Синан хмурился, не отставал: – А с друзьями как? Чем сейчас увлекаетесь? – Нормально. Ничем, – следовал ответ. Синан взрывался: – Тебе что, не о чем с отцом поговорить? – А о чем нам разговаривать? – дерзил Барклай. – Ты как себя ведешь, щенок? Я в твои годы… Оканчивалось все тем, что пацан срывался из-за стола и, хлопнув дверью, исчезал в своей комнате. А Синан потом до полуночи бродил по дому, курил и ругал себя последними словами за то, что не может найти общий язык с единственным сыном. Сегодня мальчишка сидел на стуле возле его кровати и скучающим взглядом смотрел в сторону. – Как дела? – помолчав, спросил его Синан. Тот дернул плечами и, как всегда, ответил: – Нормально. Синан просто ненавидел это слово. Барклай поерзал на стуле и наконец выдал: – А ты как? И Синан, сдержав порыв едко повторить его собственный ответ, отозвался: – Ничего. Операция прошла успешно. Вроде бы. Расскажи лучше о себе. Чем занимался вчера? Парень помялся, а потом внезапно признался. – Да так. День рождения был у одной девчонки, ходили в кафе. – А что за девочка? – заинтересовался Синан. – Из твоего класса? – Какая разница? Ты ее все равно не знаешь, – последовал ответ. Стараниями Синана сын учился в дорогой частной школе вместе с ребятами из богатых семей. Казалось, что при вечно занятом и отсутствующем дома отце это хоть как-то поможет оградить его от дурной компании. – А все-таки. Имя у нее есть? – пытался осторожно расспросить Синан. – Алина, – пробурчал мальчишка. – Значит, Алина… – повторил Синан. Ему казалось, будто он движется по минному полю. Один неверный шаг – и рванет. – И что, хорошая девочка? Красивая? – попытался поддержать разговор Синан. И, видимо, как раз и сделал тот самый неверный шаг. Потому что парень вдруг ощетинился: – Тебе какое дело? Обычная девчонка, что ты допытываешься? – А ты почему так разговариваешь? Я что, не имею права знать, что происходит в жизни моего сына? – не стерпел Синан. – Как будто тебе есть до этого дело! – разорался в ответ Барклай. – Да тебе плевать на меня. Ты просто хочешь все контролировать, изображаешь тут заботливого папашу. У меня есть право на личную жизнь. – Никаких прав у тебя нет, ты несовершеннолетний! – загремел Синан. – И будь уверен, я все узнаю про эту Алину! Не позволю, чтобы ты путался непонятно с кем. Неизвестно, сколько бы еще продолжался этот скандал, если бы в палату, привлеченная криками, не вошла Таня. Улыбнулась этой своей мягкой скромной улыбкой, заговорила: – Простите, пожалуйста, пришло время перевязки. Здравствуйте… – она обернулась к сыну. – Барклай, да? Будьте так добры, подождите немного за дверью. У нас есть неплохой кафетерий на втором этаже, может быть, выпьете пока чаю? Там очень вкусные буреки, попробуйте, не пожалеете. Как всегда от одного ее присутствия, от одного взгляда и звука голоса Синан почувствовал, что начинает успокаиваться. Красная пелена перед глазами стала рассеиваться, сердцебиение унялось. Но в этот раз, к своему удивлению, он заметил, что и на сына появление Тани подействовало. Мальчишка, еще пару минут назад бледный, с прилипшим к взмокшему лбу вихром и мечущими молнии глазами, вдруг обмяк, опустил враждебно вздыбленные плечи, зашмыгал носом. – Пойдемте, я вам покажу, – обратилась к нему Таня. – И мне тоже принесите бурек, пожалуйста! – бросил им вслед Синан, вдруг ощутив острый укол голода. – Конечно, – обернувшись к нему, расцвела Таня, постоянно журившая его за плохой аппетит. Взяла сына под руку и вывела из палаты, что-то мягко приговаривая. Когда через пять минут она вернулась, Синан дышал уже ровнее и в который раз внутренне ругал себя за то, что совершенно не умеет вести себя с сыном. – Вот, поглядите! Очень аппетитный, – Таня протянула ему пластиковую тарелку с буреком и с довольной улыбкой стала наблюдать, как Синан накинулся на него. Ему же показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Может быть, потому, что удовольствие, с которым он ел, явно радовало Таню. – Как вам удалось обезвредить эту бомбу? – хмыкнул он, когда с буреком было покончено, и медсестра занялась перевязкой. – Он хороший мальчик, – улыбнулась Таня. – Только очень чувствительный. – Вы считаете? – вскинул брови Синан. – А мне кажется, он абсолютно черствый. По крайней мере, по отношению ко мне. Никогда не замечал в нем трепетных сыновних чувств. – Просто он очень боится, что с вами что-то случится, – негромко сказала Таня, не глядя на него. – Вы ведь… один у него, я правильно поняла? Мальчик пережил такую потерю, это травма на всю жизнь. Вот он и боится самому себе признаться, что любит вас, потому что лучше всех знает, как больно терять любимых. – По-моему, у вас просто богатая фантазия, – недоверчиво бросил Синан. – А еще вы добрый человек и во всех видите только хорошее. – Вы тоже добрый, – возразила Таня, быстро взглянув на него. – И Барклай добрый мальчик. В первые дни, когда вы были без сознания, он круглые сутки сидел в больнице, отказывался уйти домой. Мы все очень его полюбили. Подкармливали понемногу, – она тихо рассмеялась. – Правда? Я не знал, – глухо проговорил Синан. Ее слова тронули его. Представилось, как Барклай, голодный, с запавшими от бессонницы глазами, мечется по приемному покою. Бедняга… А он снова наорал на него, солдафон проклятый! Даже… Даже если Таня все выдумала, чтобы его подбодрить, он был благодарен ей за это. Она закончила перевязку и уже собиралась встать со стула, но Синан поймал ее за руку. – Вы дежурите сегодня ночью? Дежурите, я знаю… – Дежурю, – кивнула Таня. – Но вам нужно спать, я только отвлекаю вас… – Я сам знаю, что мне нужно, – резко прервал ее Синан. – Прошу вас, приходите! Я все равно не сплю. И читать не могу. Ваши рассказы – это единственное, что мне помогает. Приходите, слышите? И Таня, помедлив, кивнула: – Хорошо… Хорошо. * * * – Фотографий у меня мало, – сбивчиво объясняла Таня, выкладывая на стол перед милиционером несколько полароидных снимков. Фотографировать их с Асенькой было некому. Только Ирка, которой Жженый подарил не так давно модную игрушку – фотоаппарат, из которого мгновенно вылезали уже готовые карточки, – несколько раз снимала их в комнате общаги и на детской площадке. – Но у меня есть вот что. Посмотрите, пожалуйста, может быть, это поможет. Таня достала из холщовой сумки стопку рисунков. Ася, спящая в кроватке, Ася, играющая на полу в кубики, Ася делающая первые шаги во дворе вдоль скамейки, Ася, уплетающая кашу деревянной ложкой. Милиционер с вислыми усами перелистал несколько набросков, вздохнул и отложил стопку. В груди у Аси захолонуло: – Не годится? Клянусь вам, я отобрала самые лучшие, она здесь очень похожа на себя. – Дело не в этом, милая вы моя. Глаза у него были тусклые, скучные. – Вот поглядите. Он высыпал на стол перед Таней ворох карточек. На каждой была фотография или фоторобот ребенка, ниже шли имя, фамилия, адрес и описание особых примет.