– А мы не можем его покрестить, – добавила Аделина, – пока из Ирландии не приедут мои родители. Доктор Рамзи свирепо посмотрел на Уайтоков. – Вы хотите сказать, что моя свадьба должна быть отложена, чтобы дать возможность покрестить вашего ребенка? – Мне очень жаль, – подтвердил Филипп. – Боюсь, именно так. – Значит, вы считаете, что вы владеете этой церковью? – воскликнул доктор, покраснев еще больше. – Ну, не совсем так… – Полагаю, что мы с Лидией можем обвенчаться где-нибудь в другом месте, – сказал доктор. – Церковь есть и в Стэде. – Не стоит обижаться, – заметил Филипп. – Я не обижаюсь. Я просто поражен, что мне предлагают отложить свадебную церемонию из-за крещения младенца. Аделина скрестила руки на груди и повернулась к доктору лицом. – Я бы решила, – заметила она, – что если вы привели ребенка в этот мир, то вы, наверное, должны проявить к нему хоть немного внимания. Доктору Рамзи нечего было на это ответить. А Аделина продолжила: – И, насколько я знаю Лидию Базби, ей нужно время для подготовки, а вовсе не бежать к алтарю, будто в этом есть срочная необходимость. И Рамзи снова не нашелся с ответом. И когда они стояли, уставившись друг на друга, то и не подозревали, что ее нерожденный сын женится на его нерожденной дочери и они станут родителями будущего хозяина Джалны. Неловкую ситуацию разрядил выход Конвея, Шолто и Мэри из ризницы. Шолто сразу же поднялся на кафедру и с ханжеским выражением лица произнес нараспев: – В начале сотворил Бог Кортов. – Сойди оттуда, молодой негодник, – сказал Филипп. Но Шолто продолжал: – И увидел Бог, что Корты хороши. Затем сотворил Уайтоков. И сын Уайтоков посмотрел на дочь Кортов и понял, что хоть она и некрасива, но здорова, и взял ее в жены. При этих словах из ризницы вышел и мистер Пинк. Он подошел к Шолто сзади и, приподняв за шиворот, опустил с кафедры на пол. – Твое счастье, мой мальчик, что церковь еще не освящена, – сказал он. – Но теперь я должен сурово осудить тебя за то, что ты глумишься над Священным Писанием. – Мистер Пинк, вам стоило прийти раньше и послушать, как мы с Филиппом поем гимн! – воскликнула Аделина, стараясь отвлечь внимание от проступка брата. Уилмот, пришедший ей на помощь, добавил: – У органа отличный звук, сэр. Хотите послушать, как я на нем играю? В ризнице стал громко пилить один плотник, в притворе застучал молотком другой. Мир был восстановлен. XXIII. Различные события Родители Аделины приехали через три недели. Они как раз успели к церемонии освящения новой церкви. После службы епископ переночевал в Джалне. Был устроен грандиозный званый ужин, и соседи пребывали в радостном возбуждении. Все сошлись во мнении, что церковь красива, епископ приветлив, а мистер Корт и миссис Гонория Корт – самые воспитанные, добродушные и приятные люди, каких только можно себе представить. Похвалы заслужил и брат Аделины Эдмонд Корт, сопровождавший родителей без предупреждения. Похоже, у них и не было времени о нем написать, потому что леди Гонория решила взять его с собой в последний момент. Если Конвей, совсем не такой привлекательный, подцепил вполне обеспеченную канадскую девицу, леди Гонория не видела причин, почему бы Эдмонду не найти жену получше. Он был полной противоположностью братьям, уже находившимся в Джалне: смуглый и красивый, похожий на Аделину. Эдмонд был очень любезен по отношению к Филиппу, но тот не мог отделаться от ощущения, что шесть родственников жены в доме одновременно – это слишком много. Через несколько дней после приезда Ренни Корт слег в постель с приступом люмбаго. Он так громко жаловался и так убежденно считал, что ему пришел конец, словно был первым в мире страдальцем от этой болезни. Однако, когда приступ его оставил, он вполне исцелился. Он спустился по лестнице, поддерживаемый с одной стороны леди Гонорией, а с другой – Аделиной, и они медленно прошли по холлу до столовой. Ренни всем телом опирался на них, время от времени стеная от боли. Остальная семья, изобразив на лицах сочувствие, отправилась следом. Но как только он уселся за стол перед тарелкой с жареной перепелкой на тосте и бокалом отличного кларета, он снова стал самим собой. Он снова радовался всему. Если раньше он отзывался о Канаде пренебрежительно, то сейчас взял свои слова обратно. Джална была чудом достижений. Когда Ренни достаточно оправился, чтобы осмотреть поместье вместе с Филиппом, то захлебнулся в похвалах заведенному в хозяйстве порядку. Он ничего так не любил, как правильный порядок; Филипп был