Он даст о себе знать, когда придет время. Если кого-то из них уже перекупили и склонили на сторону Владыки без Эфа, то он теряет свой последний шанс спасти сына. Эф чувствовал, что колеблется. Необыкновенным усилием воли он пытался прогнать Владыку и одновременно сохранить сомнения. — Мне… перед тем как принять решение, нужно будет поговорить с Заком. Объяснить мои действия. Оправдать их и узнать, что он жив и здоров, сказать ему… Нет. Эф выжидал. — Что ты хочешь сказать своим «нет»? Ответ должен быть «да». Включи это в наше соглашение. Это не является частью никакого соглашения. — Никакого соглашения?.. — Эф увидел недоумение на своем лице. — Ты не понимаешь. Я не могу так просто принять твое предложение. Но совершенно исключено — категорически! — что я пойду на сделку, пока не получу возможность увидеть сына и узнать, что с ним все в порядке. Ты никак не можешь понять, что у меня нет ни терпения, ни сочувствия к твоим избыточным человеческим эмоциям. — Нет терпения?.. — Эф навел острие серебряного меча на щиток шлема; его обуяло злобное недоумение. — Ты не забыл, что у меня кое-что есть? Кое-что, отчаянно тебе необходимое? А ты не забыл, что у меня твой сын? Эф отпрянул, словно его оттолкнули. — Я не верю своим ушам. Слушай, все очень просто. Я почти готов сказать «да». И прошу всего о нескольких минутах, черт побери… Все еще проще. Книга в обмен на твоего сына. Эф покачал головой: — Нет. Пять минут… Ты забыл свое место, ничтожный человечишко. Я не уважаю твои эмоциональные потребности и не собираюсь включать их в наше соглашение. Ты сдашься мне с потрохами, Гудвезер. И будешь еще благодарить меня за то, что я предоставил тебе такую привилегию. И каждый раз, глядя на тебя в течение той вечности, когда я буду господствовать на этой планете, я буду считать твою капитуляцию характерной чертой всей вашей расы цивилизованных животных. Эф улыбнулся, его перекошенный рот напоминал причудливую рану на лице, настолько он был ошарашен отвратительным бездушием этого существа. Это напомнило ему, с чем он, с чем все они борются в жестоком и суровом новом мире. И еще его поразило, насколько глух Владыка ко всему, что касается людей. Да что говорить, именно из-за неспособности понять — полной неспособности сочувствовать — Владыка все время недооценивал их. Загнанный в угол человек становится опасен, но именно эту простую истину вампир никак не мог взять в толк. — Ты хочешь услышать мой ответ? — спросил Эф. Я уже знаю ответ, Гудвезер. Мне требуется только твоя капитуляция. — Вот тебе мой ответ! Эф отступил и ударил передающего вампира, стоящего перед ним. Серебряный клинок вонзился в основание шеи и снес с плеч облаченную в шлем голову. Теперь Эфу не в чем было видеть отражение своего предательского «я». Крови вытекло всего ничего — белой крови со щелочным запахом, которая впиталась в древний пол. Шлем клацнул о землю и откатился в угол. Прежде чем замереть, он некоторое время покачивался из стороны в сторону. Эф нанес удар не столько Владыке, сколько своим стыду и отчаянию безвыходной ситуации. Он уничтожил рупор искушения, вместо того чтобы разбить само искушение, понимая, что это чисто символический поступок. Искушение никуда не делось. В коридоре послышались шаги, и Эф отпрянул от обезглавленного тела, только теперь осознав, что натворил. Первым в клетку вошел Фет, за ним последовала Нора. Она остановилась, как громом пораженная: — Эф! Что ты сделал?.. Пока он был один, его импульсивный поступок казался оправданным. Но теперь, когда вдобавок ко всему из коридора донеслись шаги Гуса, последствия предстали перед ним во всей их чудовищности. Мексиканец поначалу не увидел Эфа. Он во все глаза смотрел в камеру, где держал свою обращенную мать. Он взревел, бросился мимо Норы и Фета внутрь, увидел обезглавленное тело на полу с руками, все еще связанными за спиной, увидел шлем в углу. Гус закричал. Он вытащил из рюкзака нож и бросился на Эфа с такой скоростью, что Фет не успел среагировать. В последнее мгновение Эф поднял меч и отразил атаку Гуса, и в этот момент темное пятно заполнило пространство между ними. Белая рука ухватила Гуса за воротник и оттащила в сторону, вторая толкнула Эфа в грудь — так существо с покрытой головой, продемонстрировав громадную силу, развело их. Мистер Квинлан, облаченный в куртку с черным капюшоном, излучал вампирский жар. Гус выругался и замахал ногами, пытаясь освободиться. Его ботинки мельтешили в нескольких сантиметрах над землей. Слезы ярости