— Заключение криминалистов опять-таки подкрепляет версию, что Стууба убили, — говорит она. — Лабораторные результаты мы, скорее всего, получим только после Нового года, но криминалисты зафиксировали на месте следы волочения, совпадающие с повреждениями на теле Стууба. Официально это называется подозрением в преступлении, однако едва ли можно сомневаться, что мы имеем дело с убийством, возможно, непреднамеренным. — А следы обуви или автомобильных покрышек есть? На сей раз вопрос задает парень, с виду похожий на младшего брата Роберта Рёсе. Такая же короткая стрижка и здоровенные бицепсы. Но в голосе нет и следа дерзкого тона коллеги. Карен опять ищет в памяти имя, которое Бюле назвал при знакомстве. Кажется, Андерссон? Рёсе явная гнида, Андерссон вроде вполне нормальный, а как звали вон ту молчаливую, с хвостом? Элла Сванберг вроде, нет, Сванемарк. Н-да, на вид тоже нормальная, думает Карен, бросая взгляд в густо исписанную записную книжку. — По словам Ларсена, нам не стоит особенно рассчитывать на технические улики, — говорит она и оборачивается к Андерссону: — Помимо множества отпечатков лап собаки Фредрика Стууба, которая металась возле обрыва, обнаружены отпечатки обуви Гертруд Стууб и еще несколько других, которые также будут изучены. Как только получим данные о размере и типе, начнем искать. Надеюсь, это пойдет быстрее. Что до отпечатков покрышек, то поблизости от разворотной площадки их, увы, очень много, и оставлены они людьми, которые свозят туда мусор, так что заниматься ими бессмысленно. Однако, понятно, там есть и следы обуви и покрышек тех, кто первым прибыл на место, то есть службы спасения и врача… — …и моей машины, — добавляет Турстейн Бюле. — Я припарковался наверху, возле свалки. Так что некоторые следы наверняка принадлежат мне. Боюсь, я не думал о том, куда ставлю ноги… Он умолкает, голос звучит растерянно. Скрипят стулья, взгляды устремляются на кофейные чашки и стаканы с водой. Начальник признался в собственных промахах — и все слегка расслабляются. — Но благодаря четким действиям Турстейна, который быстро поставил ограждение и охрану, в данных обстоятельствах место преступления зафиксировано весьма тщательно, — подчеркивает Карен и отмечает на губах Бюле легкую улыбку. — Кроме того, в ожидании подкрепления и криминалистов на раннем этапе был выставлен пост у жилища Фредрика Стууба. И это особенно важно, так как мы смогли выяснить, что дом обыскивали и, вероятно, сделал это преступник. До убийства или после, пока неизвестно. Что он искал и что пропало, тоже неизвестно. Опять-таки будем ждать результаты технической обработки найденных следов. Зато могу сообщить, что вчера мы с Турстейном побывали в доме Фредрика Стууба и нашли его ноутбук. Сейчас он отправлен в Дункер. — Выходит, убийца искал явно не его, — говорит Элла Сванемарк. — Но почему криминалисты сразу его не изъяли? Карен на миг задумывается. — Он был спрятан в тайнике на кухне. Его обнаружил Турстейн. Разрозненные смешки в комнате, и Карен слышит, как Рёсе что-то бормочет о “южанах”. Она смотрит на часы. — Ну что ж, как вы понимаете, впереди у нас много работы. Вы займетесь в первую очередь опросом соседей и проверкой разных данных, а также возможных алиби. Подробные инструкции получите от Турстейна и докладывать будете ему, как обычно. Ваши знания местности, опыт и контакты имеют в данном расследовании неоценимое значение. Общими усилиями мы во всем разберемся. Что-то в маленькой комнате изменилось. Рёсе по-прежнему выглядит скорее недоверчивым, нежели заинтересованным, но остальные словно бы на время забыли, что женщина перед ними — южанка, вдобавок присланная из ненавистного центра в Дункере. Но маленькая рабочая победа тотчас же забыта, потому что слово опять берет Рёсе. — А вы-то сами, — скучливо роняет он, — чем займетесь? Карен выпрямляется и смотрит ему прямо в глаза. Чуть поворачивает голову, чтобы пронзительно-голубая радужка с желтой каемкой