Гус посмотрел на Гудвезера, который считался бойфрендом Норы. Гудвезер взглянул на него, но вот удивительно: в его глазах не было огня, который горел во взгляде Фета. — Трудное дело. — Труднее не бывает. Нужно действовать немедленно. Если они выяснят, кто она, выяснят, что она знает нас… ей несдобровать, а нам и подавно. — Я всегда за хорошую драку, поймите меня правильно. Но теперь пытаюсь мыслить стратегически. Моя задача не только в том, чтобы остаться в живых, но и умереть человеком. Мы все понимаем, с какими рисками это связано. Стоит ли того операция спасения? Я, братишки, просто спрашиваю. Фет кивнул, глядя на язычки пламени, лижущие насаженную на шампуры рыбу. — Я тебя понимаю. На данном этапе нужно ответить себе на вопрос: для чего мы это делаем? Пытаемся спасти мир? Но мир уже погиб. Если завтра вампиры исчезнут, что мы станем делать? Отстраивать все заново? Как? Для кого? — Он пожал плечами, посмотрел на Гудвезера в поисках поддержки. — Может, когда-нибудь. Пока небо не очистится, мы просто будем бороться за выживание, независимо от того, кто правит на планете. Василий помолчал, доставая кусочки тунца из усов. — Я мог бы назвать множество причин. Но самое главное — я устал терять людей. Мы сделаем это. С тобой или без тебя. Гус махнул рукой: — Я ведь не сказал, чтоб вы разбирались без меня. Просто хотел узнать твое мнение. Мне Нора нравится. Мои ребята скоро вернутся, тогда вооружимся. — Гус оторвал еще кусочек горячего тунца. — Всегда хотел раздолбать одну из их ферм. Только повода серьезного не было. Фет вспыхнул от благодарности: — Нужно оставить еды для твоих парней, пусть подкрепятся. — Это получше беличьего мяса будет. Давайте огонь погасим. Хочу показать вам кое-что. Гус завернул остатки рыбы в бумагу для своих hombres, потом загасил огонь растопленным льдом. Он повел их вниз по зданию, потом по пустому кампусу в Бьюэл-холл и в подвал. Здесь, в маленьком помещении, они увидели закрепленный на стойке велосипед, подсоединенный Гусом к зарядным устройствам. Но столе лежала куча всяких гаджетов, притащенных с кафедры аудиовизуальной техники, включая цифровые камеры последних моделей с телеобъективами, накопитель и несколько портативных мониторов высокого разрешения — всего того, что теперь уже не производилось. — Тут ребята записывали наши рейды и разведку. Высокая пропагандистская ценность, если это удастся как-то запустить на зрителя. Мы в этом смысле тоже провели кое-какие разведмероприятия. Знаете замок в Центральном парке? — Конечно, — кивнул Фет. — Берлога Владыки. Его целая армия вампиров охраняет. Гудвезер теперь был заинтригован, он подошел к семидюймовому монитору, а Гус подал питание с аккумулятора и подключил камеру. Экран ожил, засветился водянисто-зеленым на черном. — Объектив ночного видения. Нашел пару десятков в коробке с комплектом приспособлений для видеоигр. Их надевают на объектив. Соединение далеко не лучшее. Да и качество — говно. Но вы посмотрите. Фет и Гудвезер подались к маленькому экрану. Несколько секунд глаза привыкали, потом они увидели, как темные призрачные фигуры на экране стали сбиваться в кучу. — Это замок. — Гус обвел очертания пальцем. — Каменный фундамент, озеро. А здесь — армия вампиров. — Откуда ты это снимал? — спросил Фет. — С крыши Музея естественной истории. Ближе не подобраться. Поставил камеру на треногу, как снайпер. Изображение стены замка заходило ходуном — фокусное расстояние перевели на максимум. — Ну вот, — сказал Гус. — Видите? Картинка перестала прыгать, на высокой стене появилась чья-то фигура. «Солдаты» внизу подняли к ней головы — синхронное движение полной покорности. — Черт возьми, — выругался Фет. — Это что, Владыка? — Он какой-то маленький тут, — заметил Гудвезер. — Или перспектива нарушена? — Это Владыка, — сказал Фет. — Ты посмотри на этих зомби внизу — как они все разом повернули к нему голову. Точно цветы к солнцу. — Он изменился — сменил тело, — сказал Эф. — Наверно, — согласился Фет, в его голосе послышался прилив гордости. — Значит, профессор все же покалечил его. Точно. Я так и знал. Уделал гада так, что ему пришлось менять оболочку. Крысолов распрямился. — Интересно, как он это сделал. Гус смотрел на Гудвезера, который полностью сосредоточился на нечетком, дрожащем изображении Владыки. — Это Боливар, — сказал Гудвезер. — Что это? — Не что, а кто. Габриэль Боливар. — Боливар? — переспросил Гус, пытаясь вспомнить. — Певец, что ли? — Именно, — кивнул Гудвезер. — Ты уверен? — спросил Фет, точно зная, кого имеет в виду Гудвезер. — Как ты определил в такой темноте? — По манере двигаться. Есть в нем что-то такое. Я вам говорю — это Владыка. Фет присмотрелся: — Ты прав. Но почему Боливар? Может, Владыке некогда было выбирать? Может, старик нанес ему удар такой силы, что тому пришлось немедленно менять шкуру. Гудвезер разглядывал изображение — к Владыке на высокой стене присоединился кто-то, такая же нечеткая фигура. Гудвезер замер, потом задрожал, словно в лихорадке. — Это Келли, — сказал он уверенно, без всякого сомнения. Фету было видно хуже, он не спешил с утверждениями, но Гус тоже не сомневался. — Святая Мария. Гудвезер унял дрожь в теле, опершись рукой о стул. Его жена-вампирша прислуживала Владыке. А