Он подумал о мальчике, спрятавшемся в холодильнике. Ни света, ни звука, ни воздуха… Дверь. Темная дверь в стене, разделяющей стволы тоннеля. На ней было какое-то обозначение, но Зак даже не подумал прочитать его. Ручка повернулась, и он, пройдя сквозь стену, снова оказался в северном стволе, по которому они и ехали. Зак сразу почувствовал запах гари, оставленный сошедшим с рельсов поездом, и еще в ноздри ударила ядовитая вонь аммиака. Это была ошибка – надо было дождаться Норы, она будет его искать, – и все-таки Зак побежал дальше. Какая-то фигура. Впереди. Поначалу Зак поверил, что это Нора. На фигуре был рюкзак. Нора тоже тащила заплечную сумку. Впрочем, оптимизм был всего лишь игрой детского воображения. Шипение поначалу испугало его. Однако в слабеньком дальнем свете своего айпода-фонарика Зак увидел достаточно, чтобы понять: неизвестный занимается делом, не имеющим отношения к насилию. Зак отметил плавные движения руки стоявшего впереди человека и понял, что тот распыляет краску на стену тоннеля. Зак сделал еще один шаг вперед. Человек был лишь немногим выше самого Зака, его голову скрывал капюшон спортивной фуфайки. Локти рисовальщика были запятнаны краской. Разноцветные кляксы виднелись и на кромке черного капюшона, и на камуфляжных штанах, и на высоких кедах «Конверс». Человек, видимо, расписал всю стену, хотя Заку был виден только уголок изображения – что-то вроде серебряной ряби. Под рисунком вандал как раз заканчивал выводить свой тег. Он гласил: «Линяла». Все это длилось какие-то секунды, вот почему Заку не показалось необычным, что кто-то разрисовывает стену в абсолютной темноте. Линяла опустил руку и повернулся к Заку. – Эй, – окликнул Зак. – Не знаю, о чем ты думаешь, но лучше выбирайся из этого… Линяла откинул капюшон, скрывающий его лицо… – правильнее было бы сказать: «откинула капюшон» и «ее лицо». Это была девушка. Или даже так: она раньше была девушкой, в человеческой жизни. В жизни, в которой ей не исполнилось еще и двадцати. Лицо Линялы было безжизненным, неестественно неподвижным, словно мертвый лик тела, служащего оболочкой для злокачественной гноеродной биологической субстанции, таящейся внутри. В свете Закова айпода кожа твари обрела тускло-бледный оттенок маринованного мяса. Или, скорее, она походила на свиной эмбрион, хранящийся в банке с формалином. Зак увидел красные брызги на подбородке и шее твари, на ее фуфайке. И это была не красная краска. Позади раздался пронзительный визг. Зак на мгновение повернулся, а затем крутанулся в обратную сторону, осознав, что только что подставил спину вампиру. Поворачиваясь к Линяле, мальчик выставил перед собой руку с ножом, еще не зная, что вампирша уже ринулась на него. Лезвие «Авраама» вошло точно в глотку Линялы. Зак мгновенно выдернул нож, словно совершив трагическую ошибку, и из раны с каким-то бормотанием пошла белая жидкость. Глаза твари угрожающе расширились и закатились. Казалось, в ней нарастает волна злобы, поэтому Зак, даже не поняв до конца, что делает, четыре раза вонзил нож в горло вампира. Линяла конвульсивно прижал к бедру баллон с краской и с тихим «ш-ш-ш» упал на землю. Вампир рухнул следом. Зак стоял над ним с орудием убийства в руке. Он держал своего «Авраама» так, словно нечаянно сломал его, а теперь не знает, как починить. Легкий приближающийся топот пробудил Зака к жизни. Мальчик еще не видел вампиров, но знал, что они вот-вот нападут из темноты. Зак бросил свой айпод-фонарик и потянулся за баллоном с серебряной краской. Он взял его в руку и нащупал пальцем клапан как раз в тот момент, когда из мрака с воплями выскочили два паукообразных вампиреныша – жала так и мелькали в их разинутых ртах. То, как они двигались – причем с запредельной скоростью, – было неописуемо непохоже на то, как должно быть: конечности гнулись в любую сторону в вывихнутых локтевых и коленных суставах, при этом вампиреныши сохранили гибкость юности; посадка у них была невероятно низкой, и перемещались они, плотно прижимаясь к полу. Зак нацелил сопло баллона на жала. Прежде чем твари успели их выметнуть, он пустил по струе каждому вампиренышу в лицо – пустил как следует: обдал и рот, и нос, и глаза. Поверх слепых глаз у них уже было нечто вроде пленки, и краска прилипла к ней, полностью перекрыв тварям поле видимости – или что там было