Они уже осматривали дом накануне, но с тех пор положили балки, выросла свежая кирпичная кладка, и все это было захватывающе интересно. Стены пока поддерживали лишь небесный свод. Но они крепко стояли, словно в благодушном нетерпении ожидая взвалить на себя ожидаемую ношу. – Разве это не очаровательно? – повторила она снова. – О, что тут будет происходить! Если представить себе, какие события нас ожидают, можно даже испугаться, правда, Бобби? – Возможно, вы не проведете здесь всю оставшуюся жизнь. Возможно, вы пожелаете переехать. Возможно, вы решите отправиться в другую часть страны или даже вернуться в Старый Свет. Так многие делают. – Никогда! Только не мы с Филиппом! Мы приехали сюда, чтобы остаться. Канада получит наши останки. Джална будет нашим домом, – отрезала Аделина, и ее глаза наполнились слезами. – Знаешь, Бобби, в первый раз я назвала это место Джалной легко и естественно. Сейчас это название принадлежит ему так же, как Филипп и я. Юный Вон следил за фигурой, согнувшейся пополам за свежевозведенной перегородкой. Он сжал ее руку и прошептал: – Глядите, полукровка. Думаю, он что-то ворует. Давайте посмотрим. Они подкрались как раз вовремя: малый набивал карманы гвоздями и шурупами из ящика с плотницкими инструментами. Заметив, что за ним наблюдают, он выпрямился и холодно на них посмотрел. Он был очень худ, очень смугл, с удивительно красивыми точеными чертами индейского орлиного типа, хотя и не резко выраженного; на его щеках алел румянец, а волосы были не жесткими и прямыми, а волнистыми прядями обрамляли впалые щеки. Он был одет в лохмотья и казался примерно ровесником Роберта. – Ну что же, – сказала Аделина, – вот ты и попался. – Я работаю на мистера Уилмота, – спокойно ответил он. – Я строю ему курятник, и мне не хватило гвоздей. Я подумал, возможно, плотники не будут против, если я возьму немного. – Хорошо, что они не поймали тебя за этим, – сказал Роберт. – Это для мистера Уилмота, – повторил мальчик, не сводя глаз с лица Аделины. Она сделала нетерпеливый шаг ему навстречу. – Бери все что хочешь! – воскликнула она. – Здесь все размеры и виды. Пойдем посмотрим, что там у тебя. Он нерешительно вынул из карманов несколько образцов. – Здесь и вполовину не хватит! Пойдем, вот тебе мешковина, положи в нее сколько надо. Не хочешь ли взять хороших дверных петель или крючков? А вот еще забавная штука, может, и она пригодится. Молодой полукровка встал позади нее на колени и принялся жадно хватать все, что попадалось ему на глаза. – Боже мой! – вскрикнул Роберт. – Вы не должны этого делать! Плотники точно знают, какие припасы у них есть, и они им нужны. – Мы можем снова купить, – возразила Аделина. – Кроме того, здесь тонны гвоздей. Никто не хватится того, что мы возьмем. Полукровка искусно связал узлом четыре угла мешковины и был таков. Перед уходом он одарил Аделину благодарной улыбкой. – Удивлюсь, если через два дня тут останется хоть что-то, что можно унести, – заметил Роберт. – Тут побывают все окрестные воры. – Но индейцы честные. Твой отец сказал мне об этом. – Полукровки – нет. – Расскажи мне об этом пареньке. – Я мало что знаю. Мне известно лишь, что его имя Титус Шерроу. Обычно его зовут Тайт. Он плохой. Не понимаю, почему мистер Уилмот нанял его. Мне говорили, что он ночует в доме. – Как случилось, что он полукровка? Его родители живы? – Вроде бы нет. По-моему, он на четверть француз. Отец его матери был франко-канадец. То, что они сходились с индейскими женщинами, это позор. – Мальчик очарователен. – Применительно к вору-полукровке такое слово просто смешно. – Он не крал. – Вы думаете, это мистер Уилмот подослал его за гвоздями? – Я так полагаю, – сказала она слегка раздраженно, словно оказалась задета честь Уилмота или ее дружба с ним. – А вот и капитан Уайток! Давайте все ему расскажем! – Ради бога, нет! Ни слова об этом, прошу. Подошел Филипп. – Аделина, я хочу спросить тебя о множестве вещей! – воскликнул он, и они вступили в долгую и увлекательную дискуссию по строительным вопросам. Через две недели прибыла Дейзи Вон. Она оказалась гостьей, нежеланной для всех. Дэвид Вон не видел племянницу с подростковых лет. Доходившие до него редкие новости о ней не радовали. Но он оставался преданным семье, а Дейзи была единственным ребенком его брата. Она написала ему жалостливое письмо, и ему оставалось лишь предложить ей свое гостеприимство. Миссис Вон и в