вынужден признать, что все предложения, сделанные тестем, оказались превосходными. Что касается леди Гонории, этот визит оказался для нее сплошным счастьем. Видеть, как славно устроилась дочь, которую она опасалась встретить в дикой глуши, было радостью. Удовольствие доставляло ей и воссоединение с младшими сыновьями, несмотря на то, что прежде они принесли ей немало волнений. Счастьем стали для нее и внуки. Гасси была такой умной, такой женственной, что бабушка считала ее приятной собеседницей. Конечно, она с характером, но у кого из Кортов нет характера? Гасси и Николас часто заслуживали взбучки. Но какие они были милые! А Эрнест был прелестный мальчик. Казалось, он знал, что будет центром внимания на следующем званом вечере. С приобретением нового зуба, этого чуда зуболечения, сама леди Гонория, казалось, помолодела. Она скорее походила на сестру Аделины, чем на ее мать. В бодрящую октябрьскую погоду, когда деревья пылали багрецом и золотом, она осматривала цветочный бордюр и будущий огород. Козочка, на шею которой она некогда повесила колокольчик, казалось, ее помнила, поскольку за леди Гонорией следовала повсюду. Что до церкви, то леди Гонория никогда не уставала ее украшать. Перед отъездом она вышила напрестольную пелену с рисунком из лилий и красивую епитрахиль для мистера Пинка. В Джалне она из собственных скудных средств заказала темно-красную большую подушку и четыре подушечки для коленопреклонения для скамьи Уайтоков. Иногда они с Августой вместе ходили в церковь и радостно по ней гуляли. Гасси стала такой умницей, что ей во всем можно было доверять. Когда девочка выросла и даже когда состарилась, то прекрасно помнила дружеское общение с бабушкой и ее чудесную улыбку. Джална была полна жизненных сил, и Эдмонд Корт внес в это немалый вклад. У него оказался талант вызывать бодрость в других. Он был доволен собой и миром с утра до вечера. Если только ему не перечили, тогда он проявлял буйство. Но приступы его гнева быстро заканчивались. В те дни большая часть времени Аделины была посвящена подготовке к крестинам. Оказалось, что Лидия Базби вполне готова подождать со свадьбой до этого события. Со своей стороны доктор Рамзи стремился ускорить радостный миг, чтобы он мог присоединиться к охоте, которую Филипп устраивал ради своего тестя. Ренни Курт загорелся: он хотел увидеть дикие северные земли и водящихся на них оленей, вапити, лосей, медведей, лесных кошек и, возможно, обезьян. По мере того, как его пребывание в Канаде затягивалось, он хвалил эту страну все меньше. Леди Гонорию связывала многолетняя дружба с лордом Элгином, который сейчас находился в должности генерал-губернатора Канады. Обязанности привели лорда в Кингстон[37], и, получив письмо от леди Гонории, он пожелал продолжить путь на запад, чтобы возобновить их дружбу и стать крестным отцом ее внука. Красивый джентльмен с сильной волей, либеральными взглядами и подлинным интересом к стране в сопровождении леди Элгин прибыл в Джалну за день до крестин. Казалось, он совсем не устал от поездки и вел оживленную беседу с женой и леди Гонорией, вспоминая общих друзей. Все обстояло легко и естественно. Даже погода в наступившее утро крестин была великолепная, почти летняя, благословлявшая осеннюю яркость леса. Экипажи доставляли гостей из дома в церковь, где были открыты все окна и двери, а Уилмот в своем лучшем суконном костюме уже сидел за органом. Церковь оказалась наполовину заполнена приглашенными гостями, поскольку у Уайтоков к тому времени образовалось много знакомых. Конечно, церковь была небольшая, и устроить в ней толпу было нетрудно. Вскоре все свободные скамьи были заполнены деревенскими жителями, приехавшими издалека, чтобы посмотреть на лорда Элгина. Никогда в тех краях еще не случалось таких крестин. Виновник торжества спал на руках матери. Его длинная, с оборками, вышитая крестильная сорочка, отделанная кружевами, почти касалась пола. Его плащ, его шапочка были чудом элегантности и изысканности. Розовые ручки с растопыренными пальчиками беспомощно лежали, как морские звезды, выброшенные на гладь атласа. Помимо лорда Элгина, крестными отцами стали полковник Вон и капитан Лэси, а миссис Вон стала крестной матерью. Несомненно, ни одна другая крестная не выглядела такой кроткой, как она, одетая в бледно-лиловый шелк, с ее преждевременно поседевшими локонами, волнами уложенными под шляпкой с цветами. Аделина, державшая младенца на руках, встала и передала его трем крестным, которые стояли лицом к