Я боролась со своей ухмылкой и победила. Некоторое время мы шли молча, а потом Зейн спросил: – Каково это – жить здесь? – Что ты имеешь в виду? – Другие Стражи ведут себя так же, как Клэй, или они добры к тебе? Я взглянула на него. – Почти все они смирились с моим присутствием, если ты об этом. Клэй – это просто… он задница. Но я выросла со многими Стражами. В том числе с Клэем. – И ты училась вместе с ними? Как это было? – В целом хорошо. На одном из занятий я узнала о Гражданской войне, а на следующем – о разных видах демонов. Это значит, что у меня, вероятно, более интересный образовательный опыт, чем у большинства людей, – сказала я. Все общины были оснащены собственными школами. Они, конечно, были намного меньше, чем многие школы в человеческом мире. В одном здании размещалась школа К-12[3], и в каждом классе обычно было не более десяти-пятнадцати учеников. – А что насчет тебя? Ты вырос в одной из общин? – Я родился в одной из них в Вирджинии, недалеко от Ричмонда, но ничего об этом не помню. – Значит, ты всегда жил на одном из аванпостов? – спросила я, имея в виду места, где жили обученные Стражи, которые патрулировали и охотились на демонов. – Да, – ответил Зейн. – И ты никогда не жила нигде, кроме как здесь и… в Нью-Йорке? Я была удивлена, что он вспомнил. – Мы приехали сюда с мамой, когда мне было восемь. – Мы перешли улицу, направляясь к небольшой каменной стене, которая отделяла главный дом от общины. – Это все, что я помню. Зейн был тих, и я украдкой бросила на него быстрый взгляд. Он сосредоточился на тускло освещенной дорожке, а затем его подбородок повернулся в мою сторону. Я отвернулась, глубоко вдыхая прохладный, пахнущий сосной ночной воздух. – На что похожа жизнь аванпоста? – Ни на что из этого, – ответил он. – Я вырос в окружении обученных Стражей, а не вдали от… ну, от всего. Проводил в городе столько же времени, сколько и в лагере. Там никогда не бывает так тихо. – Могу себе представить, – пробормотала я, но на самом деле это была ложь. Я мало что помнила о прошлой жизни. Мы жили в пригороде Олбани[4], никогда не бывали в таких городах, как Вашингтон, округ Колумбия, или Нью-Йорк. – Ты обучался на дому? – Да. Мой отец нанял человека, который был не слишком напуган, находясь в окружении Стражей. Он занимался моим образованием. – Должно быть, это тяжело – быть единственным ребенком. – Я был не единственным ребенком, – сказал Зейн, и мое любопытство разгорелось. Прежде чем я успела задать вопрос, он сказал: – Могу спросить тебя кое о чем? – Если я скажу «нет», ты же все равно спросишь. – Нет, если действительно не хочешь. Искренность в голосе Зейна заставила меня посмотреть на него. Я действительно… верила ему. – Что ты хочешь знать? – Сколько тебе лет? Я приподняла бровь. – Восемнадцать. А тебе? – Двадцать один, – ответил он. – Через несколько месяцев исполнится двадцать два. В сентябре. Я скрестила руки под грудью, когда мы обогнули каменную стену и приблизились к дому. – Тебе восемнадцать, твоей мамы больше нет, и я действительно сожалею об этом, но… – Выдержав секундную паузу, он быстро добавил: – Но почему ты все еще здесь? Глава 8 Черт, на этот вопрос было трудно ответить, потому что я не могла быть честна с Зейном. Когда мы добрались до дома, у меня все еще не было ответа. Мы остановились на краю полосы света, падавшего с переднего крыльца. – Это из-за того, что тебе больше некуда идти? – спросил он. – Не имею в виду ничего грубого. Могу представить, как тяжело вырасти здесь, а потом отправиться туда, в мир. – Но я хочу. В ту же секунду я мысленно прокляла себя всеми известными ругательствами. Мне действительно нужно взять под контроль свой язык. Зейн наклонился ко мне всем телом. – Тогда почему ты этого не сделаешь? – Это не… Это не так просто, – призналась я. – В смысле мне некуда идти. Как ты и сказал. Трудно выйти из этого состояния и просто уйти. Совет по образованию теперь признает наши дипломы, как и большинство колледжей, но где я возьму деньги? Финансовая помощь будет сложной задачей, потому что Стражи не имеют на нее права, и хотя я не Страж, мое образование предполагает, что я им являюсь. В общем, полная неразбериха, а у всех здесь есть дела поважнее, чем помогать мне. – Звучит так, будто ты изучала вопрос. Так и было. И все мои поиски были бессмысленны, потому что колледж не входил в мои планы. Это было не то, для чего я была… рождена. После убийства мамы я исследовала колледжи, полагая, что нет никаких причин, по которым мне нельзя ходить в школу и быть готовой к любому призыву. Но как я буду платить? Просить деньги у Тьерри и Мэттью? Они уже все для меня предусмотрели. Я не могла просить еще и об этом. – У меня есть еще один вопрос, – сказал Зейн. – Хорошо, – вздохнула я, наполовину боясь того, к чему это приведет. – Что случилось со Стражем, который убил твою мать? Этот вопрос стал толчком к перезагрузке системы, и я сделала шаг в сторону. – Мне не стоило рассказывать тебе об этом. – Почему? – Потому что мне не нравится говорить или думать об этом. – Мне очень жаль, – сразу же сказал Зейн. – Я не должен был спрашивать. Прерывисто вздохнув, я повернулась, чтобы подняться по ступенькам, а затем остановилась, повернувшись лицом к Зейну. – Страж мертв. Я бы не осталась здесь, будь это не так. – Уверен, что не осталась бы, – тихо сказал он. – Мне жаль, Тринити. Воздух застрял у меня в горле. Вот оно, снова. То, как он произнес мое имя. Тугая горячая дрожь пробежала по моей коже, и эта дрожь заставила меня вспомнить тоску, которую я увидела на лице Миши, когда он смотрел на Алину. Эта дрожь заставила меня вспомнить о теплых летних ночах, о прикосновениях кожи к коже. Жар внутри меня поднялся, прокатился по горлу и груди, подавляя горе, которое всегда сопровождало мысли о маме, и я поняла, что пора уходить. Именно так я и сделала, не сказав ни слова и не оглядываясь. Растерянный призрак снова вернулся. Он расхаживал по подъездной дорожке перед Большим Залом: надо было поговорить с беднягой и помочь ему двигаться дальше. – Мне от этого не по себе, – пробормотал Миша, следуя за мной, пока мы шли по мощеной дорожке вокруг Большого Зала. Я ухмыльнулась. Джада тоже ненавидела, когда я таскала ее за собой ради этих вещей. Честно говоря, Миша должен был находиться в Большом Зале на Акколаде вместе с остальными, но, как обычно, он был на Долговом Посту Тринити. – Ты даже не можешь их видеть, так что не понимаю, почему тебе так неуютно. – Может, и не вижу, но знаю, что они там, – Миша поймал край моей рубашки и потянул в сторону, прежде чем я задела маленькую елочку, которую не заметила. – Спасибо, – пробормотала я, останавливаясь на углу здания. Наступила ночь, и у входа в Большой Зал горел мягкий свет. Призрачный Чувак стоял у живой изгороди, подняв руки и теребя себя за волосы. Мое сердце сжалось от сочувствия.