* * * По дороге туда, где нашли тело Габриеля Стууба, Карен излагает факты, которые сама только что узнала от Бюле, а затем коротко подытоживает обстоятельства смерти Фредрика Стууба. — Я уже в курсе, — говорит Карл. — Смеед переслал по мейлу твои отчеты, и на пароме я их просмотрел. Невеселое чтение, надо сказать… Карен удивленно смотрит на него: — Не знала, что ты такой чувствительный. — Я имел в виду манеру изложения. Обычно у тебя не такой деревянный язык, я чуть не уснул. — Смеед получает то, что заслужил, — коротко отвечает она. — Кстати, как ты умудрился так быстро приехать? Я думала, ты выходной, сидишь с детьми. Вдобавок слыхала, что у тебя грипп. — Со вчерашнего утра температуры нет. Смеед позвонил сразу после разговора с тобой и спросил, не могу ли я отодвинуть отцовский отпуск на несколько недель, и уговорить меня выбраться из дома не составило труда. — Долгие праздники с родней? — С родителями Ингрид и с моими. А вдобавок трезвый Новый год. Не то что у тебя, как я погляжу… Карл Бьёркен бросает многозначительный взгляд на ее экипировку. — Ты знаешь, что у тебя в волосах полно блесток конфетти? К тому же ты хромаешь, — отмечает он, в очередной раз взглянув на нее. — Очень больно? — Иногда вообще не больно. А сейчас очень. Вчера я совершенно напрасно вздумала потанцевать, а оттого, что сейчас приходится ковылять в этих сапогах, ничуть не легче. Они останавливаются перед красно-белой пластиковой лентой, вьющейся на ветру. Два прожектора уже установлены, еще два ждут своей очереди по оставшимся углам огороженной площадки. На сей раз Ларсен тоже привез подкрепление, отмечает Карен, глядя на пятерых мужчин в защитных белых комбинезонах, которые тащат тяжелые сумки с оборудованием. Сам Ларсен с сердитым и сосредоточенным видом приказывает одному из полицейских ассистентов получше направить свет. За пределами ограждения стоит еще одна знакомая фигура, тоже с сердитым выражением лица. Судмедэксперт отчаянно старается застегнуть молнию на внушительном брюшке и, когда Карен здоровается, лишь невразумительно ворчит. — Мы не будем вам мешать, — говорит она. — Я просто хотела посмотреть, как выглядит место происшествия. Не отвечая, Кнут Брудаль с трудом наклоняется за большой черной сумкой, поднимает ленту ограждения и идет прочь. — Наш милый солнечный лучик, — фыркает Бьёркен. — Думаю, вон оттуда видно лучше. Он кивает на пригорок по другую сторону ограждения, и, обойдя участок, они приходят к выводу, что он прав. Отсюда им отчетливо видно тело Стууба. Он лежит на боку, подтянув колени, руки по швам. — Вероятно, сидел, прислонясь к стволу, когда ему перерезали горло. А потом упал на бок, — говорит Карен, заслоняясь рукой от света прожекторов. — Или рухнул, когда его зарезали. Нет, вообще-то, скорей всего, ты права. Он умер мгновенно, иначе руки не были бы в таком положении. Орудие убийства не нашли, да? Карен медленно качает головой, не сводя глаз с убитого. Наблюдает, как мрачный Кнут Брудаль с трудом опускается на корточки и начинает первичный осмотр тела. Если считать, что он негодовал, когда ему пришлось ехать сюда в связи с убийством Фредрика Стууба, то по сравнению с нынешним его настроем это сущие пустяки. — Нет, не нашли, — отвечает она, — Турстейн Бюле сказал, что возле убитого не обнаружено никакого оружия, и я полагаю, мы тоже ничего там не найдем. — Она кивает на уступ пригорка, добавляет: — Вскрытие, должно быть, состоится уже завтра, — и, подняв брови, с невинной, как она надеется, улыбкой вопросительно смотрит на него. — И ты, ясное дело, хочешь, чтобы на нем присутствовал я, а ты бы избежала этого зрелища? Хочешь, чтобы я любезничал с Брудалем под аккомпанемент хирургической пилы. — Спасибо, очень рада, раз ты так великодушно предлагаешь, — быстро говорит она. — Я достаточно насмотрелась на днях. Пошли? Если я начну с Бьёрна Грота и его жены, ты можешь заняться их дочерью Мадлен и ее мужем. Они живут в Гудхеймбю, так что ты будешь там через пять минут. Я постараюсь опросить и Йенса Грота. — А Уильям Трюсте и его жена? — Подождут до завтра. С ним быстро не поговоришь. Он обожает рассуждать о солоде и сусле. К тому же на момент убийства Фредрика Стууба у него алиби. — А мы уверены, что убийства взаимосвязаны? — В данный момент я предпочитаю думать именно так. Карен стискивает зубы от боли, когда в слишком больших сапогах неловко спускается с пригорка. Оказавшись внизу, она тотчас сует закоченевшие руки в карманы куртки и зябко поднимает плечи. Вот сейчас она бы не возражала против стаканчика виски. Односолодового, хранящегося в бочонках из-под хереса, или американского бурбона, все равно. Сойдет любое согревающее и болеутоляющее пойло. 