у них вместо этого поля. Они отшатнулись, пытаясь протереть глаза своими огромными, несоразмерными телу ладонями, но у них ничего не вышло. Зак получил, быть может, свой единственный шанс – надо было наброситься на тварей и убить их, – но вместо этого он, зная, что приближается целая толпа вампиров, подхватил свой айпод-фонарик и пустился бежать со всех ног, не дожидаясь, когда твари с закрашенными глазами поймают его в прицел каких-нибудь других органов чувств. Вдруг Зак увидел ступеньки и дверь с предупреждающим знаком. Она была заперта на замок, но не на засов, – никому и в голову не могло прийти, что так глубоко под землей найдутся грабители. Зак всунул кончик «Авраама» в щель, отщелкнул язычок замка и вошел внутрь. Низкое гудение испугало его, но это всего лишь работали трансформаторы. Он не нашел никакой иной двери и запаниковал, подумав, что попался. Однако сантиметрах в тридцати от пола шла здоровенная труба непонятного назначения: она выныривала из стены слева, поворачивала под небольшим углом и скрывалась в каком-то сложном машинном устройстве. Зак рискнул заглянуть под нее, но противоположной стены не увидел. Он подумал несколько секунд, затем положил айпод на пол экраном вверх так, чтобы свет отражался от металлической трубы, и с силой толкнул его вбок – в том направлении, в котором эта труба уходила под механизмы. Айпод заскользил по полу, как тонкая шайба, пущенная по столу для аэрохоккея, – его слабый столбик света ехал сначала точно под трубой, потом слегка изменил направление, но никуда не делся и продолжил двигаться дальше. Дальше, и дальше, и дальше, пока айпод не уперся во что-то твердое. Зак отметил, что там, вдалеке, сияние его фонарика больше не отражается от гладкой поверхности трубы. Без колебаний он лег на живот и начал было карабкаться под трубой, но тут же вылез и пополз снова, уже перевернувшись, – Зак сообразил, что на спине, и без того перепачканной грязью, можно перемещаться гораздо быстрее. Так он и двигался в этом тесном пространстве, головой вперед, глядя вверх, хотя его глаза ничего не видели в темноте. Зак проехал на спине метров пятнадцать, не меньше, – порой что-то на полу цеплялось за рубашку, выпущенную из-под куртки, что-то впивалось в спину. Наконец его голова высунулась в какое-то открытое пространство. Здесь труба изгибалась и уходила вертикально вверх, рядом с ней в стену была вделана металлическая лестница. Зак подобрал свой айпод и посветил вверх, но ничего не разглядел. Однако он услышал, что из-под трубы эхо доносит глухие удары – это вампиреныши шли по его следам, со сверхъестественной легкостью перемещаясь в тесной щели. Зак начал подниматься по лестнице. Баллон с краской по-прежнему с ним. «Авраам» плотно сидел за поясом. Перебирая железные перекладины, Зак слышал, как эхо глухих ударов – словно кто-то там, внизу, молотил по трубе – поднимается вместе с ним. Он остановился на секунду, зацепился сгибом локтя за перекладину и вытащил из кармана айпод, чтобы проверить, нет ли кого под ним. И тут айпод выпал из его руки. Зак потянулся за своей драгоценностью, едва не соскользнув с лестницы, не достал, и ему оставалось лишь бессильно наблюдать, как его «фонарик», кувыркаясь, летит вниз. Светящийся экран на мгновение озарил темный силуэт фигурки, поднимающейся по лестнице. Все та же игра в прятки, только теперь смертельная для Зака. Еще один «водящий» идет его искать. Зак взбирался по перекладинам со скоростью, которой сам от себя не ожидал. Но все же не с той, которая требовалась. Мальчик почувствовал, что лестница трясется, остановился, посмотрел вниз и… и понял, что сделал это очень вовремя. Тварь уже тянулась к его пяткам. Зак пустил в вампиреныша струю краски из баллона, ошеломив и ослепив врага, а затем стал бешено пинать его пяткой, пока тот, визжа, не слетел с лестницы. Зак снова полез вверх, всей душой надеясь, что ему больше не придется оборачиваться. Светящийся экранчик айпода сверху казался совсем крохотным, пол был уже далеко внизу. Лестница снова затряслась – сильнее, чем прежде. По ней взбиралось несколько тварей. Зак услышал собачий лай – тихий, приглушенный звук, доносящийся откуда-то извне, – и понял, что близок к выходу. Зак с новой энергией рванул вверх по перекладинам и… уперся в плоскую круглую крышку. Смотровой колодец. Гладкая