз попадает – одна из трех бутылок падает на землю. – Нет. С родителями. Мы встречаемся в конференц-центре. А ты? Где те ребята, которые были с тобой? Или ты сейчас один здесь? – Да, но нет. – Дрикс отводит руку назад, бросает мяч, и мое сердце воспаряет с мыслью о победе. Но улетает только одна бутылка, остальные как стояли, так и стоят. Он поворачивается в мою сторону, но взгляд скользит над моим плечом и прыгает влево. Потом возвращается, останавливается на мне, и Дрикс поднимает брови. – Вроде бы ушли. Замечательная новость, но в голове у меня застрял его ответ, «да, но нет». А если честно, я не могу выбросить из головы самого Дрикса. Он – миллион вопросов без единого ответа, и меня просто душит любопытство. – Родители не слишком рады, что я болтаюсь одна в парке, но кто же мог представить, что все так вот повернется. А всего-то поиграла в «Прибей Крота». – И побросала мяч. – И побросала мяч. Какие тут могли быть проблемы? Действительно, никаких. – Элли! – Я и рада увидеть Эндрю – привстав на цыпочки, он вертит головой над толпой, – и в то же время разочарована. Не так часто, как хотелось бы, выпадает случай остаться одной. Не так часто удается исследовать новые места и понаблюдать людей без того, чтобы кто-то вертелся рядом. А уж о том, чтобы познакомиться с таким, как Дрикс, и речи быть не может. – Элли! – снова зовет Эндрю. Я машу ему, надеясь выиграть несколько секунд, и он машет в ответ, показывая, что мне нужно идти к нему. Меня это вполне устраивает. – Твой друг? – спрашивает Дрикс. – Да, но нет, – отвечаю я его же фразой. Эндрю на несколько лет старше, и он скорее друг семьи, чем лично мой. Родители считают, что без няньки мне не обойтись, но не объяснять же это Дриксу. Губы у Дрикса растягиваются. Уголки моих тоже ползут вверх. – Ты улыбнулся уже в третий раз. Достижение, достойное Книги рекордов Гиннесса. – Мне понравился твой ответ. – Просто я креативная. Он хмыкает, и этот звук нравится мне даже больше, чем его улыбка. Поддаю ногой камешек и, набравшись смелости, встречаю его взгляд. – Спасибо за помощь. – Без проблем. Жду. Времени у меня немного. Ну спроси же, спроси, как меня зовут. Спроси номер телефона. Я назову и то и другое – секундное дело. – Мне пора. – Приятно было познакомиться, – говорит он голосом, словно созданным нарочно, чтобы пленять с изощренной жестокостью невинные сердца. Адреналин несется по венам, потому что если я сделаю это и нарвусь на отказ, то можно будет вытатуировать на лбу большое жирное «Л» и умереть от унижения. – Если хочешь, я дам тебе мой номер, или ты можешь дать свой… если хочешь. Вдруг поболтать захочется или… погулять. Меня, между прочим, зовут Элль. Дрикс трет затылок, как будто я поставила его в неловкое положение, и я действительно начинаю подумывать о том, чтобы отползти в сторонку и умереть. Меня отвергли. – Слушай… – Он колеблется, и меня вдруг охватывает какая-то болезненная, до тошноты, горячка. – Я серьезно говорил. Ты не в моей лиге. И ты, чего доброго, можешь решить, что я хороший парень лишь на том основании, что я пришел тебе на выручку. А еще потому, что он потратился, чтобы дать ребенку выиграть, но эй… кто тут ведет счет? Я. Я веду счет. – Меня год не было дома, я только что вернулся, и мои интересы ограничиваются дружбой. Не хочу, чтобы ты думала, будто я только ради твоего номера вмешался. Все не так. Я потому вмешался, что не все парни такие вот придурки. Сердце тает уже не только от голоса, но и от слов, и надо же – ему не нужен мой номер. С другой стороны, все могло быть хуже. – Идем, Элли, – сложив ладони рупором, зовет Эндрю. Время утекает тоненькой струйкой в песочных часах. – Ладно… – Я пытаюсь с честью выйти из положения. – Спасибо, что помог… в обоих случаях. Дрикс наклоняет голову, и глаза его теплеют, взгляд смягчается, а я уже готова растечься лужицей по земле. – Всегда пожалуйста. Ну почему в мире не миллион таких парней? Вот хороший пункт для папиной политической программы: воспитать больше джентльменов. Дрикс поворачивается и уходит. А я стою на месте, словно вросла ногами в землю, потому