– Мне так нравится танцевать с вами, капитан Уайток, – выдохнула она. – Я забываю все на свете. Он весело рассмеялся, обнял ее чуть крепче и закружил дальше по гостиной. Августа стояла возле Уилмота, ударяя кулачками по басовым клавишам. Тот укоризненно покачал головой, но девочка продолжала колотить. – Гасси все портит! – воскликнула Дейзи. – Да остановите ее, миссис Уайток! Аделина бросилась к Гасси, подхватила ее и усадила на диван. Девочка беспомощно заболтала своими маленькими ножками в панталонах. – Неужели нет никакой надежды на наш совместный танец? – спросил Уилмот Аделину. – Когда я немного отдохну. Уилмот сыграл польку, исполненную танцорами с воодушевлением. Затем сел подле Аделины. Филипп подошел к ним. – Когда вы увидите обои на стенах и действительно красивые портьеры на окнах, – сказал он, – и ковер на полу, вы увидите гостиную, обставленную со вкусом. – Конечно, тут много места, – ответил Уилмот. – Площадь вашей гостиной в два раза больше всего моего дома. – Изумительная комната! – воскликнула Дейзи. – Представьте себе ее ночью, когда в канделябрах горят все свечи, по полу скользят танцоры, в вазах стоят цветы, оркестр прекрасно играет, а за стенами – необъятные леса! О, как я вам завидую! Как вы думаете, каково это – быть бедняком, капитан Уайток? – Очень весело, судя по вашему виду, – ответил Филипп. – О, как жестоко! Только потому, что я прячу свою бедность за улыбкой, вы думаете, что мне все равно! Вот я – обречена на одиночество. Кто захочет жениться на девушке без гроша за душой? – В примитивных странах женщин ценят за физическую силу, – заметил Уилмот. Дейзи побежала по комнате, вытянув руки. – В этом отношении я хуже всех. Посмотрите на меня! Кожа да кости! И ничего больше. – Оп-ля! – воскликнул Филипп, танцующим шагом направляясь к ней. – Играйте, Уилмот. Он закружил Дейзи в новом вальсе, необычайно нежно насвистывая музыку. – Я хочу вам кое-что рассказать, – проговорил Уилмот Аделине, взяв рукой крошечную ножку Гасси в башмачке. – Но сейчас у нас нет возможности для беседы. – Как только мы обустроимся, все будет по-другому. У меня будет море свободного времени. Что вы собираетесь мне сказать? – Я начал писать книгу. Ее лицо просияло. – Великолепно! Это роман? В нем есть я? – Да, и именно этого я и боюсь. Как я ни старался, я не смог удержаться. – Я пришла бы в ярость, если бы вы обо мне не написали. Когда вы мне его прочтете? – Не знаю. Возможно, никогда. Я очень неуверен в написанном. – Эта парочка, – заметил Филипп, обращаясь к Дейзи, – похоже, настроена беседовать вечно. – Они такие умные. Что до меня, то у меня есть всего две мысли. – Так расскажите мне о них. – Быть любимой – и любить. Уилмот встал и подошел к роялю. Он начал играть что-то серьезное. Гасси соскользнула с дивана, последовала за ним и забренчала на басах. XVIII. Гости из Ирландии Оглядевшись, Филипп вновь поразился всему, что произошло с тех пор, как они с Аделиной переехали. Не более года назад он приобрел тысячу акров земли – сплошь лес, за исключением небольшой поляны. А сейчас посреди поляны стоял солидный дом. Вокруг, насколько хватало глаз, рос парк с прекрасными деревьями. За парком раскинулись поля, очищенные от пней и засеянные овсом и ячменем. Посадили и овощи, а в будущем году для Аделины разобьют цветочную клумбу. Амбар был достроен, а в конюшне стояли две упряжки прекрасных фермерских лошадей, две верховые лошади и кобыла для разных случаев, которую и запрягали в двуколку, и использовали для легких работ. Он не спешил покупать ездовых коней и экипаж. В таких вещах Филипп отличался взыскательным вкусом. Он стоял между сараем и домом, видневшимся между деревьями; его тепло-красные стены светились в лучах заходящего солнца. Из двух труб поднимался дым, голубовато-серый на фоне неба. Даже джерсейские коровы, пасшиеся неподалеку и выглядевшие, словно их разводили тут многими поколениями, не тронули Филиппа так, как вид дыма из труб собственного дома на фоне неба. Как будто дым написал слово «дом». Что же, он отдал свое сердце этой земле. И другой ему не надо. Тут он увидел полковника Вона, шедшего к нему через поле. Тот нес корзину. Они поздоровались, и полковник открыл корзину. – У меня небольшой подарок для вашей жены, – произнес он. – Немного салата – в этом году он особенно хорош, горсть