Десять минут спустя Эллен Йенсен подтвердила, что если Карен хочет снова остановиться здесь, то комната свободна. Когда она опять садится в машину, стресс молотом стучит в ушах, и она бросает взгляд на часы. Если поднажать, уже через час она будет на месте, а еще через час наступит непроглядная темень. Протянув руку, она не глядя копается в сумке. Кола с шипением вырывается из банки, коричневый ручеек пены стекает между Томми и Джоуи Рамоне. Она отпивает глоток тепловатой сладкой жидкости, заставляет себя глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох — понятно, что времени нет, шестьдесят минут до Гудхейма, только если снег стаял. Она достает бутерброд, который Марике сунула в сумку, откусывает и снова врубает движок. Методично жует, круто сворачивая с главной улицы, возвращается на круговую развязку. Снегопад усилился, снежинки белым покровом ложатся на лобовое стекло, дворники их сметают. Со вздохом она смотрит на указатель и выезжает на магистральное шоссе: ГУДХЕЙМ — 63 КМ. Карен держит максимально допустимую для себя скорость. Ветер пока не слишком сильный, а снег хоть и покрывает дорогу, но в сугробы еще не собрался. Южнее съезда на Скребю у кого-то заглох мотор, приходится сбросить скорость, пока затор не рассосался. На оставшемся участке она встречает в общей сложности не больше десятка автомобилей, едущих на юг, и обгоняет примерно столько же двигающихся в другую сторону. Должно быть, похмелье и снег вынуждают людей сидеть дома, думает она и в тот же миг резко тормозит — две косули неожиданно выбегают из кювета и мчатся через дорогу. Сердце отчаянно стучит, когда она, уже на небольшой скорости, едет дальше. Не хватало только доставать из багажника топор и приканчивать пострадавшее животное. Уже четверть четвертого, когда она добирается до разворотной площадки и указателя, который сообщает, что здесь магистральное шоссе заканчивается. Указатель состоит из трех частей и предлагает три варианта: ГУДХЕЙМБЮ — 1,2 КМ ГУДХЕЙМ МЕГАЛИТЫ — 2 КМ ВИНОКУРНЯ — 0,6 КМ Внизу кто-то черной краской приписал: Бог слышит молитвы. Карен сворачивает направо, на асфальтированную дорогу. Винокурня возникает перед глазами уже через несколько сотен метров, стоит на фоне неба и моря. За территорией, у низкой каменной ограды, припаркованы две легковушки и фургон. На максимальной возможной скорости Карен проезжает по узкой дороге мимо них, к воротам, опускает стекло и предъявляет удостоверение полицейскому в форме. Козырнув, тот пропускает ее на территорию. В зеркало заднего вида ей видно, как журналисты выходят из своих машин и пытаются уговорить беднягу-полицейского пропустить и их. Или хотя бы позвать кого-нибудь, чтобы поговорил с ними. Карен успела прочитать на белом фургоне логотип Доггерландского телевидения и логотип “Квелльспостен” на зеленом “саабе”. Третий автомобиль, скорей всего, принадлежит весьма раздосадованному редактору местной газеты. Маленькая парковка заполнена до отказа, и десяток машин стоит там, где в течение полугода наверняка зеленеет пышный газон. Сейчас это замерзшая глина, укрытая десятисантиметровым слоем снега. Карен наклоняется вперед, смотрит в лобовое стекло. Приходится напрячься, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Снег, конечно, как бы освещает землю, но небо серое, и уже сумеречно, хотя окончательно стемнеет только через час. Три желто-черных полицейских автомобиля, чуть подальше — “вольво” Бюле, но ни Кнута Брудаля, ни Сёрена Ларсена, ни белых фургонов криминалистов пока что нет и в помине. Она паркуется рядом с одной из полицейских машин, берет сумку с пассажирского сиденья, надевает грязные резиновые сапоги. Кофта подождет, думает она, застегивая молнию зеленой замшевой куртки. Боль стреляет от колена в бедро, когда она осторожно ковыляет по снегу к главному зданию. Из высоких окон льется свет, а чуть поодаль она видит нескольких мужчин в оранжевых жилетах, от холода они притопывают ногами. Турстейн Бюле замечает ее, как только она выходит на свет, и спешит ей навстречу. — Наконец-то, — говорит