– Почему ты спрашиваешь? – Просто любопытно. – Странная вещь – любопытство. – И что? Просто ответь на вопрос. – Я часто общаюсь с ними. Я подошла ближе. – Судя по тому, как вели себя Даника и Жасмин, с вашей последней встречи прошли недели, если не больше. – Ну, прошло много времени с тех пор, как я их видел. Иногда я связываюсь с Николаем или Дезом по телефону или встречаюсь здесь, в городе. – Итак, сколько времени прошло с тех пор, как ты был дома? – спросила я, и крылья Зейна сложились. Я скрестила руки на груди. – Что? Это твой дом, Зейн. – Что-то не похоже. Не сейчас, когда мой отец умер и… – Он оборвал себя, а затем повернулся и направился к выступу. – Прошло много времени с тех пор, как я был там. – Разве ты не скучаешь? Я уехала из дома и скучаю так сильно, что это причиняет боль. – Это не одно и то же, – он запрыгнул на выступ и уселся там, осматривая город. – Мой клан все еще здесь, в Вашингтоне, и я могу видеть их, когда захочу. – Да, можешь, – сказала я, сжимая руки в кулаки. – Должно быть, приятно иметь такую привилегию. Его голова повернулась в сторону, и прошло долгое мгновение. – Ты не понимаешь. Возвращаясь туда… все, о чем я могу думать, – об отце и о том, что не смог спасти его, не смог остановить Лейлу. Раньше это место хранило хорошие воспоминания. Великие. Но сейчас… все не так. Я уставилась на него. – Знаю, каково это, Зейн. Или ты забыл об этом? Зейн выругался. – Нет, я не… Мне жаль… – Не извиняйся. Просто… просто послушай меня, – сказала я. – Ты сказал, что я не несу ответственности за смерть своей мамы. Не хочу показаться высокомерной, но я сильнее тебя. Я могла бы покончить с Райкером в мгновение ока, но я этого не сделала. Ты не смог спасти своего отца… – Это не одно и то же. – Почему? Зейн плавно поднялся и повернулся. – Я был занят личным дерьмом, Тринити. Моя голова была вне игры. Будь это не так, я мог бы остановить атаку. Я не знала, правда это или нет, но у меня было предчувствие, что все не так просто. – Значит, ты просто хандрил и ничего не делал, когда он умер? – Нет. Я сражался с рэйфом. Я вскинула руки вверх. – Слушай, может, ты и отвлекся, но это не похоже на то, что ты ничего не делал. Смерть отца не твоя вина. А еще я понятия не имею, что случилось с Лейлой, но уверена, что это тоже не твоя вина. – О, это была полностью моя вина, – он спустился на крышу. – Я чуть не убил ее, но дело не только в этом. Это нечто большее, – он вздохнул, оглядываясь через плечо на улицу. – Я скучаю по ним. Правда. Мне просто нужно личное пространство. Вот почему я съехал. Вот почему не возглавил клан. – Потому что чувствуешь, будто подвел своего отца? – Потому что не уверен, смогу ли я… это сделать, – он был передо мной, расправив крылья. – Не знаю, смогу ли я возглавить клан, если больше не верю, что то, что они делают, – правильно. Мои глаза расширились от этого признания. – Вся эта история с убийством демонов без разбора? Он кивнул. – Если нам говорят: вот это правильно, это еще не значит, что так оно и есть. Я не знала, как на это реагировать. Зейн сомневался, что все демоны плохие. Вероятно, Альфы будут очень, очень недовольны, услышав это. Как и мой отец. Однако после встречи с Ротом, Лейлой и даже Кайманом я подумала, что Зейн прав. Они помогали мне, когда мой собственный клан изначально хотел, чтобы я просто… двигалась дальше. – Это достойно восхищения, – сказала я наконец. – Что? – Ты. Ты позволяешь себе видеть то, что, вероятно, видит менее одного процента Стражей. Он склонил голову набок. – А что думают Истиннорожденные? Я пожала плечами. – Вероятно, мне есть чему поучиться на самом деле. – Да. – Но… – Мы закончили с этим разговором, – сказал Зейн, и я открыла рот. – Серьезно. Я захлопнула рот, а затем кивнула. Удивительно, что он поделился со мной сокровенным. Я чувствовала себя так, словно взобралась на крепостную стену. Когда теплый ветерок поднял тонкие пряди волос на моем затылке, я подумала о том дне, когда к нам прибыл Зейн. – Я часто лазила по зданиям дома, когда Миша забирался на вершину одного из них, чтобы отдохнуть. Вот где я была, когда