– Она действительно говорит обо всем подряд! – воскликнул Бренд. – В том-то и дело. Слова льются из нее потоком. Она не переводя дыхания сыпала статистикой и примерами пыток. Если бы не Кейт, я был почти готов присоединиться к движению. Негромким отчетливым проникновенным голосом… – А! Я знаю этот голос, – мрачно произнес Уилмот. – Он часами долбил по моим мозгам: мы ложились спать, и она заводила свои лекции. – Лекции, вот именно! Она прирожденный лектор. В твое время у нее был лишь один слушатель. Сейчас их у нее сотни, и я не удивлюсь, если до окончания этого спора их будут тысячи. После лекции ее осаждали заинтересовавшиеся слушатели. Затем я проводил ее до отеля, и у нас состоялся долгий разговор. То есть я слушал, а она говорила. – Она говорила обо мне? – спросил Уилмот. – Говорила. Она сказала, то, что твой уход был величайшей удачей в ее жизни. И что за исключением того, что ты подарил ей Хэтти, это единственное доброе дело, которое ты для нее сделал. – Она ни словом не обмолвилась о том, какой финансовый ущерб я себе нанес, чтобы ее обеспечить? – Ни слова. Она сказала, что посвятила себя великой миссии, больше не желает о тебе слышать и что, если ты когда-нибудь ее найдешь и попросишь прощения, она тебя отвергнет. Аделина вскочила и обняла Уилмота. – О, Джеймс! – воскликнула она. – Какие чудесные новости! Затем обернулась к Бренту и обняла его. – Какой же вы замечательный! Вы хоть словом обмолвились об этом с Кейт? – Ни одним. И никогда не скажу. Честно говоря, миссис Уайток, в моем прошлом есть столько мелких историй, которые мне нужно скрывать от Кейт, что эта, о Уилмоте, и незаметна. – Ах вы проказник! – воскликнула Аделина и поцеловала Брента. Никто не мог назвать Уилмота проказником. Нахмурившись, он молча наблюдал за ними. – Разве вы не рады? – спросил Брент. – Рад. Я в восторге. Миссис Уилмот говорила о моей дочери? – Хэтти! Ах да, Хэтти! Мать очень довольна Хэтти. Она тоже погрузилась в работу с головой: сидела за столиком у дверей лектория, продавала буклеты, написанные матерью, с ее автографом, по пятьдесят центов за штуку. Вырученные средства идут на миссию. Я купил тебе один. Вот он. Уилмот осторожно взял буклет. – Знаешь, – сказал Брент. – Если все это когда-нибудь раскроется, хотя, помоги мне Бог, это никогда не произойдет по моей вине, вы сможете сказать, что вы с женой разошлись из-за ее взглядов на рабство. Вы можете выражать глубокую симпатию Югу. – Он не может сказать ничего из того, что здесь не приветствуется, – возразила Аделина. – Мы все против рабства. – Тогда, – продолжил Брент, ничуть не смутившись, – скажите, что ее никогда не бывало дома, как положено жене, что она вечно скиталась по стране с лекциями. Допустим, вы расстались по обоюдному согласию, и я могу это подтвердить. – Благодарю вас, – ответил Уилмот, вертя буклет в руках. – Великолепно, – согласилась Аделина. – То, что надо. За ними пришла Кейт Брент. – Там клубника со сливками! – торжественно объявила она. – Пойдемте все! Ягоды ужасно большие, а сливки густые, жирные. – Сокровище мое, – сказал Брент. – Я пойду за тобой на край света, если ты дашь мне клубники. – Будьте добры передать мои извинения миссис Лэси, – попросил Уилмот. – Мне нужно домой. Не сумев его отговорить, они распрощались, и он пошел по тропинке через пышную июльскую зелень домой. Всякий раз, когда он уходил, первое, что его интересовало по возвращении, – чем занимается Тайт. Сейчас тот сидел на берегу реки и перекрашивал тачку в синий цвет, опуская кисть в новую банку с краской. – Ну, Тайт, что ты задумал? – поинтересовался Джеймс. Тайт изящно взмахнул кистью. – Босс, мой дед подарил мне эту тачку, потому что он стар и она ему не нужна. Но мне не нравится красная тачка, вот я и крашу ее в синий. – Очень хорошая тачка. Тайт, ты уверен, что ее подарил твой дед? Ты рассказывал, что он очень беден. – Так