— Нет, Константин Александрович, когда быстро заканчивал свои дела, выходил из кабинета, и они вместе куда-то уезжали. — Елизавета, а что вы можете сказать о Никите? — Ой, я мало с ним общалась. Ну, потому что он ведь в основном все время в машине находился. А потом… Он такой неразговорчивый был, хмурый, неприветливый. Когда сюда приходил вместе с Константином Александровичем, сидел как истукан в углу на стуле. Двух слов от него нельзя было услышать. Хотя что от него ожидать-то? Он ведь в детдоме воспитывался, сирота круглая. — Ладно, с телохранителем более-менее понятно. Теперь расскажите, как ваш шеф принимал посетителей? Я имею в виду, они предварительно договаривались с ним о дате своего визита? Или же к нему можно было попасть в любое время? — Нет, Константин Александрович не сидел весь день, как простой служащий. Для того чтобы решать простые вопросы, есть заместители. Вот в основном посетители и шли к ним. А если какой-то вопрос замы не могли решить, то тогда людей отправляли к Константину Александровичу. В основном это касалось подписания договоров или чего-то подобного. В общем, если было что-то серьезное. — Но тогда получается, что Константин Александрович принимал решения единолично? То есть он не совещался со своим компаньоном, так? — Да, получается, что так, — согласилась Елизавета. — И что, у них, как у компаньонов, не было по этому поводу трений, недоразумений? Елизавета пожала плечами. Я решила до конца прощупать эту тему — тему взаимоотношений Бартелеймонова и Самодвигина. Как же так? Два совершенно равных по величине руководителя солидной компании находятся в разных офисах, расположенных почти в противоположных концах города. И при возникновении определенных трудностей в функционировании предприятия каждый решает так, как считает нужным лично он сам? И чтобы при таком положении дел любой из них был бы доволен друг другом? Что-то верится в это с трудом. — Значит, лично на прием к Константину Александровичу в эти дни никто не записывался? — Я на память не помню, — сказала девушка, — надо посмотреть в ежедневнике. Но он у Константина Александровича в кабинете. Она вопросительно посмотрела на меня. — Ну так давайте пойдем и посмотрим, — предложила я. — Хорошо, пойдемте, — кивнула Елизавета. Кабинет Константина Бартелеймонова был оформлен в классическом стиле. Прежде всего в глаза бросился массивный прямоугольный стол для переговоров в форме буквы «Т», выполненный из темного дерева. Стол был расположен перед большим панорамным окном с тяжелыми портьерами темно-синего цвета, затканными золотистыми узорами. Настенные панели, тоже из дерева темных тонов, а также лепнина на потолке и паркетный пол наполняли это помещение духом респектабельности и надежности. Все было весомо, дорого и престижно. Хотя, на мой взгляд, такая отделка кабинета подошла бы больше для руководителя постарше. Даже кабинет тестя Бартелеймонова — Владислава Барабанникова, в котором я была совсем недавно, выглядел по сравнению с бартелеймоновским как-то, я бы сказала, легковесно, что ли. Елизавета прошла к столу и взяла большой ежедневник. Пролистав его, она прочитала записи: — Вот, Татьяна Александровна, тут записано, что Константин Александрович принимал Лисенчикова П. А. из Базарного Карабулака, потом — Колесниченко А. Б. Этот приехал из Татищева. Они подписывали договора на поставку газовых котлов. — Они вели переговоры при вас? — Ну, в кабинете я не присутствовала. Просто Константин Александрович попросил меня организовать им чай. Я принесла все в кабинет и вышла. Такие солидные мужчины, эти посетители. — Так, кроме этих двоих, больше ваш шеф никого не принимал? — Нет. Константин Александрович занимался только с ними. Это была крупная поставка, поэтому и переговоры должен был вести руководитель, а не менеджер. — Скажите, а незапланированных посетителей в эти дни не было? Ну, может быть, пришел кто-нибудь не по поставкам, а, скажем, по вопросу э… благотворительности. Ваша компания ведь, наверное, принимает участие в подобных акциях? — Да, конечно. У нас есть специальная статья расходов. Но с этими вопросами идут к