– Он – немец? Нацист? – Нет-нет. Он ни с кем не связан. Он не хранит верность никому и ничему. Не принадлежит ни к одной нации или стране. Бродит, где ему заблагорассудится. Кормится там, где есть еда. Этот лагерь очень ему приглянулся. Легкая добыча, и в огромном количестве. – Но вы… вы ведь выжили. Разве вы не могли кому-нибудь рассказать… – И кто бы поверил россказням живого скелета? Мне потребовались недели, чтобы принять то, о чем вы сейчас узнаете, а ведь я при этом присутствовал. Я не хотел, чтобы меня записали в сумасшедшие. Как только источник еды иссякал, Владыка просто перебирался на другое место. Но в лагере я дал себе клятву, которую не забыл. Я шел по следу Владыки много лет. Через Центральную Европу, Балканы, Россию, Центральную Азию. Три десятилетия. Иногда приближался, но никогда не настигал. Я стал профессором Венского университета, изучал фольклор. Собирал книги, оружие, инструменты. И все это время я готовился к встрече с ним. Этого шанса я ждал больше шестидесяти лет. – Но… тогда кто он? – У него много обличий. В настоящее время он пребывает в теле польского дворянина, которого звали Юзеф Сарду. Тот пропал во время охотничьей экспедиции в Румынии весной тысяча восемьсот семьдесят третьего года. – Тысяча восемьсот семьдесят третьего? – Сарду страдал гигантизмом. Ко времени экспедиции его рост превышал два метра десять сантиметров. Он был таким высоким, что мышцы не держали веса костей. По слухам, его карманы не уступали размером мешкам для брюквы. При ходьбе он тяжело опирался на трость с набалдашником в форме геральдического символа его семьи. Нора вновь посмотрела на длиннющую трость Сетракяна с серебряной насадкой. Ее глаза широко раскрылись. – Головы волка? – Останки других мужчин рода Сарду обнаружили много лет спустя вместе с дневником юного Юзефа. Он детально описал, как они выслеживали какого-то неведомого хищника, который выкрадывал и убивал охотников одного за другим. В последней записи указывалось, что Юзеф нашел тела у входа в пещеру. Он похоронил всех и собирался вернуться к пещере, чтобы встретиться с чудовищем лицом к лицу и отомстить за убитых родственников. Нора не могла отвести глаз от набалдашника трости – серебряной головы волка: – Как вы ее добыли? – Я проследил путь этой трости до одного антиквара в Антверпене и купил летом тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Сарду вернулся домой, в семейное поместье в Польше, много недель спустя. Он сильно изменился. Ходил с тростью, но больше не опирался на нее, а потом перестал ее носить. Он не только излечился от болей, вызываемых гигантизмом, но и налился невероятной силой. Вскоре крестьяне стали пропадать, деревню объявили про́клятой, оставшиеся в живых разбежались. Замок Сарду пришел в полный упадок. Молодого хозяина больше никто не видел. Нора взяла трость: – В пятнадцать лет он был таким высоким? – И продолжал расти. – Гроб… два с половиной метра на полтора. – Я знаю, – мрачно кивнул Сетракян. На лице Норы отразилось недоумение. – Подождите… а откуда вы знаете? – Я видел… однажды… во всяком случае, видел след, оставленный им на земле. Давным-давно. Келли и Эф стояли друг против друга на скромной кухне. Келли чуть осветлила и укоротила волосы. Их цвет и прическа придавали ей деловой вид. Она держалась пальцами за край столика, и Эф заметил порезы от бумаги на костяшках: вот они, опасности учительской профессии. Келли уже предложила ему полулитровый пакет молока, который достала из холодильника. – По-прежнему покупаешь цельное молоко? – спросил он. – Зи его любит. Хочет быть как отец. Эф открутил крышку, отпил из пакета. Молоко охладило его, но не успокоило, как обычно бывало. Сквозь проем в стене он увидел Мэтта – тот сидел на стуле и делал вид, будто и не смотрит на них. – Он очень похож на