мистеру Пинку, находившемуся за купелью. Купель, подаренная церкви Аделиной, была красивая, а Эрнест – первым ребенком, которого в нее опускали и осеняли крестным знамением. Филипп и Аделина с ее родителями и братьями стояли группой. Леди Гонория держала Гасси за руку, а Гасси держала Николаса. Дети были одеты в одинаковые матросские платьица с короткими рукавами, глубоким вырезом, большим бледно-голубым отложным воротником и с синими поясками с бахромой. По правде говоря, они выглядели так прекрасно, что затмевали собой даже самого лорда Элгина. Раздался звучный голос мистера Пинка: – Возлюбленные мои, поскольку все люди зачаты и рождены во грехе и, как сказал Спаситель: «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие…»[38] Служба продолжилась, прихожане участвовали в ней, согласно древним обычаям. Наконец мистер Пинк обратился к крестным, задав предписанные испытующие вопросы, касающиеся духовных убеждений Эрнеста Уайтока. – Отрекаешься ли ты во имя младенца сего от дьявола и всех дел его, от суетной пышности и славы мира, со всеми похотями его и плотскими желаниями, чтобы не следовать за ними и не быть ведомым ими? – вопросил мистер Пинк. И каждый ответил: – Отрекаюсь. Эрнест так и не проснулся. Но в момент, когда мистер Пинк взял его на руки и, громко произнеся его имя, щедро окропил водой из купели, Эрнест широко открыл свои незабудковые глаза, заволновался и издал громкий протестующий крик. Когда Николас увидел, как обходятся с его младшим братом, он выпятил нижнюю губу, по его щекам покатились слезы, и он зарыдал. Увидев, что Николас плачет, Гасси тоже разрыдалась. Неро, терпеливо ждавший на паперти, не смог вынести детского плача. Он толкнул дверь своей мощной мордой и просунул голову внутрь. Огляделся с мрачным выражением морды и увидел фигуру в белых одеждах у купели с ребенком в руках. Неро зашел в церковь и, оскалившись, уставился на мистера Пинка. – Ради всего святого, убери эту скотину, – пробормотал Филипп Шолто. Тот бросился к Неро, схватил его за ошейник и оттащил наружу. По церкви волной пронесся смешок. Леди Гонория утешила детей. Эрнест Уайток, отрекшийся от дьявола и всех его деяний и оправившийся от потрясения, огляделся вокруг и улыбнулся. Он сложил кончики пальцев одной крошечной руки на кончики пальцев другой и благосклонно рассматривал собравшихся. Уилмот нажал на педаль органа, и собравшиеся дружно запели под аккомпанемент. Все пели: Свершилось новое рожденье, Сынов земли преображенье. Душа, за кою Он страдал, Свободна ныне от греха. Гимн нарастал, усиливался, преображаясь в славословие. На алтаре стояли белые цветы и серебряные канделябры, подаренные леди Гонорией. Красные, золотые, зеленые листья, между которыми виднелись кусочки голубого неба, придавали окнам вид прекраснее, чем витражи. Прихожане радостно двинулись по проходу. Маленьких мальчиков Пинков в клетчатых одеждах с трудом удерживала от проказ рука матери. Во дворе церкви пока была лишь одна могила – могилка птенца, которого нашли леди Гонория и Гасси и там похоронили. Раздался ликующий звон колокола, подаренного Илайхью Базби. В Джалне двери между библиотекой и столовой были распахнуты настежь, а длинные столы уставили закусками. За здоровье младенца выпили пунша, приготовленного леди Гонорией по собственному рецепту. Перед отъездом лорда и леди Элгин состоялся еще один, более основательный ужин, за которым последовала вечеринка для узкого круга. Кроме членов семьи присутствовали Пинки, ктиторы и церковный староста с женами. Илайхью Базби не смог удержаться от критики политики генерал-губернатора по отношению к французской Канаде. – Неудивительно, – сказал он, – что англо-канадцы возмутились и забросали камнями карету вашей светлости. Лорд Элгин снисходительно засмеялся. – Ну, я с ними еще поквитаюсь, – ответил он. – Ведь я никогда еще не ремонтировал эту видавшую виды карету, но езжу на ней повсюду, чтобы все на свете увидели, как дурно они поступили. – Не могу согласиться, – продолжал Базби, – с вашими заигрываниями с французами. Заставьте их сделаться англичанами. Я так считаю. – Нет, нет, – возразил лорд Элгин. – Я убеждаю их использовать присущие им способности на пользу империи, гарантируя защиту. Кто осмелится сказать, что последний человек, размахивающий британским флагом на американской земле, не может быть франко-канадцем? Лорд побеседовал с Филиппом и Аделиной об их жизни в Индии и признался, что хотел бы когда-нибудь отправиться туда генерал-губернатором.