Я поднялась на шестой этаж. Тамбурная дверь уже была открыта. В ней стояла среднего роста худая женщина в пестром домашнем халате до пят. — Проходите, — безо всякого выражения сказала она и, прихрамывая, скрылась в дверном проеме. Я пошла за ней. Через небольшой, но стильный холл я вслед за хозяйкой миновала широкий и длинный коридор и оказалась в большой гостиной, тоже со вкусом отделанной. Я обратила внимание на резные настенные панели, двухуровневый потолок со множеством встроенных светильников, а также — на дубовый паркет, покрытый посередине роскошным ковром с таким длинным ворсом, что я почувствовала, что мои ноги по щиколотку провалились в нежную и теплую массу. — Садитесь, — так же бесстрастно пригласила Светлана и первая села на изящную оттоманку. Я последовала ее примеру и расположилась на такой же точно, стоящей напротив. — Я сегодня не планировала никаких… в общем, я не собиралась сегодня ни с кем встречаться, — сообщила Бартелеймонова. — Я себя неважно чувствую. — Понимаю вас, — сказала я, — и сочувствую вашему горю. Но дело не терпит отлагательств. Поэтому я задам вам всего лишь несколько вопросов, я долго вас не задержу. Потом, если надо будет, я зайду еще. Хорошо? Светлана неопределенно пожала плечами. — А вам именно сейчас нужно поговорить? — Светлана пристально посмотрела на меня. — Вас что-то останавливает? — вопросом на вопрос ответила я. — А что меня может останавливать? — с вызовом в голосе спросила Бартелеймонова. Я внимательно посмотрела на вдову. Что-то не похоже, что она рыдает дни и ночи напролет. Ее глаза серо-зеленого оттенка были сухие, веки тоже лишены характерной припухлости, которая выдает следы слез. Локоны цвета спелой пшеницы аккуратно уложены по бокам и собраны в пышную «шишку» на макушке. Однако в ее облике было что-то, что наводило на определенные размышления. Во-первых, Светлана была излишне напряжена. Непонятно только было, чем была вызвана эта ее напряженность: моим неожиданным визитом или же другой причиной. Может быть, она кого-то ждет? Кто-то должен прийти к ней с минуты на минуту, а я ломаю все ее планы. Возможно, она была настроена увидеть совсем другого человека, отсюда и такое ее поведение. — Светлана Владиславовна, — я решила прервать затянувшееся молчание, — скажите, у Константина Александровича были враги? — Что вы сказали? Враги? — Она вдруг хрипловато рассмеялась. Я озадаченно посмотрела на нее. Светлана продолжала смеяться. — Простите меня, — наконец остановившись, сказала она. — Просто вы задали такой вопрос… я даже и не ожидала. Полицейские меня спрашивали совсем о другом. — Но что же такого необычного в моем вопросе? — Ну, я думала, вы будете меня спрашивать, что я делала утром тринадцатого мая, где была, одним словом, выяснять, есть ли у меня алиби на момент убийства Кости, а вы… — К алиби мы еще вернемся, Светлана Владиславовна, а сейчас меня интересует, кому ваш супруг мог, образно говоря, перейти дорогу. Помешать настолько, что его захотели убрать. Припомните, пожалуйста, может быть, ему звонили и угрожали, возможно, он получал какие-нибудь письма с угрозами в свой адрес. Светлана поправила локон справа, потом положила ногу на ногу и сказала: — На все ваши вопросы про врагов Кости я могу ответить одним словом «нет». Врагов у него в моем понимании не было, никто ему письма с угрозами не писал. Сейчас ведь не то время, чтобы переписываться на бумаге. А в компьютер к нему на почту я не заглядывала. То же самое могу сказать и в отношении телефонных звонков. Его разговоры по сотовому я не слышала. — Хорошо. Я вас поняла. Но может быть, он с вами делился своими опасениями по поводу неприятностей в компании? Ну, что-то такое он говорил о своих конкурентах по бизнесу? Они ведь у всех предпринимателей есть. Бартелеймонова отрицательно покачала головой: — У Кости не было конкурентов. Во всяком случае, он никогда не говорил о других бизнесменах в таком качестве. Нет, врагов у него не было. Кто мог желать его смерти? Понятия не имею. — Расскажите, пожалуйста, про утро тринадцатого мая, — попросила я. — А что про него рассказывать? — удивилась Бартелеймонова. — Утро как утро было. Я встала, как всегда, раньше Кости. Приготовила завтрак, мы вместе выпили кофе, потом он ушел. — А Константин Александрович не сказал вам, куда он собирается ехать? — Нет, не сказал. У него вообще не было привычки докладывать мне о своих передвижениях. — А скажите, что мог делать Константин Александрович по дороге в поселок Дубки? — Понятия не имею. — Может быть, он собирался навестить своих родственников