— В таком разе дегустатором. Кстати, Трюсте в своей отрасли — фигура крупная. Любопытно бы повидать его. — Да, по словам Бюле, он один из ведущих специалистов. Но вернемся к Бьёрну Гроту. У меня такое впечатление, что он знает больше, чем говорит, и о Габриеле, и о его деде. И что он чего-то боится или, по крайней мере, чем-то встревожен. Как и его сын Йенс. Что-то они оба скрывают. — И ты понятия не имеешь, что именно? Карен мнется. — В случае Йенса дело, возможно, в “ОР”. — Байкерская шайка? “Odin Predators”, или “One Percenters”, так, что ли? Она кивает, а затем рассказывает о метках, которые видела на стене склада, и о том, что Габриель регулярно воровал виски и угрозами заставил Йенса молчать. — Много воровал? — Нет, в том-то и штука. На пару тысяч марок в месяц, пожалуй. — На “ОР” не тянет. Думаешь, Габриель действовал в одиночку? — Подозреваю, что именно так. А в таком случае парни в кожанках вряд ли этому рады. Она опять мнется. — Один из моих кузенов состоит в “ОР”. Карл Бьёркен оборачивается к Карен, удивленно вскинув брови. Секунду-другую она смотрит ему в глаза, потом опять переводит взгляд на дорогу. — Ты не перестаешь меня удивлять, Эйкен. У тебя есть еще криминальная родня? — Может быть. Тетка, три кузена и черт знает сколько племянников и троюродных братьев и сестер. И никто из них не ест бутерброды с колбасой, когда они устраивают гулянку меж выплатами по больничному и браконьерской охотой, тут я уверена. Зато бидон-другой самогона выхлебают. — Как это говорят в Штатах? Rednecks[14]? Карен пожимает плечами. — Пожалуй, hillbillys[15]. Все они, во всяком случае, живут возле Скальвета, как раз к северу от границы с Гудхеймским округом. — Иными словами, неподалеку от штаб-квартиры “ОР”. Ты говорила со своим кузеном? — Да, но коротко, за пивом. Он, по-моему, искренне удивился, когда я рассказала про метки, и решительно отрицал, что Габриель член группировки. Но ребята Бюле определенно видели его там несколько раз. Черт, неохота мне туда ехать, но, пожалуй, придется. — Мне кажется, с этим пока можно повременить, — говорит Карл. — Если бы “ОР” надумала разделаться с Габриелем Стуубом, они вряд ли стали бы пробираться на винокурню в новогоднюю ночь и перерезать ему горло. Пуля в лоб дома в гостиной — вот это в их стиле. — Вот и я стараюсь так думать, — мрачно роняет Карен. — Вдобавок мне трудновато связать бывшего преподавателя биологии с криминальной байкерской группировкой. Или ты еще о чем-то умолчала? — Да нет. Она бросает взгляд в зеркало заднего вида. — Та-ак, только их и недоставало, — вздыхает она. — Прямо за нами машина “Квелльспостен”. Не сбавляя скорость, они выехали из ворот гротовской винокурни, мимо разгоряченных журналистов и фоторепортеров, которые по-прежнему ждали комментариев. — Я переговорила с Юханом Стольтом, — говорит Карен. — Вероятно, завтра он разошлет пресс-релиз и покуда возьмет все вопросы СМИ на себя. Но рано или поздно нам, хочешь не хочешь, придется провести пресс-конференцию. Стольт свяжется с Хёугеном и все согласует. В лучшем случае сама она от участия в пресс-конференции отвертится. Ранее начальник полиции Вигго Хёуген ясно дал понять, что не желает, чтобы Карен Эйкен Хорнби выступала перед СМИ. А то, что критическое высказывание, которое она сделала сразу после выпуска из полицейского училища, найдется в прессе двадцатилетней давности, роли не играет. После ухода нескольких женщин-соискательниц журналист из “Доггерска тидер” спросил тогда, как обстоит дело с равноправием в полиции. Спонтанный, по нынешним меркам весьма невинный ответ, который она дала на вопрос об “упорном неприятии женщин в полиции” и о “необходимости изменить подход”, в ту пору одобрения не вызвал. Немногие однокурсницы-полицейские поддержали ее, но с глазу на глаз, вдали от ушей начальства. Это ее заявление, совпавшее с падением доверия к полиции, а в довершение всех бед еще и с годом выборов, привело к тому, что партии норовили переплюнуть друг друга, предлагая жесткие меры. Хуже всего в полиции восприняли обязательные курсы для руководства по гендерному равноправию. Для некоторых это, пожалуй, по сей день осталось болезненной травмой. И Вигго Хёуген