Он двигался на мне, будто я была волной, наполняя мое тело, мое сердце, мою душу. Гладил меня по щекам, целовал веки. – Моя девочка, мое наваждение, моя Волна. Его слова напоминали прощание, отчего я расплакалась еще сильнее, цепляясь за него, как за якорь. Трент все знал, и в шесть утра, за полчаса до того, как просыпалась Луна, мы почти что занимались любовью, понимая, что к концу дня эта любовь обернется ненавистью. * * * Дверь в кабинет отца была открыта. Оттого лишь острее казалось, что это финал. Если я пройду мимо, он позовет меня зайти. Спросит о флешке. Мне придется отдать ее ему, и всему придет конец. Луне. Тренту. Морским конькам. Волне. Океан в этот день бушевал. Бэйн прислал мне сообщение в половине седьмого утра, пока Трент был в душе. Даже не думай приходить. Черный флаг[32]. Он не знал, что я в прямом смысле видела, как развевается этот флаг, сидя голышом возле окна спальни Трента и прижав ладонь к стеклу. Волны били о берег, ветер завывал. На редкость странная погода для августа в Калифорнии, но, будучи серфером, я не была удивлена. Океан знал. В офисе я долго слонялась возле стойки администратора, стараясь оттянуть момент, когда подойду к своему месту возле двери отца и сяду за стол. К одиннадцати утра я больше не могла откладывать неизбежное. Я незнамо для кого варила уже двенадцатую кружку кофе за день, когда Макс подошел и прислонился к двери. Он был похож на горностая в костюме, источая запах дезинфицирующего средства с ароматом сосны. От него всегда пахло, будто он купался в лосьоне после бритья. – Отец хочет тебя видеть, – объявил он своим привычным прохладным тоном и ушел. Флешка словно горела у меня в кармане. Я вышла из комнаты отдыха, оставив на столе кружку кофе, которую даже не собиралась пить. Прошла мимо кабинета Трента. Дверь была открыта. Я знала, что он все знал. И помимо всего прочего знала, что это была проверка. Знала, что я ее не прошла. На миг я остановилась перед ним. Он сидел, опустив голову, и подписывал какие-то документы. Я прокашлялась, чувствуя, будто все мое тело было чужим, незнакомым и мне не принадлежало. – Это какая-то уловка? – прохрипела я. Я надеялась, молилась, жаждала, чтобы все это было частью большого плана, в котором мы оба могли принять участие. Трент не отрывал глаз от бумаг. Будто и не держал меня в объятиях несколько часов назад и не вдыхал в меня жизнь. Он ответил, не покачав головой, даже не шелохнувшись. – Не-а. – Значит, вся информация на… – начала я, пока он не поднял голову, глядя на меня с непроницаемым выражением лица. Выточенным из титана. Богоподобным и злым. – Все там, Эди. Каждый файл, план и контракт. Ты сделала свой выбор. Если хочешь быть сильной, будь ей. А теперь уходи. Мне хотелось возразить ему. Хотелось, чтобы разразилась настоящая громкая, отвратительная, полная злости ссора, после которой я бы утвердилась в мысли, что был и другой способ спасти Тео. Но в то же время я признавала: все это лишь послужило бы подтверждением тому, что я все еще была нерешительным подростком, а он соблазнившим меня взрослым мужчиной. А мы ими не были. Между нами было нечто гораздо большее. Ноги сами понесли меня к кабинету отца, я сама не помню, как оказалась там, но помню, как стучала в его дверь и закрывала ее за собой. Она захлопнулась за мной с мрачным звуком, который подвел черту. Между нами была недосказанность и настоящая пропасть, сотканная из ядовитых капель горечи. Я хотела, чтобы все так и оставалось. С Джорданом Ван Дер Зи я предпочитала быть черствой и настороженной. – Ну что? – спросил он, откинувшись на спинку кожаного кресла и недоверчиво приподняв бровь. За время, пока я спала, ела и жила в больнице рядом с мамой, он ни разу даже не спросил, как она себя чувствует. А вкупе с тем, что он заставил меня сделать, и с тем, на что была похожа моя жизнь, злость во мне полилась через край. Во рту пересохло, все мышцы в теле напряглись от желания наброситься на него. Я сама не знала, что подтолкнуло меня произнести эти слова, но была уверена, что не смогла бы остановить их, даже если бы попыталась. – Могу я кое о чем спросить? Он раздраженно фыркнул. Затем махнул рукой, веля мне продолжать. – Теперь, когда ты знаешь, что случилось с мамой, ты не жалеешь, что не подождал? Что подтолкнул ее совершить то, что она совершила? Отчасти я понимала, что вела себя неразумно, может даже жалко, пытаясь вразумить его. Ища в нем человека с сердцем. Ведь если он был монстром, то я тоже могла им стать. Но если в нем была хотя бы капля человечности, возможно, я смогла бы договориться с ним и спасти Трента. Джордан глянул на часы, вздохнул, будто само мое присутствие доставляло