Нет, это не из папиной команды. Сексуальные светло-русые пряди, накачанные руки, широкие плечи и красивые темные глаза. Я открываю рот, но слов нет. Этого просто не может быть. Я хочу, чтобы это было по-настоящему, но мозг не находит логической причины, почему это может быть. На ступеньках нашего дома стоит тот, кто снился мне всю ночь. Дрикс. Хендрикс Вчера Элль была прекрасна – как журнальное совершенство, – и сегодня она прекрасна тоже, но уже по-другому, и такой идеал мне ближе. Обрезанные джинсовые шорты, облегающая изгибы тела майка, светлые волосы собраны в свободный, немного растрепанный пучок, очки в черной роговой оправе. Должен признать, ничего более сексуального я уже год как не наблюдал. Голубые глаза сначала округляются от удивления, потом устрашающе сужаются. – Что ты здесь делаешь? Я небрежно засовываю пальцы в шлевки джинсов и задаю себе тот же вопрос. – Моему брату час назад позвонил какой-то парень, Шон Джонсон. Сказал, что мне надо прибыть сюда. Рот у нее съезжает куда-то вбок, и я отслеживаю это движение с почти непристойным интересом. Ее губы созданы для греха. Такого рода магией я сам пользовался раньше, когда хотел обеспечить себя на вечер поцелуями. Теперь грех и я – не друзья больше, и мне полагается избегать соблазна. – Похоже, ему звонил Шон. Любит изображать из себя босса и всеми командовать. – Она открывает дверь пошире и отступает в сторону, чтобы я мог пройти. – Входи, а я его поищу. Хотя ты и сам можешь это сделать. Надо просто закрыть глаза и ощутить темную энергию Силы. После подписания соглашения чаще всего Эксл общался именно с ним, этим самым Шоном Джонсоном, и насчет энергии темной Силы он бы с Элль, наверное, согласился. Брат отзывался о нем как о человеке деловом, но бесцеремонном. – Один мой хороший друг – фанат «Звездных войн». – Я смотрела несколько раз. Хороший фильм, но, знаешь, не мое. Моему кузену очень нравится. Мне в десять лет миндалины удалили, и мы все фильмы пересмотрели. Я прохожу в дом. – Вот, наверное, пытка была, да? Лицо ее светлеет, как будто в голове звучит невидимый хор. Такой хор, слушая который ты понимаешь, что уже никогда не будешь прежним, так сильно он бередит твою душу. – Нет. С Генри такого не бывает. С ним что ни делай, все интересно. Это я понимаю. У меня такое с Экслом бывает. Элль закрывает дверь, и я замираю. Когда стоял перед домом снаружи, он представлялся грозной крепостью из красного кирпича. Теперь же, попав внутрь, я чувствую себя комочком грязи на подошве чьей-то туфли. – Послала Шону сообщение. – Элль опускает сотовый в карман. – Обещал быть через несколько минут. – Ладно. – За спиной у нее массивная лестница, ведущая на второй этаж, и открытый, просторный холл. Под ногами темное дерево, на стенах – белый молдинг. Справа – огромная и тяжелая дубовая дверь; слева – столовая с длинным столом и люстрой. Осмотревшись, замечаю, что Элль наблюдает за мной с нескрываемым любопытством. Она изучает меня, а я пытаюсь понять ее. – Ты знал, кто я? Там, в парке? – Нет. Элль смотрит на меня мягко и доброжелательно, и я даю ей мысленный посыл верить мне. Мне приятно быть ее героем, и я хочу, чтобы так оно все и осталось. Пауза затягивается, потом, после долгого молчания, она говорит: – Так ты и есть тот самый? Я киваю – наверное, я тот самый. – Много о тебе слышала. – Все плохое – правда. По ее губам скользит тень улыбки. – Вообще-то, я и невероятного много слышала. – Шутишь. – Нисколько. – Она беспечно прислоняется спиной к стене. Проведя год с людьми, которые могут легко ударить другого человека ножом в грудь или живот, я воспринимаю ее открытость и доверчивость с беспокойством и благоговением. – За прошлый год мой отец получил тонны сообщений, касающихся кандидатов на участие в программе. Ты с самого начала шел впереди. – Потому что признал себя виновным? – Потому что о тебе давали положительные отзывы: умный, заботливый, с лидерскими качествами. Что тут скажешь? – А ты, похоже, много знаешь. Она уже не улыбается: – Конечно. Все, что касается тебя, отец обсуждает за обедом. Я недоуменно моргаю, и Элль вспыхивает улыбкой. – А вот теперь шутка. В том смысле, что отец обсуждает со мной что-то. О делах он со мной вообще почти не говорит. – Тогда откуда ты все это знаешь? Она с притворным смущением пожимает плечами: – Меня заинтересовала программа, может быть, и подслушала разок-другой. – Может быть? – Я воспользуюсь Пятой поправкой. Усмехаюсь. Она смеется вместе со мной. – Только не говори моему отцу, ладно? Он все еще злится из-за моих приключений в парке. В любом случае никаких имен они не называли, и все, что я слышала, можно уложить в двадцать секунд, потому что ровно столько раз я прошла мимо кухни, где разговаривают папа и Шон. – Твой секрет умрет со мной. Щелкая каблуками и не отрывая глаз от экрана сотового, из-за лестницы выходит Синтия. – Спасибо, что пришел, Хендрикс. Шон хочет поговорить с тобой, но сейчас у него встреча. Хочешь чего-нибудь, пока будешь ждать? Почитать? Лимонад? – Можно, пока ты здесь, рассчитать твои налоги, – предлагает Элль с лукавой искоркой в глазах, которая действует не слабее земного притяжения. – Половина собравшихся сейчас в этом доме – бухгалтеры, включая Синтию. Синтия сердито смотрит на девушку: – Она, разумеется, шутит. – Шучу? Неужели? Синтия раздраженно вздыхает и снова утыкается взглядом в телефон, а Элль поворачивается ко мне и беззвучно, одними губами шепчет: – Я не шучу. Мои губы ползут вверх, Элль улыбается, а когда Синтия фыркает, я прячу смех за притворным кашлем. Элль улыбается еще шире. – Выпьем лимонада, – говорит она, – и не говори, что не хочешь никого затруднять, просто дай мне его приготовить. Всем легче, когда они думают, что у тебя есть какое-то дело, и, пока ты не спросил, да, приготовление лимонада считается делом. Синтия не возражает, я тоже – можно будет поболтать ещe с Элль. – Ладно. – Я приду за тобой, когда Шон освободится, – говорит Синтия и уходит тем же путем, каким пришла. Мы с Элль остаемся одни… снова. Она кивает куда-то в сторону, и несколько прядок выбиваются из пучка. – Выпьем лимонада? Он у нас хороший. Вода, сахар и секретный ингредиент – лимон. – Тебе нравится выдавать мне секреты. – Разговор складывается слишком легко, слишком ровно, и отсюда возникает ощущение опасности. Многократно испытанный и уже ставший привычкой прием – подойти на шаг ближе и посмотреть, какой будет реакция. Если глаза потемнеют от желания, продолжить движение, при этом смеясь, чтобы смеялась и она, и чтобы потом в конце концов мы оба, опьянев от близости друг друга… Разминаю шею, поворачиваю голову резко, как руль. Никакого потом. Ни с ней. Ни с кем-либо еще. Все, хватит. Почему дома не получается так легко? С Экслом? С Домиником? С тех пор как я вернулся, все идет со скрипом, не то что с ней. – Думаешь, никто не против, что ты здесь, наедине со мной?