За спиной треснул прутик под ногой. Я оглянулся и, не сдержавшись, выругался – Маркус. Он приземлил свою задницу рядом, и я уже ждал, что вот сейчас услышу одну из тех двух тысяч лекций, которые он читал мне на протяжении долгих месяцев пребывания в центре содержания несовершеннолетних. Однако Маркус молчал. Просто сидел, и мы вдвоем смотрели на скалу с таким чувством, будто она могла в любой момент ожить и сожрать нас обоих. Колокольчик позвал к обеду, голоса зазвучали веселее, оживленнее, на ветру заколыхался смех, но Маркус не шевельнулся и даже глаз от скалы не оторвал. – Тебе надо поесть, – сказал я. – Малыши и не подумают что-то кому-то оставить. – Не станешь есть ты, не буду и я. Он так зацепил меня своим упрямством, что я снова выругался. – Нет у меня сил. – Ты про скалу? Я покачал головой: – Про все. Выйду из программы, вернусь домой, облажаюсь и снова все заново, потому что вот такой я есть. Маркус шумно выдохнул и поднялся с моим снаряжением в руках. – Надевай. Только я открыл рот, чтобы возразить, как наткнулся на его колючий, сердитый взгляд. – Надевай, – приказал он таким резким тоном, что я понял – сейчас с ним лучше не связываться. Я поднялся, надел снаряжение, но лезть, конечно, никуда не намеревался. Посмотрел – Маркус тоже собирается. – Ты ведь уже поднимался. – Да. – Он смотрел мне в глаза. – Поднимался. Так что следуй за мной, и я покажу тебе самый легкий путь наверх. Иногда это все, что бывает нужно. Чтобы кто-то показал, как попасть куда надо. Моргаю. Каждый раз, вспоминая тот эпизод, не могу сдержать эмоций, и даже слезы подступают к глазам. Грудь сдавило, горло жжет, и я выдыхаю, стараясь не поддаться чувствам. Гитара как будто наливается свинцом и давит на колени. На ту скалу мы все-таки поднялись, и я, оказавшись на вершине, не удержался и расплакался. Что-то во мне сломалось, и, как оказалось, именно это и требовалось: разбить, чтобы сложить кусочки заново. В тот день мою жизнь спас Маркус. Он спас меня тогда, а теперь пришло время ответить на добро добром. Он протащил меня через мои страхи, и теперь у меня достаточно сил, чтобы вытащить его. – Знаешь, я от своего плана отказываться не собираюсь. К тому же у тебя в запасе есть еще год, и ты ничего не потеряешь, если подашь заявку на следующий. – Что-то мне подсказывало, что ты так и скажешь. – Маркус снова начинает играть, и теперь уже я иду за ним. – Мы с Домиником договариваемся насчет того, чтобы взять Келлен и Холидей на озеро на то время, пока вы с Экслом будете работать за городом. Он считает, что обратиться к Холидей лучше мне, чтобы она не вообразила, будто кто-то пытается разлучить ее с Джереми, вбить между ними клин. – И ты согласен? Он усмехается: – Да. – Спасибо, что поддержал нашу сторону. – Не за что. С Маркусом у нас все так, как и должно быть, – дружба, где никто не доминирует, никто никого не контролирует. Дружба, в которой, когда у одного трудные времена, другой всегда подставит плечо и поможет выстоять и набраться сил, чтобы двигаться дальше. Эллисон На часах семь вечера, отцовская машина в гараже, а значит, он дома, а если он дома, то работает. В венах шумит адреналин, и массивную деревянную дверь в его кабинет я открываю с опаской – как бы не снести ее с петель. Но она лишь хлопает по стене, и все в комнате поворачиваются и смотрят на меня, как на сумасшедшую. Может, я и впрямь двинулась рассудком, но иногда без этого не понять действительное положение вещей. – Вы должны объявить, что мы с Эндрю не пара. В момент моего появления папа как раз поднимал трубку, и теперь он бросает ее на рычаги. – В другой раз, Элль. Сейчас у меня много работы. Папа снова поднимает трубку, его помощники, позабыв обо мне, возобновляют обсуждение, а я стою посередине комнаты на красно-черном восточном ковре и чувствую себя так, словно душа покинула тело и наблюдает всю сцену со стороны. Слышал ли он, что я сказала? – Я сыта по горло постоянными намеками в прессе и на телевидении на то, что мы с Эндрю пара. Но мы не пара. Я хочу, чтобы ты внес в этот вопрос ясность и поправил их. Папа уже поднес трубку к уху и теперь смотрит на меня так, словно удивлен тем, что я еще здесь. – Я же сказал – в другой раз. Сейчас мне нужно тушить пожар. Пожар? Всегда пожар. Я даже сбита немного с толку – как же все сложно. – Просто скажи «да». И все. Скажи, что разберешься с этим недоразумением. Отец делает кому-то приглашающий жест рукой и начинает говорить в трубку. Потом дергает подбородком в сторону двери и взглядом предлагает мне выйти, но я не хочу выходить, пока не услышу ясный ответ на свой вопрос. Справа ко мне подходит мама. Кладет руку мне на плечо, кивает в сторону двери, и на этот раз я следую за ней. Переступив порог и подождав, пока я выйду, она так осторожно закрывает за собой дверь, будто укладывает спать младенца. – У твоего отца тяжелый, трудный день, и тебе не нужно мешать ему заниматься делами. Где ты была? – В торговом центре. – Ложь слетает с языка на удивление легко. – В новостях говорили о нас с Эндрю. Это нужно прекратить. – Что-нибудь купила? – спрашивает она. – Нет. Хочу, чтобы папа объявил всем, что мы с Эндрю не встречаемся, что мы не пара. – Репортеры приставали к тебе в торговом центре? О боже! Мне хочется кричать от бессилия. – Речь не о магазинах, мама. Я говорю обо мне и Эндрю. Она вздыхает, как будто ей уже надоело меня слушать. – Ты хочешь, чтобы папа сказал, что вы не встречаетесь. Наконец-то. – Да. – Нет. – Что? – Как только твой отец даст ответ на любой, касающийся тебя вопрос, твоя личная жизнь тут же станет предметом обсуждений и спекуляций, что неприемлемо для нас. – Они уже обсуждают мою личную жизнь. И раз уж так случилось, то пусть хотя бы ничего не выдумывают. Мама оглядывает меня с головы до ног: – Ты встречалась с мальчиком? Я растерянно моргаю, потому что вопрос только что не сбивает меня с ног, и ответ очевиден – это громкое, неопровержимое «да». Пытаюсь ответить, солгать, но издаю лишь невнятный жалкий писк. Мама улыбается. – Ты встречалась с мальчиком. Кто он? – Я не встречалась с мальчиком. Она поджимает губы: – Тогда какая разница, что о тебе говорят в новостях? – Это важно для меня. – Я прижимаю руку к груди. – Они говорят неправду. – С медиа всегда так. Они берут частичку правды и переворачивают все, чтобы получилась история, которая поднимет их рейтинги. Иногда они так торопятся создать сенсацию, что довольствуются щепоткой правды. – Но они лгут, – выдыхаю я. – Пишут неправду обо мне. Мама смотрит на меня печальными голубыми глазами и гладит по щеке. – Понимаю, тебя это расстраивает, но если твой отец выскажется на этот счет, репортеры начнут охотиться за тобой. Наберись терпения. Сейчас в новостях и заголовках ты, но подожди, и рано или поздно тебя сменит кто-то еще. Вот так это работает. Сглатываю подступивший к горлу комок: – А если будет мальчик?