и есть, босс. Поэтому ему больше нечего оставить мне, кроме тачки. Он думает, что скоро умрет. – А где ты взял банку с краской? – Босс, она плавала в реке. Уилмот вздохнул и вошел в дом. Его охватил невыразимый покой. Он сел за стол, вынул буклет Генриетты и прочел его до конца. Затем, положив книжицу в очаг, он поднес зажженную спичку. Буклет запылал в мгновение ока. На напечатанной странице выделилось одно слово – рабство. Лицо Джеймса осветила тихая улыбка. – Ну что же, – вслух произнес он. – Она меня освободила. Слава богу! Я снова могу начинать – в покое. Тайт просунул голову в дверь. – Босс, люди, которые устроили вечеринку в саду, дали мне корзинку клубники. Я насыпал ее целое блюдо, все готово к чаю. Есть и сливки от нашей коровы. – Пробуждает аппетит, Тайт. Я голоден. Принеси клубнику. Тайт грациозно прислонился к двери. – Босс, служанка из места, которое называется Джална, дала мне кусок сливового пирога. – Правда? Как это мило с ее стороны. Давай выпьем чаю. Тайт сделал внезапный прыжок вперед, как веселое молодое животное. Он снял со стола скатерть из красного сукна, постелил вместо нее белое льняное полотно и принялся аккуратно расставлять тарелки. Джеймс поставил чайник. Сначала он ел в одиночестве, но так полюбил Тайта, что радовался его обществу за столом. Мальчик был худой, опрятный, хорошо воспитанный. Он был внешне красив. У Уилмота имелись для него планы. Когда они приступили к клубнике с густыми сливками, Уилмот сказал: – Я многому тебя обучу, Тайт. Истории, географии, математике, английской литературе и даже латыни. – Хорошо, босс, – ответил Тайт, разрезая пирог точно пополам. – Я всегда готов учиться. XIX. Купальная вечеринка – Вечеринки с крокетом и стрельбой из лука – это очень хорошо, – сказал Конвей. – Но мне бы хотелось, чтобы вы устроили что-то с более оживленными развлечениями. Вот когда мы с Мэри были на юге Франции, мы ходили на разные вечеринки на побережье, где пили шампанское и купались. Он поднял свои зеленоватые глаза на сестру, сидя на полу возле ее ног и положив голову ей на колено. Шолто сидел в той же позе, положив голову на другое колено. Мэри сидела напротив на стуле с прямой спинкой и вязала крючком тонкое кружево для отделки батистового ночного колпака. Она заметила: – Да, действительно, Аделина, это было самое чудесное время, какое только можно себе представить. Некоторые купальные костюмы были хороши как на картинке, а когда мы уставали купаться, то ложились на песок и пели. – Не могу себе представить, чтобы здесь такое устраивали, – сказала Аделина. – Это озеро – не Средиземное море. Скорее всего, в нем будет холодно. – В такую жару? Нет, будет безумно здорово. Давай, сестричка, скажи, что ты хочешь! – У нас нет купальных костюмов. – У нас с Конвеем есть, – сказала Мэри. – Остальные легко могут купить или сшить сами. Лидия Базби говорила, что у нее есть образец. Ну скажи «да»! – Здесь и вправду нечего делать, – поддержал ее Шолто. – С таким же успехом мы могли остаться в Ирландии. – Сейчас полнолуние, и будет достаточно света, – добавил Конвей. – То есть ты хочешь устроить все после заката? – спросила Аделина. – Конечно, – подтвердила Мэри. – Мы умрем от жары, если отправимся туда днем. Ах, если бы ты знала, как хорошо на такой вечеринке! Свобода от длинных юбок и узких туфель, а прежде всего – от условностей! – Не думала, что вам когда-либо мешали условности, – проговорила Аделина. – Здесь мы их чувствуем, – сказал Шолто. – Мы ненавидим, когда нас ограничивают. – Так поезжайте домой, – парировала его сестра. – Какая же ты грубая, сестричка, – ответил он, целуя ей руку. Она схватила обоих братьев за волосы и легко потянула. – Ладно, пусть будет по-вашему. Но шампанского не будет. Хватит и бокала хорошего кларета. Принеси образец купального костюма, Мэри. Если мы хотим успеть до новолуния, следует поторопиться.