увидела, как вы, ребята, появились, – на крыше Большого Зала. Не знаю, говорила я тебе это или нет. Миша ненавидел это, всегда беспокоился, что кто-нибудь увидит меня или я поскользнусь и упаду, – сказала я, подходя к выступу. – Но мне это нравилось – быть так высоко и так близко к звездам. Я не умею летать, так что… Это самое большее, что я могу себе позволить. Зейн выругался себе под нос, когда я запрыгнула на выступ, и быстро приземлился рядом. Его большое тело наклонилось, чтобы поймать меня, если я вдруг потеряю равновесие. Я ухмыльнулась, развернулась на выступе и отошла. Конечно, мое ночное зрение было в основном полным дерьмом. Но вот мое равновесие – всегда на высоте. Я видела, где заканчивалось здание. А еще я была в этом переулке раньше, и, кажется, расстояние между зданиями составляло около шести метров. Зейн остановился прямо за мной. – Что случилось с твоим увлечением звездами? Прикусив нижнюю губу, я оглянулась на него, а затем подняла взгляд к небу. – Ты видишь звезды? Прямо сейчас? Он ответил не сразу. Наверное, потому, что это был не тот вопрос, которого он ожидал. – Да. Почему ты спрашиваешь? – Потому что у Бога извращенное чувство юмора. – Я тяжело выдохнула, собираясь поговорить о том, о чем говорила еще меньше, чем о смерти мамы. Я заставила Зейна немного открыться, так что, возможно, это было… чем-то вроде честного обмена. Настала моя очередь. – Мой отец – ангел. Архангел, Зейн. Такой могущественный и такой пугающий для большинства людей, что мне даже не нравится произносить его имя. Его кровь течет во мне – его ДНК. А еще кровь моей матери и ее семьи. Как оказалось, у них не самая лучшая генетика, и некоторые из ущербных генов достались мне. – Что ты имеешь в виду? – У меня то, что называется пигментным ретинитом, и нет, не проси меня произносить это по буквам. Я, наверное, даже неправильно это делаю. Это… дегенеративное заболевание глаз, которое обычно заканчивается частичной или полной слепотой, – объяснила я. – Как правило, оно передается по наследству. Оно было у моей прабабушки и проявилось через пару поколений, то есть у меня. Мое периферическое зрение очень слабое: если я посмотрю вперед, то даже не смогу увидеть тебя: ты – всего лишь сгусток теней. Это все равно что надеть лошадиные шоры, – сказала я, поднимая руки по бокам головы. – И мое восприятие глубины довольно ужасное. – Подожди. Так вот почему ты вздрагиваешь, если что-то приближается к твоему лицу? Я кивнула. – Да, если что-то приближается сбоку, я часто не могу этого увидеть, пока оно не окажется в центральном поле зрения. Мои глаза плохо адаптируются от света к темноте, а очень яркий свет так же вреден, как и очень тусклый. А еще, когда я смотрю, перед глазами мелькают крошечные черные точки, вроде как плавающие, и пока их легко игнорировать. Но у меня уже есть катаракта. Это побочный эффект стероидных глазных капель, которыми мне приходилось пользоваться, когда я была младше, – пожав плечами, я снова пошла вдоль края. – Вот почему луна на самом деле выглядит как две луны друг на друге, пока я не закрою правый глаз. Остановившись, я положила руки на бедра и посмотрела вниз, на парк. Деревья казались просто очертаниями густой тьмы на фоне более светлых теней, хотя парк был освещен. Зейн коснулся моей руки, и когда я взглянула на него, то увидела, что он принял свою человеческую форму. – Что это значит? Ты слепнешь? Я снова повела плечом. – Не знаю. Возможно. Я не совсем человек, и это ставит под сомнение все. Кроме того, болезнь требует определенного уровня генетического картирования, чтобы увидеть, каким может быть прогноз. Полагаю, ты знаешь, почему этого никогда не сможет произойти. Но болезнь непредсказуема даже у людей. Некоторые в моем возрасте совершенно слепы. У других симптомы не проявляются до тех пор, пока им не перевалит за тридцать. Может быть, моя потеря зрения замедлится из-за ангельской крови или она может полностью прекратиться. Но мне становится все хуже, так что не думаю, что моя ангельская сторона приносит пользу. В общем, никто не может ответить на этот вопрос.