определенно ничего не забыл и не доверяет Карен Эйкен Хорнби. Карен сбрасывает скорость, пытается пропустить машину “Квелльспостен” вперед, но та лишь мигает дальним светом. — Чертовы писаки, — с досадой роняет Карл. — Надо как-нибудь от них отделаться, когда подъедем к Люсвику. А что еще рассказал Йенс Грот? — Не много. Его история совпадает с рассказом родителей. Габриель был пьян, из-за фейерверков вспыхнула ссора, а после они, мол, его вообще не видели. До самого утра, когда бедная уборщица обнаружила тело. — К сожалению, мне добавить особо нечего, — говорит Карл. — Твой рассказ в точности соответствует тому, что я слышал от дочери Гротов, Мадлен, и ее мужа, Элиаса. Элиас только добавил, что несколько человек подходили к обнаруженному телу. Как минимум пятеро или шестеро, так он считает. Странновато, что они подходили посмотреть, а? Ведь уже с расстояния нескольких метров было видно, что горло у него перерезано. — Ладно, и кто же это был? — Он сам, Йенс Грот, Ингемар Бергвалль и по меньшей мере еще несколько парней из “цеха”, как они выражаются. — Та-ак, значит, на месте убийства были зеваки. Сёрен Ларсен не обрадуется. Будем надеяться, что они не трогали тело. — Какой-то идиот определенно пытался делать ему искусственное дыхание, но Бергваллю хватило ума положить этому конец. Судя по всему, именно он взял на себя командование и велел Йенсу вызвать полицию. — Больше ничего? — Да, в принципе оба изложили ту же версию, что и все прочие, — продолжает Карл. — Впору подумать, будто они сговорились. — Или действительно все так и было. — Кроме маленькой детали: кто-то ведь перерезал ему горло. И хоть один наверняка что-то видел или слышал. При всем шуме и фейерверке. — Завтра услышим, что́ Бюле и его люди вытянули из остальных гостей. А нам надо потолковать с Уильямом Трюсте и его женой. * * * Они паркуются у полицейского участка в Люсвике и заходят туда, как раз когда машина “Квелльспостен” тормозит за “фордом” Карен. Впустивший их дежурный, мгновенно оценив ситуацию, закрывает дверь прямо перед носом самого шустрого репортера. В следующий миг раздается долгий пронзительный звонок. — Бюле здесь нет, — громко сообщает дежурный, стараясь перекричать звонок. — И вообще никого, все там, у Грота. — Мы тоже не останемся. Но вовсе не хотим столкнуться у “Риндлерса” со СМИ. Тут есть другой выход? Карл удивленно смотрит на Карен, но молчит, когда она предостерегающе морщит лоб. Чем больше народу думает, что она остановилась в “Риндлерсе”, тем лучше. — Спуститесь лифтом в гараж, он выходит прямиком на Лотсгатан, это всего в сотне метров от гостиницы. Давайте быстрее, я обязан открывать всем, кто звонит. Через пять минут они бок о бок, руки в карманы, ковыляют по одной из узких заснеженных параллельных улочек. — Выпьем пива в пабе, где я живу? — предлагает Карен. — Думаю, газетчики торчат возле гостиницы. — Там найдутся еще комнаты? У меня нет большого желания идти потом в “Риндлерс” и в одиночку нарываться на “Квелльспостен”. — Понятия не имею, но сейчас вообще-то не разгар сезона. — Карен останавливается возле служебного входа в какой-то магазин. Ищет в кармане сигареты, находит пачку и чертыхается. — Черт, надо было подзанять одежки в участке. У меня даже кофты с собой нет, в машине осталась. Черт-черт-черт, — бормочет она, закуривает, глубоко затягивается. — Всё? — Черт, — опять повторяет она. — Понятно, почему Хёуген не хочет, чтобы ты разговаривала со СМИ, — смеется Карл. — Не любит он, когда женщины ругаются. Да и когда курят, наверно, тоже. — Счастье, что его здесь нет, — фыркает Карен, еще раз затягивается, задерживает дым и чувствует, как пульс успокаивается. — Чертыхание — признак ума. На днях читала исследование по этому поводу. А еще — небрежности. Определенно прослеживается какая-то связь с творческим началом. — И с инфарктом. Ну, успокоилась? Она кивает, и они ковыляют дальше. — Ты говорил с Кнутом? Когда будет вскрытие? — немного погодя спрашивает она. — Завтра, в восемь утра. Стало быть, либо ты проводишь утреннее совещание. Либо выбираешь пилу. — Вообще-то мне надо бы съездить в Равенбю. Купить что-нибудь из одежды. И дезодорант. И зубную щетку. У тебя жвачки нет? * * *