Он повернулся к двери. – Если это все… Она схватила его за руку. – Филипп, не ходи. Ты погибнешь! – Если бы это могло убить меня, я был бы плохим солдатом. – Но что ты можешь сделать? – Прежде всего придать храбрости пассажирам третьего класса и восстановить порядок. Они на грани паники. Что касается тебя, то ты могла бы прибраться в каюте. Здесь бардак! – А чего ты ждал? – закричала она. – У меня больной ребенок! У меня полумертвая няня. Мне нужно было навестить миссис Камерон! Я должна заботиться о своем младшем брате! Я очень беспокоюсь о тебе. От стюардессы никакой пользы, она только сплетничать способна. В корабле течь! А ты просишь меня прибраться в каюте! Она гневно принялась хватать одежду и рассовывать ее по ящикам и вешалкам. – Я не просил тебя сердиться, – сказал он. – О, я не выхожу из себя! Я совершенно спокойна! Я в абсолютном порядке! – Тогда почему бы тебе это не сделать? Не успела она ответить, как попугай, который, нахохлившись, сидел на крышке раскачивавшейся клетки, почувствовав волнение Аделины, издал возмущенный вопль и стал неистово метаться по каюте. Волнение воздуха, вызванное его крыльями, только усилило общую нервозность. Попугай уселся на медный кронштейн, перевернулся вниз головой и, повиснув так, разразился потоком проклятий на хинди. – Харамзада! – верещал он. – Харамзада! Чор! Инфлатун! Инфлатун! – Иногда я жалею, что мы взяли с собой эту птицу, – произнес Филипп. – Осмелюсь предположить, что да, – ответила Аделина. – Осмелюсь сказать, что ты жалеешь, что взял с собой и меня. Тогда бы кораблекрушение состоялось в самом образцовом виде. Ты можешь… Лицо Филиппа смягчилось. – Аделина, – сказал он. – Ты доводишь любую ситуацию до абсурда. Хватит, милая, не будем ссориться. Он обнял ее и коснулся губами волос. – Найди мне пару перчаток, а то я натер ладони от помпы. Она тут же принялась о нем заботиться. Сначала поцеловала стертые ладони, затем промыла их, наложила успокаивающую мазь и повязку, нашла пару свободных перчаток. Таким образом, муж присмирел, кротко переоделся в сухую одежду и причесался. Все это время Бони висел вниз головой и комично их рассматривал. – Мы справимся с течью, – серьезно сказал Филипп. – Только бы утих этот проклятый встречный ветер и поднялся попутный; это было бы славно. Они держали течь под контролем, иногда выглядывало солнце, на корабле навели хоть какой-то порядок, ветер стихал. У помп организовали регулярные смены команд. Когда наступало время, из огромного рта Григга раздавался крик: «Время остановки!» Капитан казался решительным и бодрым. «Аланна» неслась сквозь бушующие волны. Казалось, судно торопится прямо в ярко-красный закат. К капитану, разговаривавшему с Филиппом и мистером Уилмотом, подбежал матрос. – Груз сместился, – задыхаясь, произнес он. Филипп направился туда, где Аделина с братьями нашла укромный уголок на палубе. Мальчишки устали и растянулись по обеим сторонам от нее. Голова Конвея лежала у нее на плече, голова Шолто – на коленях. «Выглядят не лучше эмигрантов, честное слово», – подумал Филипп. Аделина подняла глаза от «Пендемоса». Его суровое выражение поразило ее. Она выпрямилась. – Что там еще? – спросила она. Конвей проснулся и вскочил на ноги. Казалось, он был ошеломлен. – Почему, Филипп, почему, Аделина… па-лу-ба, – произнес он, запинаясь. – Посмотрите на палубу! – Да, – сказал Филипп. – Балласт сместился. Сильный крен. Капитан сказал, ничего не остается, кроме как вернуться в порт Голуэй для ремонта. – Обратно в Голуэй для ремонта, – повторили Аделина и Конвей в один голос. Конвэй рассмеялся: – Вот так штука! – и затряс брата за плечо: – Проснись, Шолто! Ты снова увидишь старую добрую Ирландию! – Сколько это займет времени? – спросила Аделина. – С попутным ветром – несколько суток. – Мы не должны сообщать маме, что мы там. Это ее расстроит. Она обязательно поедет в Голуэй, чтобы повидать нас и снова попрощаться. – Полностью согласен, – ответил Филипп. Он чувствовал, что вполне может обойтись без еще одной встречи с тещей. На лице Шолто возникла странная радость. На следующее утро ветер стих настолько, что первый помощник смог спуститься на капитанском катере за борт и осмотреть течь. Все, кто находился на палубе, с восхищением за ним следили. Он открыл рот