тебя, – добавила Келли. Она имела в виду Зака. – Я знаю. – Чем он становится старше, тем больше сходства. Целеустремленный. Упрямый. Требовательный. Умный. – И все это в одиннадцать лет. С таким жить трудно. Ее лицо расплылось в широкой улыбке. – Боюсь, нести мне этот крест всю жизнь. Улыбнулся и Эф. Он не знал, что получилось, улыбка или гримаса: за последние дни Эф отвык улыбаться. – Послушай, у меня очень мало времени. Я просто хочу… хочу, чтобы все было хорошо. Во всяком случае, между нами. Кутерьма с попечением, все такое… я знаю, это не могло не сказаться на наших отношениях. Я рад, что все закончилось. И пришел не для того, чтобы произносить речи. Просто… сейчас самое время разрядить обстановку. Келли стояла как громом пораженная. Она не находила слов. – Можешь ничего не говорить, я… – Нет, я хочу сказать. Я сожалею. Очень сожалею, что все так вышло. Правда. Я знаю, ты этого не хотел. Я знаю, ты хотел, чтобы мы оставались вместе. Ради Зака. – Естественно. – Видишь ли, я не смогла на это пойти… Не смогла! Ты высасывал из меня жизнь, Эф. Это и повлекло за собой то, что… В общем, мне хотелось причинить тебе боль. Хотелось. Признаю. И это был единственный способ, который я смогла придумать. Эф глубоко вздохнул. Келли наконец-то призналась в том, что он и так знал. Но радости победы не ощутил. – Мне нужен Зак, ты это знаешь, – снова заговорила Келли. – Зак… это Зак. Думаю, без него нет и меня. Не знаю, хорошо это или плохо, но со мной так. Он для меня все… как когда-то был ты. Она выдержала паузу, чтобы последняя фраза дошла до обоих. – Без него я буду совсем потерянной, буду неполноценной, я… Келли замолчала. – Будешь такой же, как я, – вставил Эф. Она вздрогнула. Их взгляды встретились. – Послушай, часть вины я беру на себя. Я знаю, что не был… парнем, с которым легко поладить, идеальным мужем. Я очень уж много отдавал работе. А Мэтт… знаю, раньше я говорил… – Однажды ты назвал его моей «утехой». Эф поморщился: – Знаешь, что я тебе скажу? Если бы я работал в «Сирс», если бы у меня была обычная работа, а не… ну, не знаю, работа как вторая жена, ты бы не чувствовала себя такой брошенной. Такой обманутой. Такой… отодвинутой на задний план. Они некоторое время молчали. Эф подумал, с какой легкостью большие проблемы оттирают малые. С какой живостью личные неурядицы отступают перед борьбой с настоящей бедой. – Я знаю, что ты собираешься сказать, – прервала паузу Келли. – Ты собираешься сказать, что нам давно следовало поговорить об этом. – Следовало, – кивнул он, – но мы бы не смогли. Не получилось бы. Сначала нужно было пройти через все это дерьмо. Поверь, я бы все отдал, чтобы этого избежать, но… мы имеем то, что имеем. Вот сидим разговариваем… Как давние знакомые. – Жизнь складывается не так, как мы загадываем. Эф кивнул: – После всего, через что прошли мои родители, через что протащили меня, я всегда говорил себе: никогда, никогда, никогда, никогда. – Знаю. Эф закрыл пакет молока. – Тогда забудем, кто прав, кто виноват. Что нам теперь нужно сделать, так это уберечь Зака от лишних переживаний и волнений. – Согласна. Келли кивнула. Эф кивнул. Он потряс пакет, чувствуя ладонью холод молока. – Господи, ну и денек. Он вновь подумал о маленькой девочке из Фрибурга, той самой, что держала за руку мать в салоне самолета, прилетевшего в Нью-Йорк рейсом 753. А ведь она примерно одного возраста с Заком. – Помнишь, ты всегда говорила, если возникнет какая-то биологическая угроза и я не скажу тебе первой, ты со мной разведешься? Теперь, конечно, поезд ушел. Она нахмурилась, вглядываясь в его лицо: – Я знаю, у тебя неприятности. – Дело не во мне. Я хочу, чтобы ты выслушала и не теряла самообладание. По городу распространяется вирус. Это что-то… невероятное… худшее из всего, с чем мне приходилось сталкиваться.