Василий повернулся так, чтобы держать в поле зрения всех пришельцев. Третьим оказался Гус. Воротник его рубашки был оторван, поэтому надпись, вытатуированная на ключицах, – SOY СОМО SOY – хорошо читалась. В руке Гус держал длинный серебряный нож. Итак, три гангстера-мексиканца и старый отставной рестлер с ладонями как добрые толстые отбивные. – Уже темнеет, ребята, – сказал Фет. – Шли бы вы отсюда. – Чего-чего? – спросил Крим, тот, с серебряными кастетами. – Ломбардщик, – пояснил Гус Фету. – Где он? Фет решил стоять на своем. Эти панки были навьючены убийственными орудиями, но Василий не знал их, а те, кого он не знал, ему не нравились. – Не понимаю, о ком вы. Гус, разумеется, не повелся на эти слова. – Ну что же, мать твою, тогда мы пооткрываем все комнаты, дверь за дверью. – Валяйте, – сказал Фет. – Только сначала вам придется пройти через меня. Крысолов поиграл гвоздезабивным пистолетом. – Просто чтоб вы знали: вот эта малышка у меня в руке – очень неприятная штуковина. Гвоздь вонзается в кость. Просто-таки впивается в нее. Вампир или не вампир – не важно: кости каюк. Я успею услышать, cholo,[36] как ты завопишь, когда попытаешься выковырять пяток сантиметров серебра из своей гребаной глазницы. – Василий, – предостерегающе произнес Сетракян, выходя из задней двери с тростью. Гус увидел старика, увидел его руки. Те самые руки с искореженными пальцами – в точности такие, какими он их запомнил. Ломбардщик выглядел куда старее прежнего, даже будто стал меньше ростом. С того момента, как они встретились несколько недель назад, прошли годы. Гус выпрямился в полный рост – он вовсе не был уверен, что старик узнает его. Сетракян оглядел Гуса с ног до головы. – Сокамерник, – сказал он. – Сокамерник? – переспросил Фет. Сетракян протянул руку и фамильярно похлопал Гуса по плечу. – Ты слушал. Ты понял. И ты выжил. – A guevo.[37] Я выжил. А вы… вы все-таки выбрались. – Неожиданным образом фортуна повернулась ко мне лицом, – сказал Сетракян. Он посмотрел на спутников Гуса: – А что стало с твоим другом? Тем, который был болен. Ты сделал то, что должен был сделать? Гус содрогнулся, вспомнив ту страшную ночь: – Si. Я сделал то, что должен был сделать. И я занимаюсь этим с тех самых пор. Анхель полез одной рукой в рюкзак на плече, и Фет взял на изготовку свой гвоздезабивной пистолет. – Ну ты, медведище, полегче, – сказал он. Анхель вытащил серебряную шкатулочку, которую они извлекли из руин ломбарда. Гус подошел к старому рестлеру, взял шкатулку, открыл ее, вынул карточку и передал ломбардщику. На карточке был написан адрес Фета. Сетракян заметил, что шкатулка помята и закопчена, а один уголок даже оплавился под воздействием сильного жара. – Они послали за вами целую команду. Применили дымовую завесу, чтобы напасть днем. Когда мы прибыли туда, – Гус кивком указал на всю компанию, – они уже кишмя кишели в вашем магазине. Нам пришлось взорвать весь дом, чтобы выбраться оттуда, причем все же сохранив за нашей кровью красный цвет. Тень сожаления лишь мельком пробежала по лицу Сетракяна, но сразу исчезла. – Итак, ты вступил в битву. – Кто? Я? – переспросил Гус, угрожающе взмахнув серебряным клинком. – Да я и есть битва. Все последние дни только и делаю, что гоняюсь за вампирами. Прикончил столько – сосчитать невозможно. Сетракян более внимательно, уже с озабоченным видом, осмотрел оружие Гуса. – Могу я спросить, где ты взял столь искусно сделанное вооружение? – Один мудак подогнал, – сказал Гус. – Они пришли за мной, когда я был еще в наручниках и драпал от полиции. Прямо на улице меня и сняли. Лицо Сетракяна потемнело. – «Они» – это кто? – Ну, они. Деды. – Патриархи, – уточнил Сетракян. – Боже святый, – прошептал Фет. Сетракян жестом призвал Василия к спокойствию. – Пожалуйста, – сказал он Гусу. – Объясни мне все с самого начала. И Гус объяснил. Он рассказал о предложении Патриархов, про то, что они удерживают его мать, и про то, как он завербовал «сапфиров» в Джерси-Сити, чтобы они поработали рядом с ним в качестве дневных охотников. – Наемники… – произнес Сетракян. Гус счел это слово за комплимент. – Мы драим наш большой пол их молочной кровью. Мы крепкий карательный отряд. Отличные истребители вампиров. Или, может, просто вампирские говнодавы – то есть давим всякое вампирское говно. Анхель кивнул. Ему нравился этот парень. – Эти самые Патриархи, – сказал Гус, – они думают, что все это – согласованная акция против них. Нарушение их правил кормления, попытка подвергнуть их риску обнаружения… В общем, «Шок и трепет»,[38] я полагаю… Фет подавил смешок. – Ты полагаешь? Ты что, шутишь? Вы, гребаные убийцы-недоучки, вообще понятия не имеете, что тут происходит. Вы даже, по сути, не знаете, на чьей вы стороне. – Тише, тише, пожалуйста. – Одним движением руки Сетракян заставил Василия умолкнуть, после чего погрузился в размышления. – Они знают, что ты пришел ко мне? – Нет, – ответил Гус. – Скоро узнают. И это им не понравится. Гус заметно встревожился. Сетракян воздел обе руки, успокаивая его. – Не стоит волноваться. Все это действительно очень большая беда, просто ужасная ситуация для любого, у кого в жилах течет красная кровь. Я очень рад, что ты снова нашел меня. Фет радовался, когда глаза старика начинали блестеть, – это означало, что у профессора появилась очередная идея. Заметив искорки в глазах Сетракяна, Василий немного расслабился. – Думаю, кое в чем ты сможешь мне помочь. Гус коротко взглянул на Фета, как бы говоря: «Ну что, съел?» – Скажите, что сделать, – кивнул Гус Сетракяну. – Я вам многим обязан. – Ты отведешь меня и моего друга к Патриархам. Резиденция ФБР «Бруклин-Куинс» Эф сидел один-одинешенек в допросной, уперев локти в исцарапанный стол. Сидел спокойно, без тени волнения, медленно и задумчиво потирая руки. В комнате витал застарелый запах кофе, хотя самого кофе здесь и близко не было. Лучи потолочной лампы косо падали на зеркало одностороннего видения, высвечивая одинокий отпечаток человеческой ладони – призрачный след недавнего допроса. Странное ощущение, когда знаешь, что за тобой наблюдают, даже изучают тебя. Это влияет на все, что ты делаешь, на то, как ты себя ведешь, – вплоть до позы. Влияет на то, как ты облизываешь губы, на то, как ты смотришь – или не смотришь – на себя в зеркало, за которым таятся твои тюремщики. Если бы лабораторные крысы знали, что за их поведением следят самым внимательным образом, то все эти эксперименты с лабиринтом, в конце которого лежит кусочек сыра, приобрели бы дополнительное измерение.