крышка, холодная на ощупь, потому что с той стороны – ночной воздух. Зак был у поверхности внешнего мира. Он надавил на крышку основанием ладони. Надавил, собрав все оставшиеся силы. Бесполезно. Почувствовав совсем близко чье-то присутствие, Зак вслепую пустил вниз струю краски. Он услышал звук, похожий на стон, ударил преследователя ногой, но тварь не свалилась с лестницы. Она висела, вцепившись в перекладину, и раскачивалась из стороны в сторону. Зак снова лягнул вампира, и тут за его лодыжку схватилась рука. Очень горячая рука. И очень цепкая. На Заке висел вампиреныш и своим весом тянул его вниз. Зак выронил баллон – ему нужны были обе руки, чтобы держаться за лестницу. Он колотил ногой по перекладине, надеясь расплющить о железо впившиеся в него пальцы, но хватка твари не ослабевала. И вдруг – на каком-то ударе – жуткий визг: его отпустили. Зак услышал, как тело на лету шмякнулось об стену. Но этим дело не кончилось. Прежде чем Зак успел оценить обстановку, на него насело еще одно существо. Вампир. Мальчик чувствовал его жар, чуял землистый запах. Сильная рука схватила его под мышку, подцепила и подтащила к самому люку. Двумя мощными ударами плеча тварь выбила крышку, отшвырнула ее в сторону, а затем вылезла на прохладный воздух, потащив за собой Зака. Мальчик нащупал за поясом нож и едва не располосовал ремень, пытаясь высвободить «Авраама». Однако пальцы вампира мощно сдавили запястье, прижали руку к боку – и Зак ничего не смог сделать. Он закрыл глаза, не желая видеть эту тварь. Монстр держал его очень крепко, однако больше ничего не происходило. Тварь словно выжидала чего-то. Зак открыл глаза и медленно перевел взгляд вверх, заранее страшась вида злобной физиономии, нависшей над ним. Глаза вампира горели красным огнем, плоско лежавшие волосы обрамляли лицо мертвецким нимбом. Раздувшееся горло ходило ходуном; жало, словно кончик кнута, билось изнутри о щеки. На лице, приблизившемся к Заку, мешались выражения чисто вампирской страсти и горделивого удовлетворения победителя. «Авраам» выпал из руки Зака. – Мама… – только и сказал он. * * * Они подъехали к зданию в Центральном парке на двух гостиничных машинах – из тех, что бесплатно развозят клиентов. Машины были, разумеется, угнанные. Никаких конфликтов с военными по пути не произошло. Электричества в здании не было, лифты не работали. Гус и «сапфиры» сразу ринулись к лестнице, вот только Сетракяну было не по силам одолеть ступеньки до самого верха. Фет не рискнул предложить отнести его на руках: старик был настолько горд, что о подобном даже помыслить не мог. Препятствие казалось неодолимым. Сетракян потерянно стоял посреди фойе с серебряной книгой в руках и выглядел старее, чем когда бы то ни было. Фет отметил, что лифт в здании древний, с раздвижными решетчатыми дверями. По наитию он стал открывать двери возле лестницы и нашел-таки то, что искал: старомодный кухонный лифт с кабинкой, оклеенной обоями. Не издав ни звука протеста, Сетракян вручил Фету свою трость и залез в кабинку вполовину его меньше, где и уселся с книгой на коленях. Анхель принялся крутить ворот, противовес пришел в движение, и Сетракян плавно поехал вверх. В полной темноте Сетракян возносился все выше и выше внутри здания, покоясь в экипаже, больше похожем на гроб, чем на транспортное средство. Руки его лежали на серебряном переплете старого тома. Он пытался отдышаться, привести в порядок мысли, но это ему никак не удавалось: непрошеные образы устроили перекличку в его измученной голове. Перед ним вставали лица всех вампиров – всех и каждого! – кого он когда-либо убивал. Вся белая кровь, которую он проливал. Все черви, которых он выпускал из проклятых тел. Многие годы Сетракян ломал голову над проблемой происхождения этих монстров на планете Земля. Патриархи – откуда они пришли? Какое изначальное деяние зла породило этих тварей? Фет добрался до пустующего верхнего этажа – там по-прежнему шел ремонт – и отыскал дверцу кухонного лифта. Открыв ее, он увидел внутри Сетракяна в полубессознательном состоянии. Прежде чем вылезти наружу, профессор неловко повернулся в кабинке, высунул ноги и потопал по полу подошвами туфель, словно проверяя его на прочность. Фет вручил Сетракяну трость. Старик поморгал и недоверчиво взглянул на Василия, словно бы с трудом припоминая, кто