или друзей? — У нас там нет ни тех, ни других. — Скажите, Константин Александрович в последнее время был, что называется, настороже? — Как это понять? — Ну, то есть, возможно, он нервничал, стал замкнутым, угрюмым, был в плохом настроении? — Плохое настроение, говорите? — Светлана усмехнулась. — У него всегда настроение портилось, когда… В общем, это к делу не относится. — Ну ладно, — с расстановкой сказала я, решая, что мне сейчас делать: продолжать расспрашивать ее дальше или уйти. Разговор со Светланой не клеился. На мои вопросы она отвечает предельно лаконично, если не сказать односложно. Я поняла пока только одно: никакой теплоты в отношениях Константина и Светланы и близко не было. И хотя она заметно расслабилась после моего вопроса о том, были ли у Константина враги, все-таки полной откровенности от нее ждать пока не приходилось. Поэтому я приняла решение уйти. Не было смысла настаивать и на подробном ответе на мой вопрос о том, когда же именно у Бартелеймонова портилось настроение. — Светлана Владиславовна, я не буду вас больше утомлять, спасибо за то, что ответили на мои вопросы. До свидания. — До свидания, — сказала Бартелеймонова и вышла вместе со мной в тамбур. Когда я услышала щелчок дверного замка, я обратила внимание на видеокамеру слева от входа. Что же это получается? Значит, Константин все-таки был настороже, если обзавелся камерой слежения. Стало быть, неприятели у него все-таки были. А может быть, это Светлана настояла на том, чтобы подстраховаться от непрошеных гостей? Теперь надо было решать, куда мне направляться дальше. Пожалуй, поеду-ка я сейчас к родителям Константина. Мать и отчим Константина проживали в Трубном районе, на улице Садовой. Я подъехала к пятиэтажке и оставила машину во дворе. Дом был без домофона и даже без кодового замка, что в наше время является редкостью. Однако в подъезде было довольно чисто. На пятом этаже я позвонила в нужную мне квартиру и стала дожидаться, пока мне откроют. Сначала послышались шаги, потом женский голос спросил: — Кто там? — Откройте, пожалуйста, мне надо поговорить с Марией Валентиновной и Ипполитом Алексеевичем. Дверь открылась, в дверном проеме я увидела ту самую женщину, у которой хулиган вырвал сумку. — Ой! — воскликнули мы с ней почти одновременно. — Ой, это вы, — сказала женщина и чуть отступила назад. — А вы к Маше по срочному делу? А то у них такое горе, несчастье, сына убили. — Я как раз по этому поводу. Я частный детектив, Татьяна Иванова. Я занимаюсь поисками убийцы Константина Александровича. — Вот оно что, — протянула женщина, — значит, вы из полиции. А к ним уже приходили оттуда. — Нет, я совсем не из полиции, я провожу частное расследование. Меня нанял тесть Константина Александровича. — Понятно, — сказала женщина. — Ну что же, проходите тогда. Только… вы поосторожнее с Машей будьте, — попросила она. — Как бы чего не вышло. — А что с Марией Валентиновной? — спросила я. — Совсем она плохая, — сокрушенно сказала женщина, — она и до этого сильно больная была, операцию планировали ей делать, да все откладывали. — А почему? — Ждали, когда очередь подойдет на бесплатную. Квота, кажется, называется. А Маше все хуже и хуже становится. А теперь, после того как сына убили, она совсем… Я удивилась: неужели сын-бизнесмен не в силах был оплатить операцию матери? Ведь не запредельная же сумма, надо полагать, была. — Простите, а вы кто будете Марии Валентиновне? — спросила я женщину. — А я их соседка, Нинель Федоровна, — ответила женщина. — Ну что же мы стоим у порога? Проходите и поговорите с Машей и Ипполитом, — пригласила она. Я вслед за соседкой прошла в большую комнату. Обставлена она была мебелью еще советских времен. В центре комнаты стоял полированный коричневый обеденный стол, вокруг него — стулья с вытертой обивкой. У одной из стен расположилась «стенка», служившая одновременно и книжным шкафом, и посудным. На тумбочке в углу рядом с балконом стоял телевизор. Стену, противоположную шкафу, занимал диван-раскладушка, покрытый тканьевой накидкой. На диване сидела очень худая, можно даже сказать, изможденная женщина в теплом байковом халате. Рядом с ней, обнимая ее за плечи, сидел мужчина плотного телосложения с начинающей седеть пышной шевелюрой. — Машенька, — тихо сказал мужчина, — давай я приготовлю тебе чай. Будешь пить? — Да мне все равно, — бесцветным голосом проговорила, скорее даже прошелестела женщина. — Маша, вот к вам частный детектив пришла, Татьяна, — представила меня Нинель Федоровна. — Садитесь, — она пододвинула мне стул. — Поговорить ей надо.