что это не может вот так вот кончиться. Некоторые ждут такого момента всю жизнь, и я хочу растянуть его еще немного. На этот раз он хотя бы оглядывается через плечо. Я улыбаюсь. Он улыбается. Эта улыбка у него уже четвертая. Наверное, такой у меня талант. Вздыхаю и тоже ухожу. Хендрикс – Позволь убедиться, что я все правильно поняла. – Синтия наклоняется вперед, кладет локти на стол, и на лице у нее появляется то мечтательно-романтическое выражение, из-за которого и в беде оказаться недолго. На приманку мой брат пока что не ведется, но это только пока. Если Эксл спутается с женщиной, которая участвует в решении моего будущего, ничего хорошего мне это не сулит. – Итак, ты берешь под опеку не только Хендрикса, но и младшую сестру? Эксл сидит на складном стуле и, как только она подвигается к нему еще ближе, подтягивает ноги. Десять минут назад, когда мы пришли на пресс-конференцию, она представилась моим куратором. На ней короткое розовое платье, черные брюки и блейзер, и выглядит она отлично. Хотя до Элль ей далеко. Да и по части харизмы тоже недотягивает. Губы сами по себе растягиваются в улыбке, когда я вспоминаю ее предложение отключить тех парней бейсбольной битой. У нее даже глаза вспыхнули. Мне тогда так захотелось это увидеть, что я даже отступил на шаг. Должен признаться, девчонка нагнала на меня страху. Глаза у нее такие отчаянно голубые, что даже страшно становится. Глаза, заставляющие мое сердце биться как сумасшедшее. Глаза, которые как будто смотрят мне прямо под кожу, которые как будто видят каждое мое несовершенство, каждую трещинку, каждую тень. Глаза, которые напоминают, что я, оказывается, жив. Но и глаза, от которых хочется спрятаться. Таких девушек – одна на миллион. Шансы встретить такую еще меньше. Еще одна «галочка» в списке потерь. Синтия громко, слишком громко, смеется, и мы с братом коротко переглядываемся – что за черт? – потому что реплика Эксла насчет того, что он чувствует себя слишком молодым, чтобы быть отцом, забавной не была. Я поправляю воротник – пятый раз после того, как надел белую рубашку, черные брюки со стрелками и галстук. В помещении жарко и душно, воротник сдавливает горло, и я чувствую, что задыхаюсь. В конференц-зале установлены кондиционеры, но и они не справляются с жаром тел тысячи собравшихся. Мы сидим за столом возле центральной сцены. Когда мы с Экслом пришли, в зале отбивала чечетку группа детишек. Потом они ушли вместе с родителями, и теперь репортеры с фотокамерами готовятся к пресс-конференции. Чувство такое, будто время набирает ход, тогда как мой мозг понемногу тормозит. – Да. – Эксл возвращается к прерванному разговору. – Холидей и Дрикса. – Ты такой заботливый. – Синтия накручивает на палец черный локон. Она примерно одного возраста с Экслом, и я не знаю, стоит ли беспокоиться из-за того, насколько неопытной она выглядит для своей работы. Флиртовать со старшим братом подопечного… По-моему, этот пункт должен быть в верхней части того раздела служебного руководства, который называется «Этого Делать Нельзя». – Немногие в наше время посвящают так много времени своей семье. С этим не поспоришь, но я все равно предпочел бы, чтобы она оставила нас в покое. – А твоя подружка не возражает? Эксл подается назад, и стул под ним скрипит. – У меня ее нет. – Не знала. Извини. – Сочувствия в ее голосе не слышно. Она записывает что-то в блокнот. – Я знаю, ты сказал, что на вашего отца рассчитывать не приходится. А как насчет матери Хендрикса? – Они оба передали права на опекунство мне, – говорит Эксл. – Знаю, но неужели они оба не у дел? – По закону, да. – Я украдкой смотрю на брата. Ни об отце, ни о моей матери мы еще не говорили. О матери я не слышал с того времени, как оказался за решеткой. Скорее всего, заливает свои проблемы спиртным. Так было до того, как я переехал к ней, и так продолжалось, пока я жил у нее. С тех пор вряд ли что-то изменилось. А для отца мы – Эксл, Холидей и я – всегда были не больше, чем игрушками, о которых он вспоминал, когда ему становилось скучно и одиноко. – По закону? – Синтия вскидывает бровь.