ему неудобства, и почесал кончик подбородка. – Я ни к чему не подталкивал твою мать, Эди. Мы сами несем ответственность за свою жизнь. Только слабаки перекладывают вину на других. Опять борьба за власть. Моему отцу было все равно. Более того, я начала подозревать, что он получал удовольствие от этой ненормальной ситуации. Я постоянно умоляла маму отойти от края, а он лишь толкал ее и, глядя, как она падает, ждал, когда я ее отпущу. Там и проходил наш танец. На грани ее рассудка. Я должна была разорвать этот круг, размозжить его ногой и убедиться, что он не причинит ей боли. Я сделала глубокий вдох, чтобы подавить красочную брань. Решение было принято. – Флешка у меня, – я сменила тему, устремив взгляд прямо в его сторону. На лице отца отразился восторг, подтверждая, каким высокомерным и самоуверенным он был. – Ждешь особого приглашения? Отдай ее мне. – Не отдам, пока не скажешь, за что ты его ненавидишь. – Тебя это не касается, Эди, – он крутил между пальцами ручку от Cartier. И тогда… и тогда… Если хочешь быть сильной, будь ей. Я скрестила руки на груди. – Вообще-то касается, потому что я влюблена в него. В кабинете повисла оглушительная, тяжелая, неподдельная тишина. Глаза Джордана округлились, ноздри начали раздуваться, а рот исказился в таком оскале, какой я не видела никогда прежде. Будто он специально изобрел новое выражение лица, свидетельствующее о ярости. Но я уже не могла забрать свои слова назад, да и не хотела. Я прошла дальше в кабинет, зная, что делала. Рисковала всем. Отношениями с Тео. Отношениями с Трентом. С Луной. С моей мамой. Но я измучилась и устала ходить на цыпочках вокруг этого человека. Я потеряю всех, но, возможно, наконец-то обрету себя. А если мне придется нажать на кнопку самоуничтожения, чтобы оборвать связи между ним и мной, то так тому и быть. Мне хотелось почувствовать, что я могу вдохнуть полной грудью без страха, что мир рухнет. – Я так слепо влюблена в Трента Рексрота, Джордан, что едва ли замечаю что-то вокруг, когда он рядом. Я умру за него, не говоря уже о том, что буду защищать его любой ценой. Он прекрасный, настрадавшийся человек, который изо всех сил старается делать то, в чем ты позорно облажался. Быть отцом. Родителем. Тем, на кого можно опереться. Он раз за разом во что бы то ни стало делает правильный выбор. Он заботится о тонкой натуре, хотя сам чертовски груб. И делает это честно, не поступая с другими плохо. Так что скажи мне, Джордан, почему, черт побери, ты так сильно ненавидишь моего парня? Он встал с кресла с кроваво-красным лицом. Казалось, вена у него на виске лопнет. Возможно, я даже надеялась, что это случится. Он сжал руки в кулаки, его тело дрожало в такт с неконтролируемым гневом. – Отдай мне флешку. – Нет, – я выпрямилась во весь рост. – Что он тебе сделал? – Украл то, что принадлежало мне. – Что это было? – Все. А теперь отдай мне флешку, пока не пожалела. Он протянул раскрытую ладонь над столом, ожидая, что я подчинюсь. Он жестоко ошибался. Я широко шагнула назад, чувствуя, будто легкая, как перышко, флешка стала в десять раз тяжелее. – Ни за что. Не успела я среагировать, как он бросился на меня через стол, чтобы силой забрать желаемое. Не стоило удивляться. Каждый раз, когда он обращался со мной, как с вещью, лишь доказывал, что он ни капли меня не уважал. Я уклонилась, инстинктивно полоснув его ногтями по лицу. – Господи боже, да ты маленькая дрянь! Он зажал ладонью царапину, которую я оставила на его щеке, и отшатнулся назад. При своем внушительном росте отец был совершенно неспособен драться с кем бы то ни было. Даже со мной. Всю свою жизнь он провел сидя в офисе, как хомяк в клетке. – Больше не смей ко мне прикасаться! Голос дрожал, но не я сама. Это придало мне сил. – Собирай вещи и съезжай из дома матери, – он указал на дверь, тяжело дыша и клокоча от злости. – Ты уже совершеннолетняя, самоуверенная и всесильная. Ты все рассчитала, да, маленькая шлюха? – Последнее слово, словно пощечина, выбило из груди весь воздух. – Уверен, Трент с радостью тебя примет. Он же ходячее, говорящее венерическое заболевание, как и все его друзья. Я больше не обязан обеспечивать тебя крышей над головой. Собирай свои вещи, Эди. А пока будешь этим заниматься, не забудь и отсюда все забрать, потому что ты уволена. Я думала, расплачусь, начну умолять и бояться грядущих последствий, но вместо этого развернулась и пошла к двери. Я стояла к отцу спиной, когда он забил последний гвоздь в крышку гроба наших с ним отношений. – Жаль, что ты не успеешь попрощаться с братом. Я переведу его на этой неделе. Я обернулась, на сей раз улыбаясь, потому что мне было известно то, о чем он не знал.