брызнули из глаз. — Квинлан, отпусти, я убью эту сволочь! Успокойся. Низкий баритон Квинлана вторгся в голову Эфа. — Отпусти меня! Парень размахивал ножом, хотя и было понятно, что он блефует. Да, Гус был вне себя от ярости, но ему хватало рассудительности с уважением относиться к мистеру Квинлану. Твоя мать уничтожена. Ей уже ничем не поможешь. И это к лучшему. Она давно уже прекратила свое существование, а то, что осталось… только вредило тебе. — Но это мой выбор!.. Что бы я ни делал — это мой выбор! Вы уладите все разногласия между собой так, как сочтете нужным. Но позднее. После генерального сражения. Квинлан посмотрел на Гуса своими пронзительными глазами, жарко горевшими в тени полотняного капюшона. Они были огненно-красными, такого насыщенного оттенка Гус в жизни не видел ни у одного естественного объекта, даже у самой свежей человеческой крови. Этот цвет был краснее самых красных осенних листьев, ярче и насыщеннее любого оперения. И в то же время, хотя Квинлан одной рукой поднимал Гуса над полом, эти глаза пребывали в состоянии покоя. Гусу не хотелось бы, чтобы они смотрели на него с гневом. И он, по крайней мере на этот момент, отложил сведение счетов с Эфом. Мы можем свалить Владыку. Но у нас мало времени. И мы должны сделать это… все вместе. Гус указал на Эфа: — От этого наркомана только вред. Из-за него поймали доктора Мартинес. Из-за него убили одного из моих людей, и вообще он настоящая проказа… хуже — он проклятие. Этот говнюк приведет нас к катастрофе. У Владыки его сын, он его усыновил и водит на поводке, как какую-нибудь долбаную собачонку. Теперь Эф набросился на Гуса, но рука мистера Квинлана тут же уперлась в его грудь, точно стальная балка. — Расскажи нам, — не сдавался Гус. — Расскажи, что этот сучий потрох нашептывал тебе только что. У тебя с Владыкой был задушевный разговор? Я думаю, мы все имеем право знать, о чем вы тут беседовали. Рука Квинлана на вздымающейся груди Эфа то поднималась, то опускалась. Эф смотрел на Гуса, чувствуя на себе взгляды Фета и Норы. — Ну? — крикнул Гус. — Мы слушаем. — Это была Келли, — ответил Эф. — Ее голос. Она упрекала меня. Гус ухмыльнулся и плюнул в лицо Эфу: — Безвольный говнюк. И снова эти двое попытались броситься друг на друга. Фету и мистеру Квинлану пришлось растаскивать их. — Он так тоскует по прошлому, что пришел сюда, чтобы его приласкали. У тебя крыша поехала на семейной почве. — Гус повернулся к мистеру Квинлану. — Я вам говорю, от него никакой пользы. Дайте я его замочу. Избавлю всех нас от мертвого груза. Я уже сказал: вы можете все уладить, как вам будет угодно. Но только после. Всем, даже Эфу, было очевидно, что мистер Квинлан почему-то защищает его. Что он относится к нему иначе, чем ко всем остальным. А это означало, что Эф чем-то отличался от них. Мне нужна ваша помощь, чтобы найти последний элемент. Помощь всех вас. Всех вместе. И немедленно. Мистер Квинлан отпустил Гуса, который в последний раз сделал выпад в сторону Эфа, но на этот раз опустив нож. — У меня никого не осталось, — рявкнул он в лицо Эфу, словно обозленная собака. — Никого. Я убью тебя, когда все это кончится. Клойстерс Винты вертолета отбрасывали волну за волной жалящего черного дождя. Хляби небесные разверзлись, из темной тучи потоки грязных осадков проливались на землю, но, несмотря на темноту, на пилоте «Стоунхарта» были солнцезащитные летные очки. Барнс боялся, что пилот действует вслепую, и надеялся только на одно — что они остаются достаточно высоко над небоскребами Манхэттена. Барнс покачивался в пассажирском отсеке, пристегнутый за плечи к сиденью ремнями безопасности. Вертолет, выбранный из нескольких моделей в Бриджпорте, на заводе Сикорского, трясло и в вертикальной, и в горизонтальной плоскости. Дождь, казалось, проникал под лопасти, хлестал по окнам, словно Барнс находился в лодчонке посреди бушующего океана. От этого у него скрутило желудок, тошнота подступила к горлу. Он успел вовремя снять с головы шлем, чтобы наблевать в него. Пилот перевел ручку управления вперед, и они начали снижаться. Барнс понятия не имел куда. Сквозь иссеченное струями воды стекло едва можно было угадать контуры зданий вдали, потом вершины деревьев. Барнс решил, что они садятся в Центральном парке близ замка Бельведер. Но тут резкий порыв ветра развернул хвост вертолета, пилот принялся крутить рукоятку, пытаясь овладеть управлением, а Барнс в окне совсем рядом справа, прямо за деревьями, увидел бурлящий Гудзон. Это не Центральный парк.