Она больна по твоей вине. И не хочет ложиться в клинику, так как боится, что ты сбежишь к другой. Что ты, скорее всего, и сделаешь. Слова крутились в голове и норовили пробраться к языку, но я прикусила верхнюю губу. Именно он говорил, что Ван Дер Зи всегда должны быть расчетливы и хитры. Я бросила парик на кровать рядом с собой и со вздохом посмотрела в потолок. – Разве это не навредит твоим политическим чаяниям? – Я потерла лицо ладонями. – Навредило бы, – он пожал плечами и, пройдя дальше в комнату, закрыл за собой дверь, чтобы мама не услышала, хотя в последние дни она нечасто выходила из своей спальни. – Но я не стану баллотироваться на пост мэра. Вчера я был в здании городского совета и отозвал свою кандидатуру. Кампания прекращена. Я часто заморгала, выдавая свое удивление. Выпрямилась на кровати и сжала ладонью разболевшуюся голову. Все болело. Буквально все. Бедра, задница и все внутри все еще ныло после ночи с Трентом Рексротом. Голова кружилась от недавнего признания отца, а сердце тонуло в печали и жалости к самой себе при мысли о том, что все это значило для меня. Джордан Ван Дер Зи тщательно строил свои планы. Он знал, где хочет оказаться через пять лет, и тихо, решительно работал в этом направлении. Поэтому такая новость, мягко говоря, вывела меня из душевного равновесия. Качая головой, он потянулся за одним из париков и с хмурым видом потрогал человеческие волосы. – Я сосредоточусь на том, чтобы расширить «Чемпионс Бизнес Холдингс», вышвырну Рексрота из совета директоров и буду спокойно жить своей жизнью, – сообщил он и отдернул руку, будто обжегшись. – И я не останусь с твоей матерью. Тебе нужно сосредоточиться на своем будущем. Мой тебе совет, Эди: поступи в хороший колледж подальше отсюда и добейся чего-нибудь в жизни. Бросай курить. Прекрати водиться с неудачниками и перестань уделять матери столько внимания, потому что она явно его тебе не уделяет. А ты уделяешь? Ты уделяешь мне внимание? Но опять же, мне было что терять. Слова Трента слабым эхом звучали в голове. Если хочешь быть сильной, будь ей. – Ты не можешь так поступить сейчас. Сначала ей должно стать лучше, – я замотала головой. Джордан посмотрел на потолок и коснулся пальцем золотой люстры, улыбаясь самому себе от воспоминаний о том, кем я должна была стать. – Ей никогда не станет лучше. Я сделаю это, и очень скоро. – Мне нужно больше времени, – возразила я, вне себя от злости. – Я ничего тебе не должен. – Когда ты ей скажешь? Я встала нос к носу с ним. Он был похож на бесчувственного белого человека, который отправился в деревню Покахонтас. Разрушителя. Напоминал персонажа из «Гарри Поттера», который мог высасывать душу. – На этой неделе. Может, на следующей. Когда подходящее время для таких новостей? – Учитывая, что ты поклялся любить ее всегда в болезни и здравии, то никогда. Ты нужен ей, – отчеканила я, прищурившись. – Это не обсуждается, – он указал на лежащие на моей кровати парики. – Это нездоровое и непродуктивное занятие для человека твоего возраста. Лучше бы сосредоточилась на учебе и своем будущем. – Забота о семье – вот мое будущее, – ответила я, вздернув подбородок. – Мое будущее – каждое утро заниматься серфингом. Отец тусклым взглядом оглядел коралловые стены моей комнаты, будто они воплощали все надежды и мечты, которые я разрушила за последние годы тем, что просто была собой. Тем, что выбирала ботинки Doc Martens, вместо туфель Louboutin. Выбирала пляж, а не игру в шахматы. Выбирала парней вроде Бэйна, а не симпатичных мальчиков из Старшей школы Всех Святых. – Дело твое, – пожал плечами он. Зубы стучат, кулаки крепко сжаты, глаза источают ненависть. – Что насчет него? – Теодора? Нет. Папы Римского. – Да. – Наша договоренность в силе. Он будет рядом с тобой, пока ты снабжаешь меня нужной информацией о Рексроте. Теперь, когда мои планы изменились, мне критически важно оставаться у руля в «Чемпионс Бизнес Холдингс», – сухо сообщил