37 Когда Карен стучит во входную дверь восточного флигеля, где проживают супруги, открывает ей сам Бьёрн Грот с большой матерчатой салфеткой в руке. Как и его сын, это крепкий мужчина, но не толстяк, хотя и на грани. Впрочем, в нем нет и следа коренастой полноты Йенса; каждый лишний килограмм высокой широкоплечей фигуры Грота-старшего вполне под стать его имени[13]. Впечатление усиливает орехово-коричневая грива волос, в которой, хотя Бьёрну наверняка изрядно за шестьдесят, почти не заметно седины. Контраст с морщинистым лицом настолько велик, что Карен на мгновение спрашивает себя, а натуральный ли у него цвет волос. — Нам до сих пор никак не удавалось поесть, — объясняет он. — Не возражаете, если мы закончим завтрак, пока разговариваем? Или, может быть, составите нам компанию? Отклонив это предложение, она идет за ним через холл. Несмотря на высокий рост, в движениях Бьёрна Грота сквозит что-то грациозное, чуть ли не кокетливое. Ноги словно едва касаются пола, и Карен подавляет смешок, превращает его в покашливание, представив себе танцующего медведя. Они проходят в комнату, где под огромной хрустальной люстрой стоит массивный обеденный стол красного дерева с восемью такими же стульями. С длинной стороны стола сидит женщина лет шестидесяти. Когда Бьёрн и Карен появляются на пороге, она немедля отставляет бокал с красным вином, встает и идет навстречу. — Лаура Грот, — с улыбкой говорит она, протягивая узкую руку. — Добро пожаловать, комиссар Эйкен, если не ошибаюсь? — Инспектор уголовного розыска, если точно, — в свою очередь улыбается Карен. — Может быть, мне подождать где-нибудь, пока вы спокойно дозавтракаете? — Мы уже закончили, — говорит Лаура Грот, и Карен замечает, как Бьёрн бросает тоскливый взгляд на недоеденную тарелку. С удивительной ловкостью хрупкая Лаура Грот в твидовой юбке и вязаной двойке выпроваживает их из столовой, причем без малейшей досады. — Давайте пройдем в салон, — говорит она, — там куда удобнее. Муж спрашивал, можно ли чем-нибудь вас угостить? Кофе или чашкой чая? Что-нибудь покрепче, вероятно, предлагать не стоит? — Увы. — Ну что ж, тогда в другой раз. “Салон” на поверку оказывается гостиной со светло-зелеными диванами и внушительной коллекцией современного искусства на стенах, прочая обстановка, видимо, относится к концу XIX века. Кое-что супруги Грот здесь поменяли, думает Карен, осматриваясь по сторонам, но бо́льшая часть явно сохранилась со времен постройки дома. Интерьер дышит духом рубежа веков, как и кабинет Уильяма Трюсте в винокурне. Они садятся. Супруги Грот на один из диванов, Карен — на другой. — В этом флигеле живете только вы двое? — спрашивает она. — Да, и, собственно говоря, он стал слишком велик, с тех пор как дети вылетели из гнезда, — отвечает Бьёрн Грот. — Зато просторно, да и владельцы винокурни по традиции всегда живут здесь. — Фактически мы — третье поколение, — вставляет его жена. — В свое время дело начал дед Бьёрна. — Как я поняла, ваша дочь живет в Гудхеймсбю? — Да, но Мадлен всего лишь пассивная совладелица. Она и ее муж Элиас держат в Равенбю маклерскую фирму, так что им нет нужды жить здесь, в усадьбе. Современный особняк вообще-то и для нас был бы куда удобнее, чем этот старый дом с его сквозняками. Но традиция есть традиция, этим все сказано. Лаура Грот говорит отчетливо, но слегка напряженно. — А ваш сын, Йенс? Он шеф по продажам, так? Бьёрн Грот кивает: — Верно. Он и его жена живут здесь же, в другом крыле. Сандра еще спит, но Йенс, наверно, в конторе. — Сандра лежит в постели, с температурой и жуткой головной болью, — огорченно сообщает Лаура Грот. — Боюсь, она подхватила грипп, и, по правде говоря, не знаю, в состоянии ли она говорить… Она умолкает. — Посмотрим, — уклончиво отвечает Карен. — Скорее всего, нам придется не один раз побеседовать с некоторыми из вас. Сейчас я хочу задать лишь несколько базовых вопросов вам и вашему мужу. Оба серьезно кивают, и она продолжает: — Давайте начнем с того, по какому поводу вы вообще устроили такой грандиозный праздник. Бьёрн Грот откашливается, проводит ладонью по ореховой гриве. — Н-да, учитывая все, что случилось, звучит прямо-таки странно, но мы просто-напросто хотели отпраздновать. В новом году грядут большие перемены во всей нашей деятельности, и нам важно, чтобы сотрудники чувствовали свою причастность к этим переменам. — Мы, конечно, предприятие семейное, но у нас есть преданные сотрудники, — вставляет Лаура Грот. — Многие проработали здесь больше двадцати лет. — Сколько у вас сотрудников? — Производство виски во многом работа сезонная, по крайней мере, если делать его традиционным способом, как мы. У нас заняты максимум четырнадцать человек, помимо семьи. — И, как я понимаю, вчера некоторые были здесь с супругами. — Да, с женами или подругами. Все наши сотрудники — мужчины, — уточняет Бьёрн Грот. — Мы не то чтобы против женщин, однако… Его перебивает смех жены.