голову не могло прийти возражать мужу, но она чувствовала себя оскорбленной. Чувство сдерживаемой обиды хорошо воспитанного человека окружало ее серебристую голову подобно нимбу. Аделина была полностью на ее стороне. – Дорогая миссис Вон, – говорила она. – Это последняя капля для вас, я знаю. Вам хватает нас с Филиппом и всей нашей компании, но с появлением родственников вашего мужа вам настанет конец. Обещаю, что, как только у нашего дома появится крыша, мы съедем. – Не говорите об этом, – отвечала миссис Вон. – Все устроится. Не считая уверенности, что с приездом Дейзи в доме соберется толпа, Филипп не имел ничего против. Дейзи – красивое имя. И она сама, должно быть, веселая, возможно, занятная… По правде говоря, он с такой радостью углубился в строительство дома, что прочие события его мало волновали. Он стоял чуть позади остальных, засунув руки в карманы, пока другие изображали радушие. Роберт проделал долгий путь, чтобы ее встретить. Она не была petit[22] и не была хорошенькой. И совсем не была похожа на маргаритку[23]. «Провалиться мне на этом месте, – подумал Филипп. – Она уверена в себе, это показывает оригинальность ее наряда. И это заметно, несмотря на то, что на ней дорожное платье». Дейзи поцеловала тетушку и дядюшку и была представлена семье Уайток. – Ты очень устала, дорогая? – спросила миссис Вон, сама казавшаяся очень усталой. – Вовсе нет, – ответила Дейзи. – Хотя в дороге было ужасно жарко и пыльно. Друзья, с которыми я выехала из Монреаля, чуть не умерли, а я, видимо, сделана из каучука. Рассказывая, она развязала широкую ленту шляпки, из-под полей которой выглядывало лицо, выражавшее пылкую решимость одним взглядом охватить все, что можно увидеть. «Некрасивая, но опасная, – определила Аделина. – Наглая девица, пусть держится от меня подальше». Но вслух сказала: – Вы совсем не похожи на маргаритку. Вашим родителям не следовало давать вам имя, пока они не разглядят вас получше. Дейзи искоса посмотрела на нее. – Вы можете придумать имя по названию цветка, которое подошло бы мне больше? Меня очень хотели назвать как цветок. – В Ирландии, – сказала Аделина, – есть дикий цветок, который крестьяне называют растрепка. Филипп схватил ее пальцы и сильно сжал их. – Веди себя прилично! – прошипел он и удивленно посмотрел на Дейзи. Аделина отдернула руку с видом ребенка, который говорит: «Я буду делать все, что захочу». – Вы не сможете меня обидеть, – рассмеялась Дейзи. – Я же сказала, что сделана из каучука. – Не понимаю, – недоумевающе спросила миссис Вон, – что сказала Аделина? – Она сказала, что меня надо было назвать в честь рыжей королевы Елизаветы, – ответила Дейзи. Она сняла шляпку, открыв густые, пышные, элегантно уложенные волосы. То, как презрительно было подчеркнуто слово «рыжей», заставило Аделину покраснеть. Она стала подыскивать слова, чтобы осадить новоприбывшую, не оскорбив при этом хозяев дома. – Если это моя голова… – начала было она. – Боже праведный! – прервал ее Филипп. – Николас сейчас упадет с лестницы! Он взлетел по лестнице, перескакивая через три ступеньки, и схватил ребенка, который на четвереньках выполз посмотреть, что происходит. Филипп сбежал с ним на руках вниз и поднес гостье. – Что вы думаете об этом? – спросил он. – Девять месяцев! – Ангел! – воскликнула Дейзи Вон. Николас не знал, что такое застенчивость. Покрытый кудряшками, он сидел на руках отца и улыбался гостье. Всем своим видом он выражал неописуемое благополучие. Когда она протянула к нему руки, он легко пошел к ней и с интересом осмотрел ее лицо. Это было небольшое лицо с высокими скулами, узкими глазами и вздернутым носом. Рот был крупный и полный прекрасных зубов. Когда верхняя губа встречалась с нижней, что случалось не так уж часто, то подбородок слегка скашивался, но не до того, чтобы обезображивать вид. Дейзи была худой, но не костлявой, с невероятно узкой талией. На эту часть ее тела Аделина посмотрела с крайним раздражением, поскольку недавно убедилась, что снова ждет еще одного ребенка. Одного вида этой талии и мысли о том, что ей предстоит, оказалось достаточно, чтобы вывести ее из себя. – Я ничего не смыслю в младенцах, – сказала Дейзи, – но мне кажется, этот ребенок самый красивый из всех, кого я видела. Это ваш единственный ребенок? Она подняла глаза на Филиппа. – У нас маленькая дочь, – ответил он. – Она наверху, со своей няней. – Как мило! Сколько ей лет?