он, проводя рукой по туалетному столику, которым я никогда не пользовалась. Его ладонь вся была покрыта пылью. – А если у меня не получится? – Я надеялась, что он не заметил, как я громко сглотнула. – Получится. Неудача будет означать, что Теодор отправится в учреждение на Восточном побережье. Я знаю одно отличное место неподалеку от нью-йоркского филиала «Чемпионс Бизнес Холдингс». – Информацию о Тренте сложно найти. Он не глупый человек, – запинаясь, проговорила я и топнула ногой. Меня бесило, что я топнула. Я была не такой девчонкой. Я была не просто какой-то там девчонкой. – Он умен, но я верю, что ты умнее. Ты же моя дочь, в конце концов. Блевать тянет. Как я могла ответить на его слова, не выдав отвращения? Я сменила тему: – У тебя есть кто-то еще? Ты бросаешь маму ради любовницы? Слова отдавали грязью во рту. Мне хотелось принять душ и спрятаться под одеялами, но больше всего мне хотелось не чувствовать себя такой невероятно уставшей от сражения в холодной войне, которая никогда не стихала. Именно так мама начала бурный роман с рецептурными лекарствами и депрессией. Не вылезая из постели. Изо дня в день. Джордан бесстрастно оглядел меня. Затем шагнул назад, давая понять, что разговор окончен, и вытер пыльную ладонь о мою черную толстовку, висящую на спинке стула. – Не ребячься, Эди. – За эти годы я видела немало твоих любовниц. Интересно, кому из них удалось сделать то, что не смогли другие. Трейси? Холли? Может, Каденс? – Я надулась, прекрасно понимая, что теряла контроль, но перестала об этом волноваться. Я была мстительна и полна багряного гнева. Разрушительный огненный шар. Я изголодалась по силе, которой он меня лишал каждый раз, когда оказывался рядом. Отец покачал головой. – Чокнутая, как мать. Я шагнула к нему, наблюдая, как его лицо исказилось в замешательстве. Я никогда раньше не вторгалась в его личное пространство. Но теперь мой нос оказался в опасной близости к его носу, и я видела все, что плескалось в его голубых глазах. Я видела саму себя в его чертах, в плотно стиснутой челюсти, в небольшом изгибе на носу, в поверхности кожи – моя была разбавлена загаром, веснушками и молодостью, а его все такая же упрямо белая. И впервые я осознала, что, возможно, была похожей на него. Порождением чего-то ужасного, что произведет на свет нечто еще более жуткое. – Мне плевать, если ты уходишь от нее к другой. Я знаю, что не могу уговорить тебя остаться, но даже если бы могла, то отчасти я убеждена, что она пребывает в таком состоянии из-за тебя. Но вот что я тебе скажу: если решишь прилюдно демонстрировать в городе свою новую игрушку и унижать мою мать, это повлечет за собой последствия. А что касается Тео – не Теодора, а Тео, и Трента Рексрота, то мне осточертело бездумно подчиняться каждому твоему сумасшедшему приказу. Я достану тебе клятую флешку, дорогой папочка, но взамен ты подпишешь все официальные документы, что я сложила в ящик бесполезного туалетного столика, который ты купил, когда мне было двенадцать лет, и освободишь нас с Тео. Соглашайся сейчас же, Джордан, или сделки не будет. И прошу, пока ты не дал ответ, не стоит недооценивать сломленного человека. Мы непредсказуемы, ведь чего стоит еще одна брешь, если ты и так уже сломлен? Слова вырвались из меня подобно урагану, и, закончив, я тяжело дышала. Чувство, что я предаю Луну и Трента, пронзило меня до нутра. Мне было тошно, потому что я знала, как это скажется на Камиле, но все становилось слишком запутано. Мне нужно было сбежать с Тео и исчезнуть. Южная Калифорния была не единственным в мире местом с хорошими пляжами. Мы могли бы жить где-то еще. Построить жизнь. Могли бы сидеть на крыльце, каких я никогда в жизни не видела, и наблюдать рассвет, смеясь и поедая фисташковое мороженое. Создавая приятные воспоминания и закупоривая их в своих мыслях. Мы могли. – Эди, – произнес отец. Я посмотрела прямо на него, затем отвела взгляд. Он знал, что я говорила