заместителям. — Значит, было только два визитера, Лисенчиков и Колесниченко, — задумчиво произнесла я. — Скажите, а телефонные звонки к вашему шефу в эти дни поступали? — Ой, ну конечно же, были. Только я принимаю их в то время, когда Константина Александровича нет в кабинете. А так — на звонки отвечает он сам. «Странно, ведь почти везде сначала секретарь снимает трубку и спрашивает, кто и по какому поводу звонит, — подумала я, — ладно, в каждой избушке свои погремушки». — И что, были такие звонки, на которые отвечали вы? Или шеф в эти дни всегда находился у себя в кабинете? — Ну, почти все время. Только один раз я ответила. Это когда Константин Александрович уже уехал. — И кто же звонил? Мужчина, женщина? — Мужчина. — И что он хотел? — Он просил передать Константину Александровичу, что долг платежом красен. — Вот как? Это все? — Ну да, все. — И этот мужчина не назвал себя? — Нет, он только сказал, что Константин Александрович знает, о чем идет речь. Наверное, поэтому он и не стал называть себя. «Очень интересно. О каком долге шла речь? И не в этом ли причина убийства? — подумала я. — Мог ли Бартелеймонов не выплатить долг, а его за это убили? Но в таком случае звонивший ничего не выиграл. Наоборот, он только потерял. Ведь покойник не может отдать долг». — А вы, Елизавета, передали шефу этот разговор с напоминанием о долге? — Да, конечно. Я все в точности передала. — А что Константин Александрович? Как он воспринял? Удивился? Расстроился? — Нет, и не удивился, и не расстроился. Он спокойно сказал мне «спасибо». — И вы поняли, для него этот звонок не был неожиданностью? Что он в курсе того, кто напомнил ему о долге, хотя звонивший и не назвал себя. — Да, все так. — Теперь скажите, а каким тоном говорил это мужчина? Был ли он недоволен, сердит? Может быть, вы уловили в его голосе угрозу? — Да нет, он нормально разговаривал. Ничего такого, о чем вы говорите, не было. — А голос у мужчины был какой? Ну, можно было понять, пожилой это человек или, наоборот, молодой? — Я думаю, что этот мужчина, который звонил, был все-таки… в годах. Ну, молодым его точно нельзя назвать. — Может быть, вы заметили, что мужчина как-то необычно произносит слова? Гнусаво, например, как если бы у него был заложен нос? Или он, например, не выговаривает букву «эр»? — Да все он выговаривал, все четко сказал, все буквы. — А когда он звонил? — Ой… вот не помню точно. Я ведь звонки передаю устно, запись не ведется. Но помню, что это было несколько дней назад. — Ладно. Давайте теперь перейдем к взаимоотношениям Константина Александровича и вашего дяди, то есть, простите, вашего племянника, Аркадия?.. — Аркадия Сергеевича, — напомнила Елизавета. — Ну, какие у них были взаимоотношения? Я даже и не знаю, что сказать. — Вы сказали, что ваш дя… племянник является юрисконсультом компании. Так? А помимо служебных отношений их что-то еще связывало? Ну, я имею в виду, общались ли они в свободное от работы время? — Да! Они были, можно сказать, друзьями. Ну, не близкими, а скорее… ну, как это говорят… — Приятелями, вы хотите сказать? — Вот-вот, приятелями. — И как именно они общались в нерабочее время? — Они посещали рестораны, в сауну очень любили ходить. Да, и еще ипподром. — Ипподром? Что, они оба увлекались лошадьми? — Ну, не совсем лошадьми… они… играли. «Так, стало быть, делали ставки, выигрывали-проигрывали. Не проиграл ли Бартелеймонов на скачках? А проиграв, остался должен. Отсюда и напоминание неизвестного мужчины о том, что долг платежом красен». — Хорошо. А где сейчас ваш… дя… племянник? Тьфу, и что ко мне привязалось это слово! — Да вот, и сама не знаю. Звоню-звоню ему на сотовый, а он недоступен, — с тревогой сказала Елизавета. — А может, он, как и компаньон Константина Александровича, тоже любит отключать телефон, если находится вне офиса? — Нет, что вы! Аркадий ответственный. Вот я уже и беспокоиться начала, а вдруг с ним что-то случилось… нехорошее. Вдруг его тоже… убили? Елизавета испуганно закрыла рот рукой и посмотрела на меня глазами, полными слез. — Ну, не надо думать о плохом, — подбодрила я ее, хотя и сама подумала о том же.