потом появилась еще одна фигура. Меньше ростом, худощавее двух других. Ее изображение на экране было темнее. — Видите?! — воскликнул Гус. — Это человек, и он живет среди вампиров. Не просто среди вампиров — рядом с Владыкой. Какие предположения? Фет замер. Он хорошо знал Гуса и теперь почувствовал, что тут не все в порядке. Василий посмотрел на Гудвезера. Тот отпустил стол. Ноги у него подкосились, он так и сел на пол, но взгляда от расплывчатой картинки на экране не отвел. Его желудок горел огнем, словно в него плеснули кислоты. Нижняя губа дрожала, из глаз текли слезы. — Это мой сын. Международная космическая станция Снижай ее. Астронавт Талия Чарльз больше даже не поворачивала головы. Когда голос раздался в первый раз, она просто приняла его. Она почти — да, она могла признать это — приветствовала его. Пребывая в одиночестве (за всю историю человечества не было еще столь одинокого существа), она не оставалась наедине со своими мыслями. Она была в изоляции на борту МКС, этого продвинутого исследовательского центра, пришедшего в нерабочее состояние и болтающегося на околоземной орбите. Двигатели малой тяги, питающиеся от солнечных батарей, спорадически включались, и этот искусственный спутник продолжал движение по эллиптической траектории на высоте в триста километров над планетой, переходя из дня в ночь приблизительно каждые три часа. Вот уже два календарных года (восемь орбитальных дней учитывались за один календарный) она существовала в этом состоянии карантинной неопределенности. Нулевая гравитация и нулевые физические нагрузки сильно деформировали ее худеющее тело. Большая часть мышц исчезла, сухожилия атрофировались. Позвоночник, руки и ноги согнулись под странными, неестественными углами, а большинство пальцев превратились в бесполезные крюки, загнувшиеся вокруг себя. Ее пищевой рацион (в основном борщи глубокой заморозки, доставленные последним русским грузовиком перед катаклизмом) свелся почти к нулю, правда, ее тело почти и не требовало питания. Кожа Талии стала ломкой, ее чешуйки плавали в воздухе, словно пух одуванчика. Она почти полностью облысела, что было для нее к лучшему, потому что при нулевой гравитации волосы только мешали. Она практически перестала существовать — как в физическом, так и в интеллектуальном смысле. Русский командир станции умер через три недели после того, как в работе МКС начались сбои. Мощные ядерные взрывы на земле возмутили атмосферу, что привело к множественным столкновениям с космическим мусором. Они укрылись в аварийной спасательной капсуле, космическом летательном аппарате «Союз», как этого требовали инструкции в случае отсутствия связи с Хьюстоном. Командир Демидов решил выйти в космос и попытаться ликвидировать утечки в кислородном баке на корпусе станции. Ему удалось отремонтировать баки, а один принести в «Союз», после чего он умер от инфаркта. Его свершения позволили Талии и французскому инженеру протянуть гораздо дольше, чем они надеялись, а также перераспределить треть пищевого рациона и воды. Правда, успешный выход командира оказался не только благом, но и проклятием. Через несколько месяцев у Меньи, французского инженера, начали проявляться признаки слабоумия. Когда космонавты увидели, как планета скрылась за черным, похожим на чернильное пятно осьминога, облаком зараженной атмосферы, француз быстро утратил веру и начал говорить странными голосами. Талия думала, что сможет спастись от безумия, если вытащит из этой пропасти Меньи, и ей казалось, что у нее получается, но как-то раз она увидела его отражение в зеркале — он корчил рожи, полагая, что она его не видит. В ту ночь она притворялась, что спит, медленно вращаясь с полузакрытыми глазами в тесном пространстве корабля, и вдруг в этом ужасе невесомости Меньи тихонько открыл аварийный комплект, размещенный между двумя из трех кресел, и вытащил трехствольный пистолет, больше похожий на дробовик. За несколько лет до этого русская капсула после входа в атмосферу и спуска жестко приземлилась в сибирской глуши. Прошло несколько часов, прежде чем их обнаружили, и в течение этого времени космонавтам приходилось отгонять волков камнями и ветками. После того случая в портативный аварийный набор «Союза» в качестве стандартного оборудования включили специально сконструированный крупнокалиберный пистолет (с ножом в съемном прикладе). Талия смотрела, как он ощупывает ствол пистолета, трогает пальцем спусковой крючок. Он вытащил нож и пустил его бумерангом в воздух, клинок раз за разом облетал кабину, отражая пришедший издалека солнечный луч. Она почувствовала, что нож пролетел совсем рядом с ней, отчего в глазах француза сверкнуло что-то похожее на удовольствие. Тогда женщина поняла, что должна делать, чтобы спастись. Не оставляя свою любительскую терапию, чтобы не насторожить Меньи, она все это время готовилась к неизбежному. Даже сейчас ей не хотелось вспоминать об этом. Иногда во время поворота МКС его тело вплывало в поле ее зрения, словно жуткий свидетель Иеговы заглядывал в дверное окошко ее дома. Опять же одним претендентом на оставшуюся еду стало меньше. Снизилось и количество выдыхаемой углекислоты. Значит, она дольше продержится в этой сломанной космической консервной банке.