он. — Я понимаю, вы приехали так быстро, как могли. Поесть-то успели? Карен пожимает протянутую руку и качает головой: — Полбутерброда. — У них там полно еды осталось от вчерашнего праздника. Может, сперва перекусите, а я тем временем расскажу, что нам известно. — Где тело? — Примерно в пятистах метрах отсюда, но там ограждение и дежурят двое полицейских. Нам все равно нечего там делать, пока не приедут судмедэксперт и криминалисты. Карен кивает. Бюле прав, и ей вовсе не хочется еще больше сердить Сёрена Ларсена и лезть за ограждение ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство. — Ну что ж, хорошо. Свен Андерсе́н был здесь? — На сей раз нет. Практически нет сомнений, что́ именно здесь произошло, поэтому я сразу позвонил вам. К тому же Андерсен захворал, и я решил, что лучше дождаться судмедэксперта. Как я говорил, парню перерезали горло, это даже я могу сказать вполне определенно. — Здесь можно где-нибудь поговорить без помех? — Да, Гроты очень любезны. В нашем распоряжении тот кабинет, где мы прошлый раз встречались с Уильямом Трюсте. — А где все? — Бьёрн Грот с женой живут в одном флигеле, а сын Йенс — в другом. Они оба дома. Дочь, Мадлен, с мужем — у себя дома, в Гудхеймбю. — А остальные гости? Вы сказали, тут был большой праздник. — Точнее, корпоратив. Они все в гостинице возле поля для гольфа, в полукилометре отсюда. Если можно назвать это гостиницей, так, заброшенный старый пансионат. Но я и там оставил людей, чтоб никто не смылся. — Сколько всего наших? — У меня здесь всего семеро. В том числе две женщины. — Как вы умудрились собрать столько людей? — Позвонил в турсвикский участок, и они прислали троих на подмогу. Больше ничего сделать не удалось; грипп и тут свирепствует вовсю. — Ладно. Вы молодец, Турстейн, как и прошлый раз. Пойдемте в дом? Не разыскивая хозяев, они проходят через вестибюль, через винокурню, мимо больших медных чанов, в огромный кабинет Уильяма Трюсте. Двое полицейских ассистентов, сидящих за столом для совещаний, при виде их вскакивают, утирают рты и отдают честь, украдкой дожевывая и пытаясь сглотнуть. — Продолжайте, — быстро говорит Карен и видит, что один из них, усаживаясь, косится на ее резиновые сапоги и рваные джинсы. Бюле не преувеличил, отмечает она. Если это всего лишь остатки праздника для сотрудников, то Гроты не поскупились. Стол уставлен большущими блюдами с колбасой, сырами, паштетами и всевозможными моллюсками. В одном конце корзинки с разными сортами хлеба, бутылки с минеральной водой и легким пивом и два огромных термоса. Карен накладывает себе полную тарелку деликатесов и берет две бутылки минеральной воды, а Турстейн Бюле садится на кожаный диван в другом конце помещения. Когда она присоединяется к нему, он кивает на ассистентов, которые по-прежнему молча жуют с отсутствующим видом. — Как считаете, попросить их уйти? — Вряд ли они бы услышали наш разговор, даже если бы не спали, — говорит Карен, намазывая маслом кусок черного хлеба. Отправляет в рот немного бараньего паштета, наливает стакан минералки. Потом достает записную книжку и кладет рядом с тарелкой на стеклянный журнальный столик. — Рассказывайте, — говорит она. И Бюле рассказывает. Винокурня Грота устроила новогодний корпоратив для всех своих сотрудников и их жен. Этакий kick off[12] грядущего в новом году масштабного расширения. Помимо Бьёрна и Лауры Грот, их двух детей — Йенса и Мадлен — с супругами и Уильяма Трюсте с женой, присутствовали одиннадцать сотрудников и шесть их спутниц. То бишь в общей сложности двадцать пять человек, из которых в полночь на месте находился двадцать один. Две пары уехали раньше. Насколько удалось выяснить, одна уехала после разговора с няней, которая встревожилась, не грипп ли у ребенка, вторая же потому, что жена одного из работников солодовни сразу хватила лишнего и мужу пришлось ее увезти. Жена Уильяма Трюсте Хелена не пила вообще и отвезла мужа домой около часу ночи. Но в машине с ними была еще и секретарша, Эва Фрамнес. Супруги Трюсте довезли Эву Фрамнес до ее дома в Скребю. Дочь