Ронан сунул шар обратно в ящик и стал вытаскивать другие неудавшиеся попытки. Все они выглядели загадочно. Сверкающая лента, клочок травы, продолжавший расти на куске торфа, раздвоенная веточка. Он позволил Адаму подержать кое-что в руках; на ощупь эти вещи казались странными. Слишком тяжелыми, словно притяжение действовало на них сильнее, чем обычно. И пахли они знакомо. Ронаном. Кабесуотером. Если задуматься – или, точнее, не задумываться, – Адам чувствовал биение силовой линии в каждом из этих предметов. – Мешок с песком у меня тоже был, – сказал Ронан, – но я его рассыпал. Целые часы грез. Каждый день он ездил в Амбары, чтобы поставить машину, свернуться в кресле и в одиночестве заснуть. – Почему именно здесь? Зачем ты ездишь за этим сюда? Ронан бесстрастно ответил: – Иногда мне снятся осы. И тогда Адам это представил: Ронан просыпается на Монмутской фабрике, держа в руке принесенный из грез предмет, по одеялу ползают осы, а ничего не подозревающий Ганси спит в соседней комнате. Нет, он не смог бы безудержно грезить на Монмутской фабрике. «Одиночество». – А ты не боишься, что как-нибудь повредишь себе? – спросил Адам. Ронан фыркнул. Когда это он боялся за собственную жизнь? Но все-таки в его глазах было что-то такое. Рассматривая собственные руки, он признал: – Я приснил ему пачку инъекторов. Во сне я постоянно изобретаю средства от укусов. Они у меня всегда с собой. Я кладу их в машину. Оставляю на Монмутской фабрике. Адам ощутил яростную и жестокую надежду. – А они работают? – Не знаю. Нет способа проверить, пока не случится ЧП. И реванша не будет. Ронан взял из ящика два каких-то предмета и встал. – Так. Сейчас будет полевая практика. Пошли в лабораторию. Одной рукой он прижимал к себе ярко-синее флисовое одеяло. Через другую Ронан перебросил лоскут мха, как официант – полотенце. – Хочешь, я что-нибудь понесу? – спросил Адам. – Блин, не надо. Адам придержал для него дверь. Выйдя из комнатки, Ронан некоторое время бродил между коровами, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на них повнимательнее, или наклоняясь, чтобы разглядеть клеймо. Наконец он добрался до коровы шоколадного цвета, с неровной полосой на дружелюбной морде. Он потолкал ее неподвижное тело мыском ботинка и объяснил: – Работает лучше, если животное… ну, не знаю… чем-то отличается. Если похоже на то, что я мог бы приснить сам. Корова для Адама выглядела совершенно как корова. – А что с этой не так? – Она выглядит слишком дружелюбно. Заколдованный, блин, мальчик. Ронан расстелил одеяло на полу. Осторожно. Потом велел: – Пощупай пульс. Да не пялься на нее. Пульс. На морде. Там. ТАМ. Адам, господи. Там. Адам неловко водил пальцами по коровьей морде, поросшей короткой шерстью, пока не ощутил медленное биение. Ронан поднес лоскут мха к холке коровы. – А теперь? Адам не знал, что ему полагается увидеть. Он не чувствовал ничего, ничего, ничего – а потом… Пульс коровы слегка ускорился. И опять Адам представил себе Ронана здесь, в одиночестве, внезапно уловившего еле заметную разницу и исполнившегося надежды. Адам и не думал, что Ронан Линч способен трудиться с такой самоотдачей. «Одиночество». Он спросил: – Это максимум, что у тебя получается? Ронан усмехнулся. – Думаешь, я притащил бы тебя сюда ради такой ерунды? Нет, есть кое-что еще. Может, сначала сходишь в туалет? – Ха. – Я серьезно. – Все нормально. Ронан повернулся к другому предмету, который принес с собой. Главным оказалось не синее одеяло, как думал Адам, а нечто завернутое в него. То, что лежало внутри, было не больше обувной коробки или толстой книги. Оно не выглядело тяжелым. И, если глаза не обманывали Адама, Ронан боялся этой вещи. Он сделал глубокий вдох. – Ладно, Пэрриш. И развернул одеяло. Адам посмотрел. И отвернулся. И посмотрел еще раз. Он подумал, что это книга. И тут же усомнился. Потому что это была птица. Нет, планета. Зеркало. Ни то, ни другое, ни третье. Это было слово. Ронан бережно держал в руке слово, которое хотело быть сказанным, а Ронан хотел ему помешать, или нет, не хотел… Адам снова отвернулся, потому что больше не мог за этим наблюдать. Он почувствовал, что сходит с ума, пытаясь дать этой штуке название. – Что ты такое сделал? – спросил он. Ронан окинул взглядом то, что держал в руке, но искоса, слегка отвернувшись. Он выглядел младше, чем обычно – неуверенность и осторожность смягчили его черты. Иногда Ганси рассказывал, каким был Ронан раньше, до того как погиб Ниалл; и теперь, глядя на друга, терзаемого сомнениями, Адам подумал, что, кажется, способен ему поверить. Ронан сказал: – Это кусочек Кабесуотера. Кусочек сна. Вот о чем я просил. И это… это… Наверное, так оно должно выглядеть. Адам почувствовал, что он прав. Этот ужасный, невозможный и прекрасный предмет выглядел как сон, которому некуда вселиться. Кем надо быть, чтобы увидеть во сне – СОН, в конкретном воплощении? Неудивительно, что Ронан скучал в школе. Адам еще раз посмотрел на то, что Ронан держал в руке. И отвернулся. Он спросил: – Оно работает? Лицо Ронана сделалось резче. Он поднес «сон» к коровьей морде. От «сна» исходил свет, или нечто вроде света, озаряя подбородок и щеку Ронана и делая его суровым, красивым, пугающим, незнакомым. Затем Ронан подул на «сон». Его дыхание прошло сквозь слово, зеркало, ненаписанную строчку… Адам услышал шепот. Что-то задвигалось и зашевелилось в его душе. Ресницы Ронана мрачно затрепетали. «Что мы делаем…» Корова шевельнулась. Слегка. Но ее голова склонилась чуть вбок, одно ухо дернулось. Словно она во сне согнала с него муху. Возле позвоночника дрогнул мускул. Глаза у Ронана были широко открыты, и в них пылал огонь. Он снова дохнул – и корова опять дернула ухом. Напрягла губы. Но не проснулась. И не встала. Ронан отступил, скрыв «сон» от обезумевшего взгляда Адама. – Кое-чего все-таки недостает, – произнес он. – Объясни мне, чего именно. – Может, просто нельзя разбудить чужой сон.