Гус поднял пистолет и направил на полицейского. Издалека послышался вой сирен, он нарастал с каждой секундой. Полицейский посмотрел на Гуса, а в следующий миг его голова разлетелась, как брошенный на землю арбуз. Гус держал копа на мушке, пока не перебрался через ограждение, потом отбросил пистолет и подумал о ключах от наручников. Но с этим он опоздал. Мигалки стремительно приближались. Гус повернулся и побежал в надвигающуюся ночь. Келтон-стрит, Вудсайд, Куинс Келли еще не сняла учительский наряд: темную блузку, жилетку из мягкой ткани, длинную прямую юбку. Зак был наверху, вроде бы делал домашнюю работу, и Мэтт вернулся домой: на вторую половину дня в магазине, где он работал, была намечена инвентаризация. Новости об Эфе ужаснули Келли. А теперь она не могла связаться с ним по мобильнику. – Наконец-то ему удалось. Мэтт сидел в кресле, выпустив из брюк фирменную рубашку сотрудника магазина «Сирс». – Наконец-то он рехнулся. – Да ладно тебе, Мэтт… Впрочем, Келли его особо и не одернула. Но… неужели Эф и впрямь рехнулся? И что это значило для нее? – Мания величия. Знаменитый охотник за вирусами. Он напоминает мне пожарных, которые устраивают поджоги, чтобы потом героически из потушить. – Мэтт откинулся на спинку кресла. – Не удивлюсь, если он делает все это ради тебя. – Ради меня? – Чтобы привлечь внимание, только и всего. Мол, посмотри, какой я важный. Келли покачала головой, показывая, что он зря сотрясает воздух. Иногда она даже удивлялась, до какой же степени Мэтт не разбирается в людях. Раздался звонок, и Келли перестала кружить по гостиной. Мэтт вскочил с кресла, но к двери первой поспела Келли. На пороге стоял Эф, за его спиной – Нора и незнакомый старик в длинном твидовом пальто. – Что ты тут делаешь? – Келли выглянула из двери, посмотрела направо-налево. Эф протиснулся в дом: – Приехал увидеться с Заком. Объяснить. – Он не знает. Эф огляделся, совершенно игнорируя Мэтта: – Он наверху, занимается с ноутбуком? – Да, – кивнула Келли. – Если у него есть выход в Интернет, тогда он знает. – И Эф взбежал по лестнице, перепрыгивая ступеньки. Нора осталась в дверях с Келли. Она шумно выдохнула: – Извини. Нагрянули без приглашения. Келли снова покачала головой – мол, ничего страшного – и оценивающе оглядела Нору. Она знала, что ее и Эфа теперь связывает не только работа. И прекрасно понимала, что Норе совершенно не хотелось появляться в ее доме. – Как я понимаю, бывшая госпожа Гудвезер? – Сетракян протянул руку со всей галантностью ушедшего поколения. – Авраам Сетракян. Рад с вами познакомиться. – Я тоже. – Келли обескураженно глянула на Мэтта. – Он посчитал необходимым повидаться с вами, – сказала Нора. – Объясниться. – Этот визит не сделает нас соучастниками преступления? – спросил Мэтт. Келли пришлось сглаживать его грубость. – Хотите что-нибудь выпить? – спросила она Сетракяна. – Может, воды? – Господи, – вырвалось у Мэтта, – за этот стакан воды мы можем схлопотать по двадцатке… Эф устроился на краю кровати, Зак сидел за столом перед включенным ноутбуком. – Я влип во что-то, чего и сам не понимаю, – сказал Эф. – Но хочу, чтобы ты услышал об этом от меня. Все, что говорят в новостях, – ложь. За исключением того, что за мной гонятся. – Они могут прийти и сюда? – спросил Зак. – Могут. На лице Зака отразилась тревога. – Тебе нужно избавиться от мобильника. – Уже избавился, – улыбнулся Эф. Он хлопнул по плечу сына-заговорщика. Эф заметил рядом с ноутбуком на столе видеокамеру, которую подарил Заку на Рождество. – Все еще снимаете тот фильм? – Уже монтируем. Гудвезер взял камеру. Маленькая и легкая, она как раз умещалась в кармане. – Могу я позаимствовать ее на какое-то время? Зак медленно кивнул: – Это солнечное затмение, папа? Оно превращает людей в зомби? Эф изумился – правда не очень-то отличалась от гипотезы Зака. Он попытался взглянуть на происходящее с позиции одиннадцатилетнего парнишки с богатым воображением, и тут же любовь к сыну выплеснулась наружу. Он встал, обнял мальчика. Оба замерли, наслаждаясь этим мгновением, хрупким и прекрасным. Эф взъерошил волосы сына. Никакие слова больше не требовались. Келли и Мэтт шептались на кухне, оставив Нору и Сетракяна в застекленном солярии. Старик стоял, засунув руки в карманы, и глядел в наступившую ночь, третью после приземления проклятого самолета. Нора чувствовала его нетерпение. – У него много нерешенных проблем с семьей. После развода. Сетракян вынул правую руку из кармана, сунул за пазуху, пощупал маленький карман на жилетке – проверил, на месте ли коробочка с таблетками. Карманчик располагался в непосредственной близости к сердцу, словно соседство нитроглицерина способствовало работе стареющего насоса. Сейчас сердце билось ровно. И на сколько еще ударов он мог рассчитывать? Сетракян надеялся, что ресурса хватит, чтобы довести дело до конца. – У меня нет детей, – заговорил он. – Моя жена Анна уже семнадцать лет как мертва. Господь не одарил нас потомством. Можно предположить, что желание иметь детей с годами угасает, но нет, с возрастом оно становится только сильнее. Я многому могу научить, а вот ученика у меня нет. Нора посмотрела на его трость, прислоненную к стене рядом со стулом. – Как вы… как вы пришли к этому? – Вы спрашиваете, когда я узнал об их существовании? – И как посвятили себя борьбе с ними. Сетракян помолчал, собираясь с мыслями. – Тогда я был совсем юным. Во время Второй мировой войны меня отправили в оккупированную Польшу, конечно же против моей воли. В лагерь к северо-востоку от Варшавы. Он назывался Треблинка. – Концентрационный лагерь? – Лагерь уничтожения. Это жестокие существа, дорогая моя. Более жестокие, чем любые хищники, с которыми приходится сталкиваться в этом мире. Они охотятся на молодых и больных. В лагере я и все остальные служили ему пищей. – Ему? – Владыке. От интонации, с которой старик произнес это слово, по спине Норы пробежал холодок.