и прокричал загадочные слова капитану, перегнувшемуся через борт. Первый помощник протянул руку и потрогал повреждение подобно хирургу, сосредоточившемуся на операции. Затем его подняли обратно. Все столпились вокруг помощника, но ему не хотелось утешать их беспокойство и только присутствие жизнерадостного капитана заставило его сказать: – Рискну предположить, дойдет. То есть если не будет шквала. Пробоина в четырех футах над водой, если волнение не усилится. Может, и усилится, но мы будем откачивать воду. «Аланна», с грохотом в парусах меняя курс, развернулась. Теперь, отдавшись на волю ветра, с которым сражалась столько дней, она сдалась и позволила увести себя назад в Ирландию и наполнить им каждый дюйм парусов, чтобы оказаться там как можно скорее. Но смещение балласта сделало судно неуклюжим. Никто не мог забыть, как оно начало крениться. Казалось, все на борту вдруг стали хромыми, наклоняясь в сторону при ходьбе. И помпы должны были постоянно работать, выталкивая соленую воду, которая вытягивалась чудовищными саженями, ожидая момента, чтобы снова попасть внутрь. Ноющие спины, стертые и мозолистые руки, монотонные часы, соединявшие дни и ночи в цепь усталости и скуки. Время от времени при виде рваных облаков, способных породить шквал, скука сменялась тревогой. Из всех находившихся на борту Аделина была самой жизнерадостной. В красивых одеждах, совершенно неуместных в создавшейся ситуации, она несла уверенность и радость, где бы ни появлялась. Несмотря на все уговоры мужа, могла и дежурить у помпы. Она выучила у матросов морские песни, хотя никогда не могла воспроизвести мелодию. Между пассажирами возникла странная близость. Казалось, они знают друг друга много лет. Лица, жесты, особенности запечатлелись в их памяти. Наконец на восьмой день на горизонте появились неясные туманные очертания Ирландии. IV. Ремонт Под звон церковных колоколов барк, печально накренившись, медленно входил в порт в голубом и безмятежном заливе Голуэй. Впервые за десять дней прекратился стук насосов. Барабанные перепонки всех, кто находился на борту, смогли воспринять колокольный звон и птичье пение. Аделина стояла на носу корабля, подставив лицо легкому бризу, принесшему теплые запахи земли. Ее ноздри затрепетали, и она негромко рассмеялась. В это время подошел мистер Уилмот и ее услышал. – Вам повезло, что способны смеяться, мисс Уайток, – сказал он. – Для меня же это самое удручающее возвращение. – Почему? – воскликнула она. – Разве вы не рады снова почувствовать запахи земли и услышать звон колоколов? – Не Старого Света, – с горечью ответил он. – Не этих колоколов. Никогда не думал, что окажусь здесь вновь. Я хочу в Новый Свет. – Ну, вы достигните его, если только наберетесь терпения. Вы же могли оказаться на дне моря. Благодарю судьбу, что я осталась в живых! – Вы – это другое дело. Вы молоды и полны надежд. – Но и вы не старый! Это просто такое настроение. Оно пройдет. – Конечно, пройдет. Рядом с вами я не чувствую никакого уныния. Няня стояла рядом с малышкой на руках в светлом одеянии, развевавшемся вокруг ее истощенной фигуры. Она впервые вышла на палубу после приступа морской болезни. Казалось, она едва способна стоять, не говоря о том, чтобы держать ребенка. Но ее глаза с нависшими веками сияли радостью при виде зеленой земли, а маленькая Августа тянула руки к чайкам, кружившим вокруг корабля. Филипп прошелся по палубе. – Багаж готов! – сообщил он. – Я не оставлю на борту ничего ценного. – Капитан сказал, что все будет в сохранности. – Хм! В любом случае нам понадобятся наши вещи. Пробоину не заделать в один миг. – Ты не видел моих братьев? – спросила Аделина. – Они собрали вещи? – Вот Шолто, пусть сам за себя отвечает. – Филипп сурово посмотрел на мальчишку. Шолто был нагружен своими пожитками, сваленными в кучу. Его лицо сияло от радости. – Не могу дождаться, когда вступлю на родную землю! – воскликнул он с подчеркнуто ирландским акцентом. – Хвала Господу, скоро буду спать в подобающей постели и есть подобающую пищу. – Где Конвей? – спросила Аделина. – Я не могу его растолкать. Он все еще в кровати. С ним Мэри Камерон. – Господи помилуй! – воскликнула Аделина. Филипп кинул на обоих предупреждающий взгляд. Мистер Уилмот тактично отошел, чтобы не слышать.