вишни и несколько мародеров, которые намеревались все это сожрать. «Содержимое корзины хорошо, как картина», – подумал Филипп. Два больших куста салата зеленели словно молодая трава. На фоне зелени блестела бордовая вишня. Корзину разделяла пополам перегородка, и в другой половине лежало двадцать небольших мертвых птиц с ярким оперением. У них были красные, как вишни, горлышки и хохолки на маленьких головках. Ничего не было изящнее их оперения. – Эти негодяи налетели тучей, – рассказывал полковник Вон, – и расселись на дереве. Это было красивое зрелище, но у меня не оставалось времени, чтобы им любоваться. Я достал дробовик и выстрелил по дереву и перезарядил ружье ради остальных. Они падали с веток, как плоды. – Какие красивые! Но что Аделине с ними делать? – Сделать из них чучела. В городе есть неплохой таксидермист. Наполнить ими стеклянную витрину, красиво рассадив по веточкам – лучшее украшение для вашей комнаты из всех, какое только можно пожелать. Если хотите еще, я дам вам вдвое больше. У меня самого есть двадцать таких чучел. – Большое спасибо. Аделина будет в восторге, – поблагодарил Филипп. Однако когда он вошел в гостиную, где Аделина сидела за вышиванием, пользуясь последними лучами заката, он несколько засомневался. «Она очаровательна, – подумал он. – В своем белом платье из кашемира с каскадом кружев на груди и на рукавах». Он взял из корзины две соединенные вишенки и повесил на ее ухо. – Это тебе сережка. Она потрогала их. – Вишни! О, дай мне горсть! Это из поместья Вонов? – Да. И это тоже. Посмотри. Она взглянула в корзину и побледнела. – Какая жестокость! Кто их убил? – Вон. Но они клевали его вишню. И вскоре извели ее полностью. – Это жестоко, – повторяла она, – жестоко. Зачем он их сюда прислал? – Он сам их принес для тебя… Чтобы сделать чучела. Когда увидишь их в красивой стеклянной витрине, ты восхитишься. – Никогда! Убери их с глаз моих! О, дорогие! Нет, дай мне на них посмотреть. – Она взяла из корзинки одну птичку и прижала к щеке. Из ее глаз полились слезы. – Аделина, будь же благоразумна! Не заводись на пустом месте, ну, почти на пустом. А как же куропатки, фазаны, рябчики, которых подстрелили? – То охота. А это убийство. Тех птиц используют в пищу. А эти… – Она прижала мертвое тельце к губам и подняла на Филиппа возмущенный взор. – Эти маленькие птички созданы для красоты и пения! Что с того, если они съели вишню? – А если бы вишни вовсе не осталось? – Подумаешь. – Она поцеловала птицу в грудку. – Ну и что? – Аделина, у тебя на губах кровь! – Он вынул большой льняной платок и вытер ей губы. – Довольно об этом! Отдай мне птиц. Я найду того, кому они понравятся. Она подчинилась, но воскликнула: – Их нельзя помещать в стеклянную витрину! Я сама их похороню. – Она заглянула в корзину, и из ее глаз вновь полились слезы. В комнату вошла миссис Ковидак. Они с мужем прибыли в Джалну несколько недель назад. Сестра Филиппа наняла их в Девоне в качестве кухарки и садовника, и этой паре не было равных. Сэм Ковидак был невысоким, коренастым и краснолицым. С утра до ночи он занимался садом, и у него не росла разве что мертвая палка. Он говорил глубоким низким голосом с сильным девонширским акцентом. Его жена оказалась также невысокой, но более стройной. Ее отличали гладкие каштановые волосы, лицо, как у монахини, и железная воля. Она прекрасно готовила и любила порядок. Руководить молодыми хозяевами в Джалне она взялась доброжелательно, но твердо. – Миссис Ковидак, только взгляните на этих милых пташек! – воскликнула Аделина. – Что вы думаете о джентльмене, который их просто убил забавы ради? – Это не было забавой, – заметил Филипп. – Было! Иначе зачем он прискакал показывать свою добычу? – Он не прискакал, – возразил Филипп. – Он пришел пешком. Он хотел тебя порадовать. – Мне неинтересно, как он пришел! – закричала Аделина. – Он пришел, принес свои маленькие жертвы, и этого достаточно! Я всегда чувствовала в нем что-то порочное. Теперь я припоминаю, что слышала, будто в Индии он расстрелял туземцев за небольшое, крошечное восстание. – Эти индийцы убили английских подданных, в том числе одну женщину. Но в любом случае, это был другой Вон, не этот. – А-а, ты покрываешь жестокость своего друга! – А ты видишь в людях только худшее, – пристально глядя на нее, ответил Филипп.