всерьез. К тому же что-то подсказывало мне: для него со мной было покончено. Со мной, с мамой, с Тео. Заполучить флешку и вычеркнуть меня из своей жизни для него означало одним выстрелом убить двух зайцев. Конечно, он согласится. – Достань мне флешку, – он наклонился ближе и прижался щекой к моей щеке, – и ты получишь будущее с Теодором. – А ты держи своих любовниц в тени, где и подобает прятать грехи, – напомнила ему я. На этот раз я взяла его за запястье. Я не могла обхватить пальцами его холодную, словно чешуя мертвой змеи, кожу, но теперь я задела его за живое. Было видно по его напряженной челюсти. – Истинная Ван Дер Зи, – пробормотал он и оттолкнул меня, как бродячую кошку в проливной дождь. В этот момент я была девчонкой, которая, не моргая, смотрела на умирающего пса. В этот миг я была безжалостна. В этот миг я была Ван Дер Зи, которой и не думала стать. Я ненавидела этого человека. Но этот человек ненавидел Джордана гораздо сильнее, чем боялся его. * * * Живот заурчал в восемнадцатый раз за это утро, да так громко, что звук можно было расслышать за шумом тихоокеанских волн. – Боже, Гиджет, ну что за хрень? Съешь чертов энергетический батончик. Бэйн порылся в сумке и с хмурым видом бросил мне протеиновый батончик. Мрачное выражение его лица ни на миг не оттаяло, когда я подошла к нему, засунула батончик обратно ему в рюкзак, а затем, обув шлепанцы, водрузила доску на голову и понесла ее дальше к набережной. Я отказалась есть не ему назло. Я просто не могла есть. Тошнота изводила желудок, заставляя кислоту кружить на языке. Мне было дурно с того момента, как я сказала отцу, что достану для него ту флешку, хрен знает с каким содержимым. И мне было дурно не только физически, но и душевно. Я не понимала наверняка, какие чувства испытывала к Тренту, но была уверена, что никто на свете не заслуживал того, что я намеревалась ему устроить. Бэйн поднял с песка свой радиоприемник, из динамиков которого гремела «Pacific Coast Highway» от Kavinsky. Он забрал у меня доску и, взяв ее под мышку, понес вместе со своей на набережную. Я шла за ним на ослабших ногах, все еще чувствуя в горле горький вкус желчи. Когда мы вышли на пешеходную дорожку, он поздоровался с бездомными, которые жили в самодельных картонных домиках на травянистых холмах возле магазинов. Он знал всех на этом пляже. Каждого несостоявшегося музыканта, который совал людям в руки свои компакт-диски, каждого продавца в каждом магазинчике с дурью, велосипедами и снаряжением для серфинга. Когда мы подошли к моей машине, Бэйн так и стоял босиком и без рубашки. Один весьма не тайный благотворитель оплатил мой счет в мастерской, и мне наконец-то отдали мою «Ауди» с новым цилиндром и всем прочим. Бэйн развернулся кругом и, прижавшись спиной к пассажирской двери, скрестил руки на груди, как разозленный дракон. Он окинул меня апатичным, полным равнодушия взглядом своих нефритово-зеленых глаз, склонив голову набок, будто я была странным мистическим существом, которое он не мог понять. – Заезжай познакомиться с моей мамой, – сказал он внезапно. Из моего больного горла вырвался смех. Но он выражал вовсе не радость, а разбавленное тревогой смущение. Я потерла ладони друг о друга, чтобы согреться после воды, и прижала их к щекам, чтобы Бэйн не заметил заливший мое лицо румянец. – Ой, я и не знала, что у нас все стало серьезно. И это после того, как ты отказался пойти со мной на выпускной, когда мы встречались по-настоящему. Он закатил глаза, а потом посмотрел на меня со всей серьезностью. – Выпускной – отстой, и мы никогда не встречались по-настоящему. Мы трахались только друг с другом, пока твои проблемы с отцом не заиграли в полную силу. Так или иначе, я считаю, что моя мать могла бы тебе помочь. – С чем? – Я едва ли не фыркнула. Мне уже было не помочь. Я была близка к тому, чтобы использовать двух людей, чтобы спасти единственного, которого любила. – С ситуацией в твоей семье.