была отчетливо видна на свету. Использует взгляд, который утихомиривал мужчин и посильнее Роберта Рёсе. — Я решаю, какие меры мы должны принять. Руковожу работой и распределяю задания. Короче, командую. А вы для начала можете называть меня инспектор Эйкен Хорнби. Или просто шеф. 21 — Собственно, сколько у них земли? — спрашивает Карен, глядя в пассажирское окно. Они вновь проехали четыре десятка километров на север от Люсвика, через скудный степной ландшафт и мимо замерзших торфяников. Далеко впереди за лесистыми участками виднеется силуэт высоких гор, но вблизи плоскую равнину нарушают лишь узловатый можжевельник да с трудом воздвигнутые каменные стенки. Турстейн Бюле сворачивает с магистрали, на сей раз на запад. Дом Габриеля Стууба расположен в той же части Скребю, что и дом его деда, только на противоположной стороне шоссе. И едут они не гуськом, а в одной из машин ноорёской полиции. Вопрос Карен чисто риторический, Бюле уже рассказывал, что владения семейства Хусс некогда простирались от Скребю до самой границы с Гудхеймом. И ей известно, что теперь земля разбита на участки и поделена, однако большей частью до сих пор принадлежит потомкам старого угольного барона. Вместо ответа Бюле кивает на дом наискось справа. — Во всяком случае, вот домишко Габриеля. Вы ведь ожидали другого, а? Перед ними желтый деревянный особняк, и на вид ему не больше десяти лет. Участок обнесен белым забором, который выглядит несколько излишним, поскольку до ближайшего соседа как минимум несколько сотен метров. Надо сказать, это не единственный деревянный особняк на Ноорё, в сравнительно крупных населенных пунктах вроде Люсвика, Скребю и Гудхеймбю старинные каменные дома стоят вперемешку с современными особняками из дерева и кирпича, но из-за окраинного расположения дом и сад Габриеля Стууба бросаются в глаза. — Господи, да почему… — Не спрашивайте меня, — говорит Бюле, вытаскивая ключ из зажигания. — Раньше тут был красивый старинный каменный дом, а они снесли его и построили это безобразие. Они открывают калитку и по гравийной дорожке идут к дому. На одной половине участка Карен замечает небольшой укрытый бассейн, двух фламинго из розового пластика и качели. Другую половину занимают гараж на две машины и что-то наподобие автомастерской. С виду все аккуратное, ухоженное. И совершенно неуместное. Словно кто-то вырезал кусок застроенного особняками дункерского или равенбюского предместья и наобум зашвырнул его в деревню. Почти четыре минуты они стоят у двери и жмут на звонок, прежде чем Габриель Стууб открывает дверь, и еще три секунды, прежде чем Карен понимает, что мужчина перед ней не просто только что проснулся, но и пребывает в сильном похмелье. Рыжеватые волосы с одной стороны облепили лицо, а с другой стоят дыбом, опухшие глаза щурятся на свет. Изо рта кисло несет перегаром, когда он неловко пытается подавить зевок. Майки на нем нет, обнаженный торс свидетельствует о многочасовых тренировках. Одной рукой он пытается застегнуть поспешно натянутые джинсы, а в другой крепко сжимает мобильник. — Доброе утро, — говорит Карен с широкой улыбкой. — Мы из полиции. Разрешите войти? Ни слова не говоря, Габриель Стууб поворачивается и первым идет в дом. Бюле закрывает входную дверь, и они молча шагают по коридору в гостиную. Внутри все выглядит примерно так, как Карен себе и представляла. Два черных кожаных дивана, стеклянный журнальный столик и кресло-вертушка с подставкой для ног, книжные шкафы, набитые безделушками и моделями автомобилей, лодок и самолетов вкупе со считаными книгами и фотографиями. Карен и Бюле садятся рядом на край дивана. Габриель собирается сесть в кресло, но, вспомнив о чем-то, быстро выходит в переднюю. Бюле порывается пойти следом, но Карен останавливает его, покачав головой. Если Габриель намерен сбежать, ему так или иначе сперва придется срочно кое-что сделать. Она достает записную книжку, невинно поднимает глаза на Бюле, смотрит