стоит перед ним. Несколько ступенек вели к пустой квартире этого самого верхнего этажа здания. Дверь была приоткрыта. Гус провел Сетракяна и Фета внутрь. Войдя в комнату, они увидели господина Квинлана и еще двоих охотников. Те возвышались рядом с дверным проемом и могли бы показаться изваяниями, если бы не глаза, зорко наблюдавшие за пришельцами. Ни обыска, ни приветственных слов. За спинами охотников, как и при первом посещении, стояли Патриархи. Стояли совершенно неподвижно, словно статуи. Повернувшись к окнам, они созерцали погибающий город. В полнейшем молчании Квинлан занял пост рядом с узкой дверью из черного дерева в другом конце комнаты, сильно левее Патриархов. Только сейчас Фет осознал, что Патриархов лишь двое. Там, где раньше стоял третий, крайний справа, было пусто. Точнее, его место занимала маленькая деревянная урна с горкой чего-то больше всего напоминавшего белый пепел. Сетракян направился к Патриархам – он подошел ближе, чем ему позволили в первый раз. Старик остановился почти посредине комнаты. Осветительная ракета прочертила небо над Центральным парком, озарив комнату магниевой вспышкой и обозначив в окнах силуэты двух оставшихся Патриархов. – Значит, вы знаете, – молвил Сетракян. Ответа не последовало. – Помимо Сарду, вас было шестеро. Шестеро Патриархов – трое из Старого Света, трое из Нового. Шесть мест рождения. Рождение – человеческий акт. Шесть мест происхождения. – Одно из них было в Болгарии. Теперь его нет. Следующее – Китай. Но что помешало вам обезопасить их? Возможно, гордыня. Или что-то очень похожее. Когда мы осознали, что находимся в опасности, было уже поздно что-то предпринимать. Младший обманул нас. Считалось, что его место происхождения – Чернобыль. Это был ложный объект. Долгое время Младшему удавалось хранить молчание. Он питался исключительно падалью. Теперь он выдвинулся на первое… – Значит, вы понимаете, что обречены, – перебил Сетракян. И в ту же секунду Патриарх, стоявший слева, испарился, вспыхнув чистым белым светом. То, что составляло его существо, превратилось в пыль и осыпалось на пол, – звук, сопровождавший эту трансформацию, тоже был опаляющий, хотя больше всего походил на тонкий свистящий вздох. Люди вздрогнули, словно от удара током. По психике тоже был нанесен удар. Почти мгновенно двоих охотников уничтожили на месте точно таким же образом. Они исчезли, оставив после себя тончайший туман. Ни пепла, ни праха – лишь одежды охотников пали на пол теплыми кучками ткани. «Вместе с Патриархами уходит и их священная родословная. Владыка уничтожает своих единственных конкурентов за власть над планетой. Неужели все дело в этом?» – подумал Сетракян. Древний, судя по всему, без труда читал его мысли. Ирония судьбы: именно в этом, в обретении власти, и заключался план, который мы разработали для данного мира. Мы позволили нашему живому инвентарю возвести себе загоны, создать необходимое оружие и повсюду распространить его, а также придумать резоны для самоуничтожения и заразить этими идеями как можно больше особей. В течение длительного времени мы меняли экосистему планеты посредством той главной породы, которую здесь развели. Надо было только дождаться, чтобы воздействие парникового эффекта привело к необратимым последствиям, и тогда мы явили бы себя и пришли к власти. – Вы собирались переделать этот мир под вампирское гнездовье, – догадался Сетракян. Ядерная зима – прекрасная среда обитания. Долгие ночи, короткие дни. Мы могли бы существовать на поверхности планеты, а от воздействия солнца нас защищала бы зараженная атмосфера. И мы почти достигли своей цели. Вот только он предвидел это. Равно как предвидел и то, что, когда мы добьемся желаемого, ему придется делить с нами эту планету и ее богатейшие пищевые ресурсы. А он этого не хочет. – Чего же тогда он хочет? – спросил Сетракян. Боли. Младший хочет всей боли человечества, какую только можно из него выжать. И настолько быстро, насколько это вообще возможно. Он не может остановиться. Это пристрастие… эта жажда боли, по сути, коренится в самом нашем происхождении… Сетракян еще на шаг приблизился к последнему из старших Патриархов. – Скорее! Если для вас гибель – уничтожение места вашего сотворения, значит и для него тоже. Теперь, зная содержание книги, ты должен научиться верно интерпретировать знания…