хозяев, Мадлен, и ее муж Элиас покинули праздник около половины второго, остальные члены семьи провели ночь у себя дома, на территории винокурни. Прочие гости ночевали в “гостинице” возле поля для гольфа. На сей раз Бюле пальцами изобразил кавычки, чтобы подчеркнуть низкопробность пристанища. — Кроме мастера Бергвалля, речь идет о молодых парнях, работающих на производстве, и о нескольких приглашенных подружках. Судя по всему, праздник явно удался, настроение было превосходное. Гроты не пожадничали ни с едой, ни с напитками, ни с фейерверком. Потому-то, наверно, никто и не обратил внимания, что одного из гостей недостает. Только за завтраком кто-то обронил, что Габриеля Стууба не видно, и поначалу все решили, что он не иначе как отсыпается с похмелья. Только когда около половины десятого наемные уборщики принялись собирать возле горного плато сгоревшие петарды, пустые бутылки из-под шампанского и стаканы, оказалось, что Габриель Стууб вовсе не спит у себя в комнате. Молодая уборщица, которая с черным мусорным мешком в руках собирала пустую стеклотару, сперва подумала, что человек под узловатой карликовой сосной устроился там спать, и встревожилась, уж не замерз ли он. Но, подойдя ближе, увидела, что снег под ним красный, а на шее зияет рана, как у тех оленей, которых ее отец подвешивал в дровяном сарае после осенней охоты. — О’кей, — говорит Карен, дослушав Бюле до конца, — стало быть, кое-кто из приглашенных по-прежнему в гостинице. Но мы никак не можем держать их здесь еще одну ночь. — Верно, я как раз только что говорил с Рёсе. Он и Сванемарк находятся там, и среди гостей явно растет раздражение. — Вы не начали опрос свидетелей? Бюле смущенно мнется. — Нет, только записали контактные данные. Я хотел дождаться вас, чтобы не вышло каких накладок. Думал, наша первоочередная задача — охрана. Карен вздыхает про себя. Вот оборотная сторона того, что расследованием всех тяжких преступлений должен заниматься центр; отбери у людей ответственность и полномочия — и результатом будут робеющие сотрудники, которые боятся хотя бы шаг сделать на свой страх и риск. — С этим вы прекрасно справились. Только вот еще что, Турстейн. — Карен делает паузу, подыскивая нужные слова. Не будь таким чертовски пассивным, думает она, а вслух говорит: — Я не стану возмущаться, если вы проявите инициативу в соответствии со здравым смыслом и нормальной полицейской работой. Вы — опытный полицейский, и мне нужна ваша помощь. О’кей? — О’кей. — Тогда пусть ваши люди снимут основные свидетельские показания, и мы отпустим гостей по домам. Я хочу знать, когда каждый из них в последний раз видел Габриеля Стууба и не было ли вчера вечером каких-нибудь конфликтов. Кроме того, я хочу, чтобы мы задавали прямые вопросы насчет Габриеля и дали всем возможность поделиться любыми наблюдениями, сделанными в ходе праздника. Вообще опросить надо всех. — Само собой. Скажу, чтобы приступили немедля. Но мне нужны люди для охраны места обнаружения и въезда на территорию. Семерых надолго не хватит. Карен кивает. — Да, тут быстро не получится. Я сама начну с семейства Грот, но мне понадобятся по меньшей мере двое… В этот миг от двери доносится знакомый голос. — Вот ты где, Эйкен, — говорит Карл Бьёркен. — Пируешь. Я-то думал, мы убийство расследуем. 36 С огромным облегчением Карен смотрит на высокого брюнета, который словно заполняет весь дверной проем, она едва сдерживается, чтобы не заключить его в объятия. Начальник Ноорёского полицейского округа Турстейн Бюле и инспектор уголовного розыска Карл Бьёркен из Главного управления доггерландской полиции представляются друг другу, после чего договариваются, что Бюле присоединится к коллегам в “гостинице”, а Карен и Бьёркен проведут первичные допросы свидетелей из семейства Грот. — Но прежде я хочу увидеть Стууба. Черт побери, когда же наконец явятся Сёрен и Кнут! — сердито бросает Карен. — Спокойно, Эйкен. — Карл Бьёркен забирает с ее тарелки кусок испанской ветчины. — Они ехали на том же пароме, что и я. Наверно, отправились прямиком к месту обнаружения.