на свои ногти, откусывает заусенец, меж тем как оба терпеливо слушают журчание в туалете. Через несколько минут воду чин чином спускают, шум кранов, дверь отворяется, тяжелые шаги на кухню, шуршит дверца холодильника, щелчок и шипение — вскрывают банку, а через секунду в дверях материализуется Габриель Стууб, с зачесанными назад мокрыми волосами и алюминиевой банкой спортивного напитка в руке. — Начнем? — с улыбкой говорит Карен. Габриель медленно усаживается в кресло, кладет ноги на подставку. Откидывается назад, отпивает глоток из банки. — Поехали, — говорит он. — Чего вам надо? — Как вы наверняка понимаете, мы здесь в связи со смертью вашего деда. Прежде всего позвольте выразить наши соболезнования. Габриель молча кивает. — Для начала нам нужны сведения о вас. Она быстро задает вступительные вопросы, Габриель отвечает, с безнадежной скукой на лице. Тридцать пять лет, двое детей, Локе и Лава, шести и четырех лет, с женой Катей несколько месяцев назад разошелся. Она уехала к своим родителям, в Турсвик на Хеймё. Нет, она родом не с Ноорё. Почему уехала она, а не он? Потому что все здесь, ясное дело, принадлежит ему. Он унаследовал от матери землю и сам построил дом. Катя ни гроша не внесла. Какие у нее планы, он понятия не имеет, и его это не интересует, пока она не скандалит из-за детей. Каждые вторые выходные ребята у него, не больше и не меньше. Да, о смерти деда он узнал в тот же день и от ноорёской полиции, и от священника. Да, насколько ему известно, он ближайший родственник Фредрика; нет, он не знает, оставил ли Фредрик что-нибудь ценное, они не поддерживали очень уж близких контактов. Почему? Ну, вероятно, Фредрику не нравилось, что внук вовсе не идеал. — И все же вы встречались накануне убийства? — говорит Карен и, вскинув брови, смотрит ему в глаза. Габриель медлит, будто вспоминая, потом разводит руками: — Так ведь был сочельник. — Стало быть, вы все же худо-бедно поддерживали контакт с Фредриком и его сестрой Гертруд, встречались время от времени? — Ну, не сказать чтобы регулярно, не каждый день, но, ясное дело, встречались иной раз. Большей частью по праздникам. А что, мы ведь родственники и живем всего в паре километров друг от друга. — Итак, в сочельник вы поехали к Гертруд. Вы заранее договорились? — Утром она позвонила, а дети были здесь, ну и… я поехал туда. Думал, им не помешает повидать мою родню, а не только Катину. На следующий день собирался поехать в Турсвик и оставить их у нее. — И поехали? В смысле, оставили детей у Кати? Габриель Стууб отпивает большой глоток спортивного напитка, утирает рукой рот. — Угу. — В котором часу? Когда вы уехали из дому? — Да не помню я. Сразу после восьми, пожалуй, в четверть девятого. Во всяком случае, успел на девятичасовой паром, но шуму было много. — Что вы имеете в виду? — Катя сердилась. Точнее, ее родители. Я обещал привезти детей самое позднее в девять, а привез на полчаса позже. — Вы сильно повздорили? Раз они так негодовали, а? — А что? Это ведь не имеет отношения к делу. — Где вы работаете? Тактика срабатывает. На миг Габриель Стууб совершенно теряется, от неожиданной перемены темы. Глаза перебегают с Карен на Бюле и обратно, словно он ищет опору. — У Гротов, — покорно отвечает он. — Бутилирование и отгрузка. — Кто ваш непосредственный начальник? Секунду Габриель размышляет. — Пожалуй, Йенс. Он вроде как начальник по сбыту или как его там, но в основном мы сами справляемся. — Фамилия? — Ясное дело, Грот. Йенс Грот, сын Бьёрна, которому принадлежит вся шарашка. Карен делает пометку. — В котором часу вы уехали от деда? На сей раз перемена темы вызывает чисто физическую реакцию. Скулы Габриеля принимают зеленоватый оттенок, руки крепко стискивают подлокотники кресла, будто ему требуется опора. Секунду Карен опасается, как бы его опять не стошнило. Потом он проводит ладонью по лбу и глазам, медленно встряхивает головой. — Не пойму я, о чем вы. Про что вы толкуете?